Песнь пророка - Пол Линч

что значит перевели в другую больницу? Я же сказала, такое происходит постоянно, во время кризиса нам приходится задействовать дополнительные койки, вашего сына готовили к операции, но потом перевели в другую больницу, приказы приходят сверху, нас никто не спрашивает, у меня на столе все необходимые документы, требуется ваша подпись. Минуточку, говорит Айлиш, я действительно ничего не понимаю, вы говорите, что моего сына нет в вашей больнице, хотя вчера вечером он лежал в этой палате и его готовили к операции? Все верно, миссис Стэк, не сомневаюсь, вам пытались дозвониться, но… Простите, но это нелепо, я никогда о таком не слышала, мой сын несовершеннолетний, я не давала разрешения никуда его переводить, я привезла его в эту больницу, а не какую-то другую, я хочу поговорить с вашим начальством и чтобы мне вернули моего сына. Боюсь, это невозможно, миссис Стэк, решение принимала не больница, за ним просто приехали сразу после полуночи. Кто за ним приехал? Медсестра снова поджимает губы, во взгляде что-то похожее на страх, но она отводит глаза, смотрит на стол, словно ищет помощи, складывает на груди руки, снова их опускает. Послушайте, я не знаю, кто принимает такие решения, нас это не касается, его перевели в Святого Брисина сразу после полуночи. Нет, я отказываюсь понимать, вы все это выдумали, первый раз слышу о больнице Святого Брисина. Это госпиталь Министерства обороны в Смитфилде. Что-то пронизывает все ее существо, оставляя после себя налет тошноты, Айлиш пытается откашляться. Почему мой сын в военном госпитале, что ему там делать? Рот продолжает говорить, ибо рот не ведает и поэтому спрашивает и ждет ответа, но тело реагирует, словно давно знает, Айлиш кажется, что сейчас она потеряет сознание, она обнаруживает, что уже сидит на стуле, в руке бумажный стаканчик с водой, делает глоток, встает, оглядывается в поисках мусорного ведра, протягивает кому-то стаканчик, но они боятся к ней подойти, и она гневно машет рукой. Запишите, говорит она, пожалуйста, запишите мне на бумажку адрес этого гребаного госпиталя и заберите же у меня стакан.

Что-то происходит на улице впереди, люди сидят под тентом кафе с едой и напитками, мужчина ковыряет вилкой открытый сэндвич, рядом две девушки сосут соломинки, две пожилые женщины пьют чай и беседуют, у стола их сумки на колесиках, и Айлиш презрительно проходит мимо, но после укоряет себя, люди имеют право жить своей жизнью, имеют право расслабиться. Она стоит в очереди перед воротами госпиталя под прицелом камер, репетируя речь, которую собирается сказать, подыскивая правильный тон и слова, проговаривая их про себя снова и снова, изменяя слова на ходу, представляя себя перед безликим субъектом, видите ли, произошла ошибка, моего сына перевели сюда, но ему только тринадцать, его отправили в больницу общего профиля, а должны были отправить в детскую… Ее обыскивают, забирают телефон, мол, вернут, когда будет уходить. Айлиш идет по обсаженной деревьями дорожке, и перед ней вырисовывается суровое трехэтажное здание с крыльями из красного кирпича, врачи в военной форме и гарда в штатском стоят во дворе, фельдшер захлопывает заднюю дверцу машины «скорой помощи». Внутри перед стойкой администратора небольшая очередь, шарообразная камера смотрит вниз, людей запускают внутрь через другую дверь, где на входе стоит солдат. Она показывает удостоверение личности, пытается произнести заготовленную речь, но слова звучат неправильно, слова не важны, сотрудник набирает имя Бейли, адрес и личный номер, но, когда поднимает глаза от экрана, в них все неправильно. Мне жаль, но ваш сын не зарегистрирован как пациент, возможно, вы ошиблись. Айлиш щурится, словно плохо видит его лицо, руки сжимаются в кулаки, она опирается на стойку. Но я только что из больницы Святого Иакова, мне сказали, что вчера ночью моего сына отправили сюда на операцию, я своими глазами видела документ о переводе. Да, но он не зарегистрирован как пациент, и в любом случае мы не проводим здесь операций, это крыло предназначено для того, чтобы разгрузить городские больницы. Возможно, ваш сын был арестован и содержался в крыле для военнослужащих, иногда туда доставляют задержанных из гражданских больниц. Сотрудник щелкает мышью, глаза бегают. Что за бессмыслица, моему сыну тринадцать, зачем арестовывать тринадцатилетнего подростка, был авианалет, моего сына по ошибке доставили в больницу Святого Иакова, у меня в сумке копия документов о переводе. Пожалуйста, выйдите на улицу и поверните налево, там будет охраняемая проходная и вы сможете навести справки о вашем сыне. Сотрудник смотрит на женщину, стоящую в очереди позади нее, делает знак рукой, чтобы Айлиш отошла в сторону, но ноги отказывают, ее снова просят отойти, она хочет что-то сказать, но губы не слушаются. Айлиш идет к выходу, оборачивается, невидящим взглядом смотрит на стойку администратора, что-то бормочет, выходит наружу, где стоит, глядя в небо, ощущение тяжести нарастает с каждым мигом, как будто она снова носит ребенка, это ощущение массы и бремени, которое неотделимо от ее собственных тканей и крови, ребенок, рожденный ее телом, всегда останется его частью. Она идет к крылу для военнослужащих с удостоверением в руках, ей говорят, что невоенный персонал внутрь не пускают, просят уйти, но она отказывается, второй военный выходит из будки охраны и говорит, извините, если вы здесь останетесь, вас арестуют, это не обсуждается. Она возвращается к главному входу, идет к стойке администратора, перебивает женщину, которая беседует с сотрудником. Мне жаль, говорит она, но тут вкралась какая-то ошибка, возможно, компьютерный сбой, вы должны еще раз проверить записи о госпитализации, моего сына перевели сюда в пять минут первого ночи, так записано в документе, где еще он может быть, пожалуйста, взгляните, это копия, которую мне выдали в больнице Святого Иакова. Сотрудник молча кривит рот, извиняясь перед женщиной из очереди, поднимает глаза на Айлиш, берет и читает документ. Да, говорит он, но тут не сказано, что его перевели именно в это крыло, тут говорится о госпитале Святого Брисина, и я со всей ответственностью заявляю вам, что ваш сын не числится среди сверхнормативных пациентов… Странный тихий смешок срывается с ее губ, усиливая ужас, она двумя руками опирается на стойку и смотрит на компьютер сверху вниз. Поймите, моему сыну тринадцать, вы хотите сказать, что тринадцатилетний подросток может просто так исчезнуть? Это проклятое лицо маячит перед ней, и она обрушивает кулак на стойку, и все молчат, и она не понимает, что говорит, слова, слова, и все неправильные, слова громоздятся перед холодными глазками и маленьким ртом, и сотрудник отворачивается, призывая