Совершенно секретное дело о ките - Альберт Мифтахутдинов

Ноэ и Варя поплыли к противоположному берегу озера, быстро достигли его, сели на дно отдышаться, здесь было мельче, из воды торчали только их головы, покрытые инеем.

— Ноэ, — сказал он и протянул к ней руки. Даже в горячей воде чувствовалось тепло ее тела.

— Ноэ, — шепнул он.

— Да, — тихо ответила она.

И минимум одежды, что был на них, стал им совсем не нужен.

Вездеходы мчались к поселку, стремясь обогнать друг друга. В одном — Машкин, Глория, Ояр, в другом — Чернов, Христофор, Ноэ и Варя. Сзади плелась упряжка Нанука. Он видел, как вездеходы сошли с набитой дороги и гнали по целику.

«Молодые… резвятся… зря», — подумал Нанук, поняв, что вездеходы соревнуются.

— Полярные гонки! — кричал Варфоломей, силясь одолеть шум машины. Ноэ кивала.

Вездеходы мчались, подминая на своем пути торчащие из-под снега кустики, сдирая на подъемах мох с камней.

Испуганно шарахались в сторону редкие песцы, срывались с мест кормежки и улетали в глубину островной тундры белые куропатки.

Забыли люди свои же недавние слова о бережном отношении к тундре и полосовали Остров как могли, цель — поселок, кто быстрее, счастливое настроение людей, сделавших свое дело, — основное, а остальное забыто.

Так часто бывает: остальное вроде лишних забот, и скинуть с плеч заботу необязательную, за которую не отвечаешь, человеку свойственно, он даже об этом часто не задумывается, как всякий человек, отлично сделавший главную работу.

«Все придут в поселок, — думал Нанук, — зачем торопиться, все равно придут… какая разница, кто первый? Тут не праздник, не оленьи бега. Эх!»

Упряжка его свернула на прибрежную укатанную галечную полосу, утрамбованную сверху крепким снегом. Собаки бежали легко.

По дороге гидробазовский вездеход Машкина «разулся» — вылетел «палец», стояли, искали его. Нанук подъехал — тоже помогал искать, вколачивали, закрепили наконец… Удалось!.

— Ладно, дома починим. А сейчас надо потише.

Въехали в поселок одновременно с вездеходом охотоведов, который вел Чернов. Они поставили свой вездеход рядом с домом, а Машкин не торопясь поехал к гаражу.

Разгрузились, потянулись с вещами по своим домам.

Машкин распустил гусеницы, вытащил злополучный «палец», надеясь заменить два-три трака, заново стянуть их. Потом раздумал, оставив машину в разобранном виде, пошёл домой, к ребятам. Надо Глорию устраивать, гостиницы тут нет.

Задувало, начиналась поземка, дело близилось к ночи.

Нанук тоже вернулся. Упряжка его уже стояла у дома. Сам он суетился у крыльца, готовил собакам еду.

Варфоломей провожал Ноэ. У крыльца она что-то вытащила из рукавички и вложила ему в ладонь.

— Что это?

— Коготь того большого медведя, Барона.

— Зачем?

— По нашим обычаям, если хочешь, чтобы женщина была тебе верна, подари ей коготь медведя и клык… вот… Так что, если захочешь взять меня в жены, тебе не надо думать о свадебном подарке для меня, — засмеялась она.

— И все заботы? — спросил он.

— Ага! — смеялась она.

— А клык?

— Сам вытащишь. Инструменты у вас есть. Вот и добывай. Медведя добыл, давай и его клык.

— Медведь не мой, наш.

— Все равно. «Наш» — это значит «и мой тоже».

— Я подумаю, — засмеялся он.

— Думай! — ткнулась она носом в его шею и убежала.

Он сунул коготь в карман и пошел к ребятам.

Пурга начиналась не на шутку.

— Ты где пропадал? — зашумел на Варю Ояр. — Смотри, что на улице! Теперь сиди, не высовывай носа!

— Пожалуй, последняя весенняя пурга, — заметил Христофор. — Весной тут каждая пурга обязательно последняя.

— Что же, будем зимовать, — довольно потирал у стола руки Чернов. Там уж дымился ужин. Ожидали Машкина. Потом решили начинать без него. Дело ясное, дело молодое — где-нибудь в гостях с Глорией. Так им и надо! А у нас зато нерпичья печень — Нанук принес — нам больше достанется.

К третьему дню пурга начала стихать. Машкин и Винтер пошли в гараж «подшаманить» гидробазовский вездеход. Раскопав занесенную снегом дверь, они сняли щеколду — замка не было, как не было замков вообще на домах островитян, зажгли свет, и их глазам представилась странная картина.

Все траки были разбросаны. Вторая гусеница, тоже разобранная, валялась на земле. Траки валялись как попало. Нигде ни одного соединительного стержня — «пальца» не было видно.

