Великая оболганная война. Обе книги одним томом - Игорь Пыхалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
14. т. Щербаков вход 23.00 м. выход 23.50 м.
15. т. Мехлис вход в 20.10 м. выход 24.00 м.
16. т. Берия вход 00.25 м. выход 1.15 м.
17. т. Вознесенский 00.25 м. выход 1.00 м.
18. т. Вышинский в 00.35 м. выход 1.00 м.
Последние вышли в 1.00 м.[815]
26-го июня 1941 года
1. т. Каганович 12 ч. 10 выход 16 ч. 45
2. т. Маленков 12 ч. 40 выход 16 ч. 10
3. т. Будённый 12 ч. 40 выход 16 ч. 10
4. т. Жигарев 12.40 выход 16 ч. 10
5. т. Ворошилов 12 ч. 40 выход 16 ч. 30 м.
6. т. Молотов 12 ч. 50 выход 16 ч. 50
7. т. Ватутин вход 13 час. выход 16 ч. 10
8. т. Петров 13.15 м. выход 16 ч. 10
9. т. Ковалёв 14 час. выход 14 ч. 10 м.
10. т. Федоренко 14 ч. 10 выход 15 ч. 30
11. т. Кузнецов 14.50 выход 16 ч. 10
12. т. Жуков 15 час. выход 16 ч. 10 м.
13. т. Берия 15.10 выход 16.20
14. т. Яковлев 15.15 выход 16 ч.
15. т. Тимошенко 13 ч. выход 16 ч. 10
16. т. Ворошилов 17.45 выход 18 ч. 25
17. т. Берия 17 ч.45 выход 19.20
18. т. Микоян 17.50 выход 18 ч. 20
19. т. Вышинский 18 ч. выход 18 ч. 10
20. т. Молотов 19 час. выход 23 ч. 20
21. т. Жуков 21 час. выход 22 ч.
22. т. Ватутин 21 ч. выход 22 часа
23. т. Тимошенко 21 ч. выход 22 ч.
24. т. Ворошилов 21 час. выход 22 ч. 10
25. т. Берия 21 час. выход 22 ч. 30
26. т. Каганович 21.05 выход 22.45
27. т. Щербаков 22 час. выход 22 ч 10 м.
28. т. Кузнецов 22 час. выход 22 ч. 20
Последние вышли 23 ч. 20
27-го июня 1941 года
1. т. Вознесенский 16.30 — 16.40
2. т. Молотов 17.30 — 18.00
3. т. Микоян 17.45 — 18.00
4. т. Молотов 19.35 — 19.45
5. т. Микоян 19.35 — 19.45
6. т. Молотов 21.25 — 24.00
7. т. Микоян 21.25 — 2.35
8. т. Берия 21.25 — 23.00
9. т. Маленков 21.30 — 0.47
10. т. Тимошенко 21.30 — 23.00
11. т. Жуков 21.30–23.00
12. т. Ватутин 21.30–23.50
13. т. Кузнецов 21.30–23.30
14. т. Жигарев 22.05 — 0.45
15. т. Петров 22.05 — 0.45
16. т.[816] 22.05 — 0.45
17. т. Жаров 22.05 — 0.45
18. т. Никитин 22.05 — 0.45
19. т. Титов 22.05 — 0.45
20. т. Вознесенский 22.15–23.40
21. т. Шахурин 22.30–23.10
22. т. Дементьев 22.30–23.10
23. т. Щербаков 23.25–24.00
24. т. Шахурин 0.40 — 0.50
25. т. Меркулов 1.00 — 1.30
26. т. Каганович 1.10 — 1.35
27. т. Тимошенко 1.30 — 2.35
28. т. Голиков 1.30 — 2.35
29. т. Берия 1.30 — 2.35
30. т. Кузнецов 1.30 — 2.35
Последние вышли 2.40
28 июня 1941 года
1. т. Молотов вход в 19.35 м. выход 00.50 м.
2. т. Маленков вход 19.35 м. выход 23.10 м.
3. т. Будённый вход 19.35 м. выход 19.50 м.
4. т. Меркулов вход 19.45 м. выход 20.05 м.
5. т. Булганин вход 20.15 м. выход 20.20 м.
6. т. Жигарев вход 20.20 м. выход 22.10 м.
7. т. Петров вход 20.20 м. выход 22.10 м.
8. т. Булганин вход 20.40 м. выход 20.45 м.
9. т. Тимошенко вход 21.30 м. выход 23.10 м.
10. т. Жуков вход 21.30 м. выход 23.10 м.
11. т. Голиков вход 21.30 м. выход 22.55 м.
12. т. Кузнецов вход 21.50 м. выход 23.10 м.
13. т. Кабанов вход 22.00 м. выход 22.10 м.
14. т. Стефановский вход 22.00 м. выход 22.10 м.
