Первый шпион Америки - Романов Владислав Иванович

— Все получите. И деньги, и проездные бюсты. И с жильем устроим так, что Френсис Кроми ничего не заподозрит. Все это я уже продумал. Теперь дело, как говорится, только за вами. Чтобы вы подготовились и умели ответить на любой вопрос. Вжились в новую роль, — улыбнулся Дзержинский. — Насколько я знаю, вы мечтали в юности об актерском поприще. Вот и проверите себя.

Дзержинский вынул чистый лист бумаги, протянул его Шмидхену.

— Напишите заявление о принятии вас сотрудником во Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию. Ваше заявление, мною подписанное, будет храниться у меня в сейфе. Мало ли что со мной произойдет, знайте, что вы отныне работаете у нас.

Дзержинский продиктовал текст заявления, Яков его написал своей рукой, подписался, поставил число. Феликс Эдмундович подписал его, на мгновение задумался.

— Что ж, поздравляю вас, товарищ Буйкис, с началом работы в органах ВЧК!

Дзержинский вышел из-за стола и, улыбнувшись, крепко пожал руку Шмидхена.

Не успел Шмидхен-Буйкис уйти, как Дзержинский вызвал к себе Петерса.

— Не нашли Бредиса?

— В Москве он проживает по Ермоласвскому переулку, дом четыре, квартира семь. Мы там побывали, произвели обыск, но ничего подозрительного не обнаружили. По нашим данным, он сейчас в Казани, где работает среди немецких военнопленных, вербуя среди них агентов для диверсионной работы. Он и в «Союз защиты родины и свободы» вступил для того, чтобы бороться против немцев. В этом плане он входил в группу, которую контролировала французская миссия, и, в частности, тесно контактировал с Бирзе.

— А Бирзе еще не пойман?

— Как сквозь землю провалился. Вы уже доложили Тракману, что их ведущий сотрудник состоял в контрреволюционной организации? — поинтересовался Петерс.

— Зачем? Мы его тут же вспугнем. Он, кажется, с Синицыным-работал в связке?

Петерс кивнул.

— За Синицыным установлено наблюдение?

— Пока нет. Людей не хватает, Феликс Эдмундович. Некоторые сотрудники по суткам не выходят из кабинетов.

Сам Петерс уже третью ночь ночевал у себя на кожаном диване, отводя для сна всего четыре часа. Количество арестованных росло, допросы начинались с семи утра и продолжались до двух-трех часов ночи. Важно было срочно собрать всю информацию о «Союзе» Савинкова, установить явки и фамилии активных участников в других городах, поэтому все силы были брошены на ликвидацию этой подпольной организации, которая крепко пустила свои корни в воинских полках, округах, штабах, отрядах и даже в военной разведке Троцкого. Бирзе фактически считался заместителем Тракмана по немецкому контршпионажу, а Бредис работал под его началом.

— Я знаю, нелегко. — Дзержинский нахмурился. — Но Бирзе мы должны взять. Слишком важная фигура. И я уверен, что от него ниточка поведет непосредственно к Лорану, Всргемону, Лаверню и Грснару. А без Бирзе мы их и пальцем тронуть не можем.

— Кроме Лорана, — напомнил Петерс.

— Если он вообще в Москве или Петрограде, — вздохнул Дзержинский. — Уверенности такой у нас нет. — Феликс Эдмундович бросил Петерсу письмо, присланное из Парижа. — Написано неделю назад. Почерк Лорана. Рассказывает о событиях недельной давности, происшедших в Париже, поэтому заподозрить его в том, что письма были написаны заранее, довольно трудно, — сказал Дзержинский.

— А что, если посылает отсюда? — предположил Петерс. — И по этим же срочным каналам переправляет сюда, специально подсовывая нам, чтобы мы не волновались и не тревожились на его счет. Но вам сегодня нужен Бредис, а не Лоран?

— Бредис пока нужнее, — кивнул Феликс Эдмундович.

Капитан Брауде, прошерстив списки жильцов злополучной четырнадцатой квартиры, узнал, что того бородача с бледным лицом в гимназической шинели зовут Семен Головачев. Павел не сомневался, что Головачев один из активнейших агентов Каламатиано и мешкать тут нечего: бородача-гимназиста надо взять, перевербовать, и тогда Военкон-троль будет получать информацию прямо из логова врага.

