Сталин: операция «Эрмитаж» - Юрий Жуков

Для этих целей в 1932 – 1933 годах советские внешнеторговые организации вынуждены были подписывать соглашение с западными фирмами, приобретая у них рабочие чертежи, образцы новейшей военной техники: у французских «Гном», «Рон», германской «БМВ» – авиамоторов; у германских «Круп», «Юнкерc» – артиллерийских орудий, самолетов; «Цейсc» – оптических прицелов для пушек; у итальянской «Ансальдо» – эсминца-лидера и крейсера; у британских «Джей Ви Эс» – подводной лодки «Виккерс» и танка; у американской «Кертис-Райт» – самолетов.

За все, разумеется, приходилось платить валютой. А доставать ее нужно было, используя лишь возможности экспорта и с учетом трудностей, порожденных продолжающимся мировым кризисом, экономическим спадом.

Политбюро пришлось сохранить прежние по размерам задания Наркомвнешторгу. Во второй половине 1932 года, когда завершалась первая пятилетка, требовалось получить за счет вывоза 286 миллионов золотых рублей, а только в первом квартале 1933 года, с началом выполнения второго пятилетнего плана, – более 100 миллионов. Львиную долю дохода от экспорта теперь приносили нефть и нефтепродукты, золото, платина, пушнина – вечные ценности. Но приходилось помнить и обо всем ином, что можно было продать. В том числе и об антиквариате.

Правда, трезвая оценка положения дел на рынке заставила руководство Внешторга сократить дальнейшее изъятие из музеев до минимума и постепенно начать свертывание торговли художественными ценностями за рубежом. Для начала из числа имеющих экспортное значение исключили почти треть находившегося на складах торгпредства в Германии произведений искусства – на 2 – 3 миллиона рублей; большую их часть, на 2 миллиона, возвратили в Ленинград. Предполагалось, что оставшееся, оцененное в 5, 1 миллиона рублей, удастся продать в недалеком будущем. Однако от таких намерений вскоре пришлось отказаться.

22 июня 1933 года полицай-президиум Берлина издал постановление, запрещающее всем иностранным представительствам выставлять что-либо на продажу с аукционов по всей Германии. Это решение новых, нацистских властей и положило конец сбыту за рубежом вещей из советских музеев. Уже в том же году снятие с экспорта и возвращение в СССР произведений искусства на сумму в 3, 8 миллиона рублей позволило снизить их остаток на складах торгпредства до 1, 8 миллиона, а к концу 1934 – довести его всего до 700 тысяч рублей.

К счастью, «американская операция», как называли в документах «Антиквариата» продажу картин для Меллона, позволила еще в сентябре 1931 года выплатить весь долг «Кунстаукционхауз Рудольф Лепке», составлявший на тот момент 1, 1 миллиона марок (550 тысяч золотых рублей). Так что уход Внешторга с германского антикварного рынка не сопровождался никакими финансовыми претензиями.

Однако угроза внезапного изъятия наиболее ценных произведений искусства все еще сохранялась. К тому же сотрудников Эрмитажа никто и не подумал информировать о происходящем в советской внешней торговле. И Т. Л. Лиловая решила снова воззвать к власти. На этот раз, используя опыт своего коллеги Орбели, она обратилась непосредственно к Сталину:

«Дорогой Иосиф Виссарионович.

обращаюсь к Вам, так как только Вы один можете помочь мне в моем деле.

Я ведаю сектором Западноевропейского искусства в Государственном Эрмитаже. «Антиквариат» в течение пяти лет продает предметы искусства из этого сектора. Пять лет я боролась за то, чтобы продавали второстепенные вещи, но последние три года продаются, главным образом, первоклассные вещи и шедевры. Самое же последнее время идут почти исключительно шедевры и уники. Продано за это время вещей из моего сектора на сумму не меньше 27.000.000 миллиона золотых рублей (Лиловая в данном случае указывает оценку, сделанную экспертами самого музея, а не реальную выручку. – Ю. Ж.). Сейчас продают страшно дешево, например, из трех имевшихся в Эрмитаже картин Рафаэля две уже проданы два года назад: одна, «Георгий», за 1.250 тысяч рублей, и другая – «Мадонна Альба» – за 2.500 тысяч рублей. Сейчас берут последнего Рафаэля (остается сомнительная картина, которую «Антиквариат» возил за границу и не продал) – «Мадонну Констабиле», причем «Антиквариат» ценит ее только в 245 тысяч рублей. По моим подсчетам, в Эрмитаже осталось вещей, которые можно сейчас продать, никак не больше чем на 10.000.000 рублей золотом, но мои оценки «Антиквариат» понижает обыкновенно по крайней мере в два раза. Но тогда в Эрмитаже не останется ни одного шедевра и Эрмитаж превратится в громадное собрание произведений искусства среднего достоинства, в громадное тело без души и глаз. Между тем, если сейчас запретить им продавать шедевры, мы сумеем сохранить музей первоклассного достоинства. Необходимый нам как громадный политико-просветительный фактор в деле воспитания непрерывно растущих культурно широких масс и необходимейшее пособие для воспитания наших художников, работающих над усвоением достижений культуры отживших формаций. Нужно полагать, что пролетариат, строящий первое в мире социалистическое государство, имеет право на изучение культурного наследия на первоклассных образцах. Ведь никому не придет в голову изучать философию или историю классовой борьбы без Маркса или Энгельса. Все понимают, что если изъять эти имена из 19 века или Ваше и т. Ленина из 20-го, то никакой истории и философии, полезной для пролетариата, не получится, а в вопросе культурного наследия думают легко обойтись без таких гигантов, как Леонардо да Винчи, Рафаэль, Рембрандт, Рубенс и Тициан, и без зазрения совести продают их.

Очень прошу Вас вмешаться в это дело и остановить ретивых продавцов. Пусть лучше организуют как следует продажу рядовых вещей, которую они совершенно забросили.

Необходимо вмешаться сейчас же, так как теперь они продают уже последние шедевры. В последнем полученном мною приказе находятся картины, уход которых обезглавливает собрание голландского и итальянского искусства, и собрание драгоценностей, и целый ряд самых лучших и редчайших произведений прикладного искусства. Если немедленно не остановить их, то потом будет поздно»[177].

Письмо дошло до адресата. Сталин прочел его и передал для подготовки решения А. И. Стецкому, своему новому соратнику. Тридцатисемилетний профессиональный партийный работник с высшим образованием, Стецкий в свое время окончил Смоленскую гимназию, учился в Петроградском политехническом институте, но не успел получить диплом из-за начавшейся революции и доучивался позже, после окончания Гражданской войны, в Институте красной профессуры. Редкая по тем временам высокая квалификация и предопределила его дальнейшую деятельность. В 1925 году Стецкий работал главным редактором газеты «Комсомольская правда», затем возглавлял отдел агитации и пропаганды Северо-Западного бюро ЦК и Ленинградского обкома партии, а с 1931 года, снова в Москве, руководил отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП(б).

Стецкий сразу же осознал опасность происходившего, сумел понять он и то, почему именно так сложилась ситуация, а «Антиквариат» получил, по сути, бесконтрольные права. В октябре он вызвал Лиловую вместе с Леграном в столицу и преподробнейше расспросил их, получив в подтверждение их слов десятки документов. Проверив полученные данные, Стецкий подготовил проект решения Политбюро, утвержденное в заседании от 15 ноября:

«Об Эрмитаже.

Прекратить экспорт картин из Эрмитажа и других музеев без согласия комиссии в составе тт. Бубнова, Розенгольца, Стецкого и Ворошилова»[178].

Суть этого решения крылась не столько в грозном приказе «прекратить», сколько в новом составе комиссии, призванной решать отныне судьбу произведений искусства, хранившихся в советских музеях. Из нее был исключен А. Э. Рудзутак, и не только потому, что был переведен на должность председателя Центральной контрольной комиссии ВКП(б). Прежде, как член Политбюро, он мог оказывать давление на остальных членов «антикварной тройки», добиваясь от них, «всего лишь» членов ЦК, главного – получения валюты. Теперь подобную роль призван был играть совсем иной человек, К. Е. Ворошилов – бескомпромиссный соратник Сталина, выразитель взглядов его группы и теперь единственный член Политбюро в антикварной комиссии. В отличие от Рудзутака Ворошилов по своей основной должности наркома по военным и морским делам никогда не занимался вопросами экспорта, валютных накоплений. Потому-то его мнение (как, впрочем, и Стецкого) должно было выглядеть беспристрастным.

Скорее всего, именно такой расклад сил в новой по составу комиссии и привел к тому, что решение Политбюро от 15 ноября 1933 года стало окончательным и действительно полностью прекратило изъятие музейных ценностей. «Антиквариату» пришлось довольствоваться лишь накопленным ранее, превращая это в валюту. При посредничестве американской фирмы «М. Кнёдлер энд компании» он продал четыре картины: «Пир Клеопатры» Тьеполо – Национальной галерее штата Виктория (Мельбурн, Австралия), «Триумф Амфитриты» Пуссена – Художественному музею Филадельфии (США), «Отречение Петра» Рембрандта – Городскому музею Амстердама (Нидерланды), диптих Ван Эйка «Распятие» и «Страшный суд» – нью-йоркскому Метрополитен-музею.