15. т. Супрун вход в 22.00 м. выход 22.10 м.
16. т. Берия вход 22.40 м. выход 00.50 м.
17. т. Устинов вход в 22.55 м. выход 23.10 м.
18. т. Яковлев из ГАУ НКО вход 22.55 м. выход 23.10 м.
19. т. Щербаков вход 22.10 м. выход 23.30 м.
20. т. Микоян вход 23.30 м. выход 00.50 м.
21. т. Меркулов вход 24.00 м. выход 00.15 м.
Последние вышли в 00.50 м.[817]
Выясняется, что вместо того, чтобы прятаться на даче, Сталин в первые же часы войны прибывает в Кремль, где принимает десятки посетителей — членов Политбюро, партийных и государственных деятелей, высших военачальников. И в последующие дни Сталин продолжает ежедневно приезжать работать в свой кремлёвский кабинет.
Что же касается Хрущёва, то, стремясь любыми способами очернить своего предшественника, он в очередной раз допустил прямую ложь: неважно, рассказывал ему что-нибудь Берия или нет, однако в любом случае хранившиеся в архиве ЦК КПСС тетради записи посетителей оставались в распоряжении Никиты Сергеевича. И распространяемые им измышления о впавшем в панику Сталине являлись не чем иным, как сознательной клеветой.
Впрочем, после публикации указанных тетрадей обличители Сталина вынуждены были скорректировать свою версию. Теперь они утверждают, будто вождь советского народа впал в прострацию не в первый день войны, а через неделю после её начала, получив известие о сдаче Минска. К сожалению, пишет об этом и кое-кто из серьёзных исследователей. Например, М.И. Мельтюхов, ссылаясь на воспоминания Хрущёва и Микояна, сообщает нам следующее:
«Узнав 28 июня, что противник захватил Минск, Сталин заявил: „Ленин нам оставил пролетарское Советское государство, а мы его просрали“ — и уехал на ближнюю дачу, где и пребывал до 1 июля»[818].
Начнём с того, что оба источника, на которые опирается Мельтюхов, отличаются малой степенью достоверности: двое «сказочников»-антисталинистов, которых неоднократно ловили на лжи. Более того, выше было показано, что Хрущёв относит данное событие к 22 июня. Микоян же, как мы сейчас увидим, говорит о 29 июня[819]. Таким образом, 28 июня как дата впадения Сталина в прострацию — в чистом виде отсебятина Мельтюхова.
Попробуем восстановить события трёх последних июньских дней 1941 года. Как следует из тетради записи посетителей, 28 июня начиная с 19:35 Сталин работал в своём кабинете, откуда ушёл уже после полуночи, в 0:50.
29 июня, судя по тетради записи посетителей, Сталин в своём кабинете приёма не вёл. Однако в этот день он «отметился» в другом месте. Как свидетельствует Г.К. Жуков:
«29 июня И.В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении»[820].
А вот что сказано в воспоминаниях Микояна:
«29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. (Тетрадь записи посетителей сталинского кабинета это не подтверждает. — И. П.) Подробных данных о положении в Белоруссии тогда ещё не поступило. Известно было только, что связи с войсками Белорусского фронта нет.
Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко. Но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог.
Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой.
В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь.
Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить её не могли.
Потом Сталин другие вопросы задавал: почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т. д.
Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает.
Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. Была полная беспомощность в штабе. Раз нет связи, штаб бессилен руководить.
Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек разрыдался как баба и выбежал в другую комнату. Молотов пошёл за ним. Мы все были в удручённом состоянии. Минут через 5-10 Молотов привёл внешне спокойного Жукова, но глаза у него ещё были мокрые»[821].
Писатель Иван Стаднюк со слов Молотова излагает этот эпизод следующим образом:
«Верно то, что вечером 29 июня Сталин потерял самообладание, узнав, что немцы второй день хозяйничают в Минске, а западнее столицы Белоруссии враг захлопнул капкан вокруг основной массы войск Западного фронта, что значило: путь гитлеровским армиям на Москву открыт.
Не дождавшись очередного доклада наркома обороны Тимошенко и начальника Генштаба Жукова об оперативной обстановке, Сталин с рядом членов Политбюро внезапно появился в Наркомате обороны.
Это был самый опасный момент во взаимоотношениях верховной государственной власти и высшего командования Вооружённых сил СССР, была грань, за которой мог последовать взрыв с самыми тяжёлыми последствиями. Подробно расспросив Молотова о том, как всё происходило, я, работая над второй книгой „Войны“, написал главу, стараясь не смягчать в ней остроты случившегося, но и не давать неприятных деталей: уж в очень грубых, взаимно оскорбительных и нервных тонах вёлся разговор, с матерщиной и угрозами…
Ссора закончилась тем, что Жуков и Тимошенко предложили Сталину и членам Политбюро покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку и принимать решения»[822].