Брауде заготовил ордер на арест Головачева и зашел подписать его у Тракмана, заодно поделившись с ним своим блестящим, как ему показалось, планом.

— А почему вы думаете, что этого Головачева удастся перевербовать? — осторожно спросил Трак-ман.

— Я его видел, этого интеллигентишку-гимназиста! Лицо бледное, борода клином, глаза так и бегают, точно кур воровал! Прижмем с Синицыным, и будет как миленький работать!

— Как его зовут? — переспросил Тракман.

— Семен Василич! Ему лет тридцать, не больше. Сопляк-недоучка!

Тракман снял трубку и попросил соединить его с Петерсом.

— Марк Тракман беспокоит… Привет!.. Слушай, Головачев Семен Васильевич — не знакомо тебе такое… — Тракману договорить не дали, видимо, Петерсу этот фрукт был тоже известен. «Вот так всегда, — подумал Брауде, — только языка на фронте выудишь, а его уже полковая разведка хватает и выдает за своего. Так и с Головачевым. Теперь, конечно, они захотят себе его взять! Зачем только Тракман позвонил этому Петерсу!» — Понятно… Ну это бывает… Из фронтовой разведки… Да, конечно, надо теснее работать! Я разве против?.. Пока!.. — Тракман положил трубку.

— Что, себе этого Головачева забирают? — обиженно спросил Брауде.

— Семен Васильевич Головачев работает у Петерса, он чекист и старый большевик, к вашему сведению, товарищ Брауде. Поэтому теперь понимаете, к чему привела ваша возня вокруг четырнадцатой квартиры? Хорошо, что я внешне вспомнил Семена и засомневался. А так бы Под такой вы меня монастырь подвели… — Тракман сурово нахмурился и не сказал, под какой монастырь мог подвести его Брауде, но по его глухохгу покашливанию Павел понял, что лучше этот вопрос начальнику Военконтроля не задавать.

Но этот казус не выбил Пашу из седла. Наоборот, он стал осторожнее и деликатнее организовывать слежку, ведя объект метрах в десяти — пятнадцати. И выследил-таки встречу Каламатиано, Локкарта и Пула в кафе «Трамбле» на Цветном бульваре.

Когда Каламатиано с его друзьями ушли, Брауде подошел к официанту и, показав удостоверение Военконтроля, допросил его, заставив выложить все, что он знает о греке. Оказывается, Каламатиано был за последнее время в кафе три раза: первый раз с военным, который почему-то набрал кучу всяких соусов, потом с англичанином, который интересовался в основном проститутками, а звали его Сид, то есть Сидней. И это третье посещение. Брауде сразу же уцепился за военного. Но как его звали, гарсон не запомнил, на вид ему за сорок, крепкий, голос густой, командирский.

На следующий день Брауде поделился скромными успехами с Синицыным.

— Жаль, что имя этого военного официант не запомнил! Но я думаю еще раз потрясти этого гарсонишку, чтобы он набросал мне словесный портрет военного. Или нарисовал. Как считаешь, стоит?

— Что это даст? — стараясь казаться равнодушным, пожал плечами Ефим Львович, но легкий холодок все же пробежал по коже: этот Брауде пусть случайно, но слишком близко подобрался к нему. А сие совсем нежелательно. И Каламатиано хорош. Один раз заметил слежку и неплохо проучил этого пинкертона. А тут расслабился.

Пару дней назад Синицын встретился со своим приятелем из разведки Главного морского штаба. Они время от времени обменивались информацией, как бы негласно помогая друг другу. При новой власти этот обмен являлся еще и средством выжить. Кто знает, как поведут себя большевики завтра по отношению к старым военспецам, потому что учреждение института комиссаров, которые были обязаны как бы надзирать за командирами, смещение старых генералов на Царицынском фронте и замена их неким конником Ворошиловым сигнализировали о том, что не нужно строить иллюзии и рассчитывать на доверие большевиков. Сегодня они используют их от безысходности, а завтра, когда появятся свои кадры, вообще выкинут. И вряд ли отпустят на покой. Сошлют в места не столь отдаленные или вообще. шлепнут. В этом вопросе их мнения сошлись, и Синицын подумал, что его приятель вполне созрел, чтобы работать на Ксенофона. Но врожденная осторожность не позволила подполковнику даже заикнуться об этом: надо было все не раз еще взвесить, проверить, а вот так подставлять себя, не подготовив резервных вариантов, глупо.