Порт-Артур. Том 2 - Александр Степанов

– Значит, это были вы? – торжествовал Звонарев.

– А хоть бы и так!

– Вы меня тронули этим поступком. Никак не ожидал, чтобы свирепая амазонка была способна на такую мягкость по отношению к «потерянной», как вы говорите, женщине.

– Она раньше была такой, а раз на ней женились, значит, она исправилась и стала настоящей дамой, – серьезно проговорила Варя.

– Вы восхитительны в своей наивности, Варя!

– А вы… просто глупый и ничего не понимаете. Ну, расскажите подробно, как все было, – подхватила она Звонарева под руку.

Прапорщику пришлось проводить девушку до самого дома, по дороге живописуя все происходившее на свадьбе.

– Теперь, Варя, очередь за вами. Гантимуров спит и во сне видит вас своей женой.

– Я никогда не выйду замуж за такого противного слизняка, как он!

– А за неслизняка?

– Еще подумаю, но он должен быть, во всяком случае, много умнее и догадливее, чем вы. – И Варя убежала, издали помахав рукой на прощанье.

Звонарев, улыбаясь, пошел обратно. Он впервые подумал о ней как о своей возможной жене. И хотя он постарался прогнать эту мысль из головы, но она невольно возвращалась к нему.

Глава четвертая

После августовских штурмов японцы подошли на Восточном фронте обороны к форту номер два, батарее литеры Б и Куропаткинскому люнету на двести – двести пятьдесят шагов. Передовые укрепления соседнего Северного фронта – Кумирненский и Водопроводный редуты – оказались при этом сильно выдвинутыми вперед и стали простреливаться во фланг и отчасти даже с тыла. Гарнизон редутов составляли роты Двадцать шестого Восточносибирского стрелкового полка полковника Семенова, штаб которого расположился в непосредственной близости от них в деревне Палиджуан.

Едва оправившись от ран, Енджеевский, прихрамывая и опираясь на палочку, направился к Семенову.

– Зачем же вы ушли из госпиталя в таком виде? – спросил полковник. – Ведь вы форменный калека!

– Выписан после освидетельствования «комиссией

Четырнадцатого полка, признавшей меня годным к строевой службе.

– Ну и отправляйтесь тогда в Четырнадцатый полк к Савицкому. Пусть он что хочет, то и делает с вами.

– Разрешите мее принять по-прежнему охотничью команду.

– На руках, что ли, вас будут носить в разведку?

– Авось на четвереньках поспею за солдатами.

– Ладно уж! Вы мне сейчас, откровенно говоря, очень нужны. Без вас в охотничьей команде все пошло вверх дном, и я не знаю, что делается под носом. Ну, желаю всего лучшего! – И Семенов крепко пожал руку поручика.

– Лучший офицер у меня в полку, – бросил он адъютанту, когда Стах вышел. – Только всегда с начальством не в ладах!

Узнав о возвращении Енджеевокого, стрелки-охотники, побросав все свои дела, кинулись к нему.

– Евстахий Казимирович? Вот радость-то какая! Без вас дело у нас совсем расклеилось.

Стах, начал расспрашивать, что произошло в его отсутствие. Оказалось, что заменивший его поручик Минят сместил едва ли не всех начальствующих из нижних чинов.

Енджеевскому пришлось всех возвращать на прежние места.

Стах перераспределил также и людей между взводами, чтобы старые, наиболее опытные разведчики равномерно попали в каждый из них. Взводами стали командовать простые солдаты, иногда из штрафных, но опытные и лихие разведчики, и плохие унтеры стали в строй рядовыми.

Вечером, за обедом в штабе полка, Семенов предупреждал Стаха:

– Что касается произведенных вами перемещений среди нижних чинов, то ответственность за них возлагается целиком на вас.

– Неплохо бы такую перестановку произвести и во всем Артуре, – заметил Енджеевокий.

Семенов сбоку взглянул на него, хитро улыбаясь, и, поправив свои новенькие золотые флигель-адьютантские аксельбанты, спросил:

– Вы поручили бы мне заведовать дивизионным обозом, а сами приняли бы командование дивизией?

– О нет! Прежде всего убрал бы куда-либо подальше Стесселя, Фока, Никитина, Рейса – на Ляотешань, что ли, и посадил бы под крепкий караул. Романа Исидоровича поставил во главе обороны, а в помощь ему дал бы вас и Третьякова.

– А Смирнова куда?

– Учителем арифметики в Пушкинскую школу.

Семенов громко захохотал.

– Придумали вы ему место!

И поспешил переменить тему разговора.

– Я слыхал, что под Ляояном должен произойти генеральный бой[37] между нашими и японцами. Говорят, много шансов на нашу победу, – проговорил он.

– Будут японцы под Артуром сидеть смирно – значит, в Маньчжурии им наступили на хвост; – полезут на штурм – значит, мы побиты под Ляояном, – отозвался Стах.

Для Стаха охотники выбрали большой просторный погреб под разрушенной кумирней. Японцы, разбив пагоду, больше не стреляли в этом направлении. Стрелки расчистили подступы к нему, подмели помещение, натащили свежего душистого сена и по возможности придали жилью уютный вид. Отправив солдат в разведку, утомленный за день Енджеевский с удовольствием вытянулся на сене и погрузился в дремоту. Охраняя сон командира, два охотника по своему почину улеглись у входа. Ночь выдалась сырая, с моря наползал туман, заполняя все низины и овраги. На позициях было тихо.

– Теперь дело у нас пойдет, – тихо проговорил один из стрелков. – Поручик наш – человек правильный, солдата насквозь видит.

– Наш Стах своих в обиду не даст.

– Беречь его следует и от японских пуль и от начальства.

После полуночи разведчики стали возвращаться. Они хотели было тотчас разбудить Енджеевского, но стража не позволила.

– Соберутся все, тогда разом и доложите, а то до утра всю ночь беспокоить зря человека будете.

Стрелки охотно соглашались и тут же укладывались на землю.

Утром, выслушав доклады солдат, Енджеевский удивился одновременности их возвращения, но никто не выдал ему причины этого. По донесениям разведчиков, вырисовывалась ясная картина сосредоточения довольно значительных сил противника против Западного фронта и подготовки к новому штурму, о чем свидетельствовало сооружение ряда осадных батарей в этом районе.

О результатах разведки Стах доложил Семенову.

– Похоже, что Ляоян-то отдали, – задумчиво проговорил полковник, разглядывая на карте вновь нанесенные батареи и траншеи. – Сейчас с конным ординарцем пошлю донесение Роману Исидоровичу.

Поручик выбрал одного из своих стрелков и велел ему по дороге заехать в Пушкинскую школу с запиской, к которой он присоединил полевые цветы для Лели. Заметив это, охотники быстро набрали огромный букет. Один из разведчиков, поляк-садовник, с большим вкусом подобрал цветы и преподнес Стаху.