Все хроники Дюны (авторский сборник) - Герберт Фрэнк

Тяжелый вздох.

— Они не стремятся укрепить мое здоровье.

— Никто об этом и не говорил.

— Это придет позже, после Агонии. — Она знала, что он ненавидит вспоминать об этом смертоносном испытании, но избежать этого было нельзя. Перспектива захватила ее.

— Хорошо! — он сел, взбил подушку и подложил ее под спину, изучая Мурбеллу. — Чего еще?

— Они так грамотно используют свои слова-оружие! Она привела тебе Тега и сказала, что ты один в ответе за него.

— Ты в это не веришь?

— Он думает, что ты — его отец.

— Не совсем.

— Да, но… Ты не думаешь того же о Башаре?

— Когда он восстановил мою память?

Да.

— Вы — пара интеллектуальных сирот, ищущих родителей, которых нет. У тебя нет ни малейшего представления о том, что ты ему причинишь.

— Это, видимо, разделит нашу семью.

— Значит, ты ненавидишь Башара в нем и рад, что приносишь ему боль.

— Не говори так.

— Почему он так важен?

— Башар? Военный гений. Всегда действующий непредсказуемо. Поражающий врагов своим появлением оттуда, откуда его никто не ждет.

— И на это никто не способен?

— Так как он — нет. Он выдумывал тактику и стратегию. Причем вот так вот! — Он щелкнул пальцами.

— Опять жестокость. Как у Чтимых Матр.

— Не всегда. Башар имеет репутацию побеждающего без боя.

— Я видела эти истории.

— Не доверяй им.

— Истории фокусируются на противоборстве. Есть в этом доля истины, но она скрывает более стойкие вещи, проявляющиеся несмотря на искажения.

— Стойкие вещи?

— Какая история упоминает о женщине в рисовом поле, ведущего по воде буйвола, тащащего плуг, в то время как ее муж отсутствует, скорее всего призван с оружием в руках…

— Причем же здесь стойкость и чем это так важно?

— Дети дома хотят есть. Мужчина вечно в этом безумии? Кто-то должен пахать. Она — истинный образ людской стойкости.

— Звучит так горько… Я нахожу это странным.

— Задумываясь о моей военной истории?

— Да, это подчеркивают Бене Джессерит… их башары, и элитные войска, и…

— Ты думаешь, они просто большие эгоистки и хотят возродить свою эгоистичную жестокость? Проехаться прямо по женщине с плугом?

— Почему нет?

— Потому что очень малая часть забудет о ней. Жестокие проедутся мимо пашущей женщины и вряд ли увидят, что затронули основы реальности. Бене Джессерит никогда не упустят ничего такого из вида.

— И, опять-таки, почему нет?

— Эгоизм ограничивает обзор, потому что несет смертельную реальность. Женщина и плуг — жизненная реальность. Без жизненной реальности нет человечества. Мой Тиран знал это. Сестры благословляли его за это, даже проклиная.

— И поэтому ты — добровольный участник их надежд.

— Думаю, да.

— И абсолютно честен с Тегом.

— Он спрашивает, я чистосердечно отвечаю. Я не верю, что любопытство может явиться жестокостью.

— И ты полностью отвечаешь за него?

— Она не совсем так сказала.

— Ах, любовь моя. Не совсем так сказала. Ты называешь Белл лицемеркой и не задумываешься об Одрейд. Дункан, если бы ты только знал…

— Пока мы не замечаем комкамер, выплюнь!

— Ложь, обмен, пороки…

— Эй, Бене Джессерит?

— Они пользуются старым добрым оправданием: Сестра А делает так, значит, если я делаю то же, это не так плохо. Два преступления отменяют друг друга.

— Какие преступления?

Она заколебалась. Рассказать ему? Нет. Но он ждет ответа.

— Белл восхищена, что вы с Тегом обменялись ролями! Она предвкушает его боль.

— Может, нам придется разочаровать ее. — Он понимал, что это ошибка, высказывать только что пришедшее на ум. Слишком быстро.

— Поэтическая справедливость! — восхитилась Мурбелла.

Отвлечь их!

— Они не заинтересованы в суде. В честности — да. У них есть поучение: «Те, над кем чинится суд, должны принимать его честность.

— И они поставили перед тобой условие принять их суд.

— В любой системе есть лазейка.

— Ты знаешь, дорогой, помощницы обучаются.

— На то они и помощницы.

— Я имею в виду наши разговоры.

— Наши? Ты — помощница? Ты — новообращенная!

— Кем бы я ни была, я слышу рассказы. Твой Тег может оказаться не тем, кем видится.

— Ученическая сплетня.

— Существуют рассказы о Гамму, Дункан.

Он взглянул на нее. Гамму. Трудно было воспринимать эту планету под неродным именем. Ведь, на самом деле, это — Гиди Первый, чертова дыра Харконненов. — Может, он сам все эти рассказы и придумал.

— Некоторые Сестры принимают их в расчет. Они ждут и следят. Они осторожны.

— И ты что-нибудь узнала о Теге из своих драгоценных историй? Он скорее всего распустит эти слухи. Заставит других напрячься.

— Не забывай, я была тогда на Гамму. Чтимые Матре были расстроены. Разъярены. Что произошло.

— Конечно. Тег сделал неожиданное. Удивил их. Украл у них один из не-кораблей, — Он пошлепал по стене за спиной. — Этот.

— У Сестринства есть запретная область, Дункан. Они всегда говорили, что надо дождаться Агонии. Все станет ясным! Будь они прокляты!

— Звучит так, словно они готовят тебя к преподаванию в Миссионарии. Проектированию религий специального назначения и избранных слоев. — Ты не видишь в этом ничего такого?

— Мораль. Я не спорю об этом с Чтимыми Матре.

— Почему нет?

— Религия основывается на этой тверди. БГ — нет.

Дункан, если бы ты только знал их мораль.

— Им досаждает, что ты о них столько всего знаешь.

— Только из-за этого Белл хочет убить меня.

— Ты считаешь, Одрейд лучше?

— Что за вопрос! — Одрейд? Ужасная женщина, если позволить себе задержаться на ее возможностях. И все — атридесовское. Она — первая из Бене Джессерит. А идеал Атридесов — Тег. — Одрейд рассказала, что она доверяет твоей верности Атридесам.

— Я верен атридесовской чести, Мурбелла. И я выношу моральные решения сам — по поводу Сестринства, этого ребенка, которого они отдали под мою опеку, Шианы и… и по поводу моей возлюбленной.

Мурбелла прижалась к нему, прикасаясь грудью к руке и пошептала ему на ухо:

— Были эпизоды, когда я могла перебить всех находящихся рядом со мной!

Она что, думает, они ее не слышат? Он сел прямо, не отпуская ее.

— И что же тебе помешало?

— Она хочет, чтобы я поработала над Скитейлом.

Поработать. Эвфемизм Чтимых Матре: Ну а почему нет? Она «работала над» множеством мужчин, прежде чем натолкнулась на меня. Но он реагировал на это, как древние мужи. И не только поэтому… Скитейл? Проклятый Тлейлаксу?

— Великая Мать? — Он хотел увериться.

— Она и только она, — душа ее почти парила, лишенная груза.

— Какова твоя реакция?

— Она сказала, что это — твоя идея.

— Моя… Да никогда! Я предлагал вытащить из него нужные сведения, но…

— Она сказала, что это — обыденная вещь для Бене Джессерит, как и для Чтимых Матре. Забеременей от этого. Соблазни того. Весь день в заботах.

— Я спросил о твоей реакции.

— Возмущение.

— Почему? — Я знаю подтекст.

— Я же тебя люблю, Дункан… и мое тело, оно… оно приносит удовольствие тебе… как и твое…

— Мы — старая женатая пара, а ведьмы хотят разлучить нас.

Его слова родили в нем ясное видение леди Джессики, любовницы давно умершего графа и матери Муаддиба. Я любил ее. Она меня не любила, но… Взгляд Мурбеллы напоминал ему взгляд, которым Джессика глядела на графа: слепая, самозабвенная любовь. Бене Джессерит не доверяли этому чувству. Джессика была мягче Мурбеллы. Но тверже внутренне. А Одрейд… она была тверда и внешне. Сплошная пласталь.

А как же те времена, когда он искал в ней человеческие чувства? Как она говорила о Башаре, когда они узнали, что старик погиб на Дюне.

«Он был моим отцом, ты знаешь».

Мурбелла вывела его из задумчивости:

— Можешь разделять их мечты, какими бы они не были, но…

— Растите, люди!

— Что?

— Вот их мечта. Чтобы люди вели себя по-взрослому, а не как злые дети на школьном дворе.

— Мама знает лучше?

— Да… Я уверен в этом.

— Так ты именно так видишь их? Хоть и называешь ведьмами.

— Это хорошее слово. Ведьмы ведают загадочные вещи.

— И ты не веришь, что это просто долгое жесткое обучение плюс спайс и Агония?

— Что вера может с этим поделать. Неизвестность порождает собственную мистику.

— Но ты не считаешь, что они дурачат людей, заставляя их исполнять чужую волю?

— Наверняка это так.

— Слова — оружие. Голос. Штамповка…

— Никто так не красив, как ты.

— Что такое красота, Дункан?

— Есть, конечно, красота в различных стилях.

— Она именно так и сказала: «Стили основываются на воспроизводящих корнях, лежащих настолько глубоко в нашем расовом псише, что мы не осмеливаемся убрать их». Так что они собирались сунуться и сюда, Дункан.