— Где пальцы? — спросил Винтер.

— Черт его знает…

— Ты разбирал?

— Да нет, не я… — удивленно пожал плечами Машкин.

— А в запчастях есть?

— Ни одного!

— Вот так разули! Теперь ни с места…

— Видимо, так.

— А кто?! Кто?!

— Черт знает! Опять привидения. Никому больше эти пальцы не нужны. Могли бы фары унести — все же дефицит. А это зачем?

— Кому-то нужен твой вездеход… — осенило вдруг Ояра.

— Как? — не понял Машкин.

— Кому-то нужен твой вездеход неработающим, простаивающим… Понял? Видишь, лучше из строя вывести его нельзя. Просто и со вкусом, дешево и сердито…

— Мерзавцы! — сплюнул Машкин.

— Да нет, талантливые, скажем прямо, мерзавцы! Надо же так придумать!

— Теперь мне ясно, кто стрелял по моим бочкам!

— Кто? — обрадовался Ояр.

— Они же!

— Кто они?

— Я разве знаю, — сник Машкин.

— Вот, брат, дела-а… Надо следователя вызывать… Звонить в райцентр. Пусть разбирается.

Глория вырядилась — Машкин ахнул. Золото в ушах, золото на шее, золото на груди, золото на пальцах, золотой браслет, золотые часы и золотой пояс и много еще чего, чему Машкин не знал названия и видел впервые.

— Надеюсь, все это честным путем? — пошутил он.

— Представь себе, да, — улыбнулась она.

— Сними!

— Что?

— Все. Я испытываю отвращение к золотым побрякушкам, Лора. Сними — ты не новогодняя елка. Ты и так красивая. Ты красивее всех на Острове. Красивее всех на советском северо-востоке. Красивее всех в Арктике. Красивее всех…

— Не надо.

— …а нацепила на себя столько, что можно на все это купить новый вездеход. Не позорь меня, сними. Что люди скажут? Надень свитер, брюки, короткие торбаса… Ну, можно оставить тоненькую цепочку. И кольца сними. Теперь будешь носить только одно, обручальное. Понятно?

— Понятно… — вздохнула она. — Еще до загса не дошла, а уже попала в домострой.

— Не нравится?

Она подошла к нему. Села рядом.

— Нравится. Будь всегда таким. А железки, что на мне, можешь взять и отдать за вездеход, если придется… мне не жалко. Просто я какая-то сегодня дурная. Волнуюсь, что ли? Ведь не первый же раз замужем…

Антоша обнял ее, покачал головой:

— Никогда больше не говори так.

Она прижалась к нему, улыбнулась и по-детски, рукавом, стала вытирать слезы.

Лежа в спальном мешке, засыпая под мерный тихий храп товарищей и завывания пурги, Варфоломей думал о том, что в небольшой, в общем-то, промежуток времени его жизни на Острове произошло столько событий, столько нового столько информации, что на осмысление всего понадобится время и время…

«Я напишу сценарий, отвезу его в студию и вернусь сюда снимать фильм. Обязательно. Сценарий не о медведе, а о людях, о соли здешней земли, здешних снегов, — думал он. И назову я фильм «Время Игры в Эскимосский Мяч». Это было хорошее время. Я много увидел, много узнал, а главное — полюбил. Возможно, мне удастся и многое понять — будет для этого и Время Большого Солнца, и Время Длинных Ночей, и Время Большой Медведицы, и Время Венеры Многоодеждной… Но самое главное для меня — Время Игры в Эскимосский Мяч».

Он заснул. А утром пришло к нему неожиданное решение, четкое, как выстрел из карабина, решение, поразившее всех и удивившее его самого.

Недосягаемая, как Полярная звезда, мечта, многолетняя и тайная, сбылась наконец, и стоял Иван Иванович Акулов, торжественный и гордый, в сельсовете с книгой актов записи гражданского состояния и регистрировал новобрачных Антона Машкина и Глорию Иванову. Первая регистрация на Острове за 15 (пятнадцать) лет!

Ребята с полярной станции щелкали фотоаппаратами, Слепили блицами, на патефон в третий раз ставили марш Мендельсона, шесть заветных бокалов в который раз заполняли перемороженным шампанским, и в который раз Глория шепотом спрашивала у Антоши, «бить или не бить?».

Антоша женился впервые, обрядов не знал, но наконец не выдержал и решился:

— Бить!

Глория на радостях со всего маху трахнула бокал об пол, то же на счастье старательно сделал Антоша.

Ивану Ивановичу Акулову было жаль казенных бокалов, но он хмыкнул и промолчал.

В это время вперед выступил Варя (он был на свадьбе дружком и свидетелем со стороны Антоши) и сказал Акулову: