Чечня рядом. Война глазами женщины - Ольга Аленова

Я втиснулась в патрульную машину, забитую бронежилетами и автоматами, и поехала в гостиницу «Интурист», построенную еще депутатом Госдумы Арсеном Каноковым, который, став президентом, занимал весь нулевой этаж. Гостиница была шикарная. С огромным холлом под мрамор, с фонтаном.

– Господи, хоть часок поспать, – простонал кто-то, бросая сумки на пол.

Но поспать удалось не всем. Лифт не работал, а дверь на лестницу была закрыта. Пока искали ключи, прошел час. А в девять утра в центре города начался штурм.

Это был ужасный день. Засыпая на ходу, мы носились от одного здания к другому, смотрели на трупы боевиков, расспрашивали местных жителей о произошедшем. В полдень я попала к зданию УИНа. С расстояния 500 метров я видела, как БТР стреляли по зданию, как туда ворвался спецназ, как все закончилось. Потом стали опознавать убитых. Оказалось, что убитые боевики все местные. Те самые ваххабиты, которые говорили: «Дайте нам просто верить так, как мы хотим».

– Пушечное мясо, – говорили о них военные. – Они даже воевать толком не умели. Кто-то им дал команду, они и похватали автоматы. А главари в стороне.

Я уехала, не позвонив Руслану Нахушеву. Я знала, что кто-то из журналистов с ним встречается, но сама не хотела. Мне казалось, что он напрасно убеждал меня в невиновности ваххабитов. Но уже в Москве я, обдумав все произошедшее, все же решила ему позвонить.

– Мой телефон прослушивается, – сказал он сразу.

Тогда я послала ему SMS-сообщение. Я спрашивала, виделся ли он с кем-то из джамаата и как они объясняют произошедшее.

– Все от них задержаны, в розыске или в раю, – пришел ответ. – Я один остался. И то – пока.

Я спросила, жив ли Андимиркан Гучаев.

– 13-го я созванивался с ним и другими, – ответил Нахушев. – Просил всех сидеть дома. Найдут не дома – запишут в пособники. Но все боятся, что зачистят всех. Все сейчас скрываются.

– А вы не боитесь со мной общаться? – получила я еще одно SMS. – Некоторые газеты уже записали меня в организаторы теракта. Не боитесь вызовов в прокуратуру?

Я ответила, что знаю законы, а по закону Нахушев пока не террорист и не в розыске.

– Что толку в законах, я тоже их знаю, – ответил Нахушев. – Для кого они написаны? Не для нас, мусульман.

Я спросила еще раз, что думает Нахушев по поводу нападения на Нальчик. Он ответил, что это провокация. И добавил:

– У вас из-за меня будут проблемы.

И отключился. А через неделю он пошел на допрос в ФСБ и исчез.

Его друзья-правозащитники говорили, что от Нахушева, который начал сильно мешать правоохранительным органам, просто решили избавиться. Он, конечно, мог и сам уйти в подполье. Как Мукожев или Астемиров. Но те же правозащитники говорили, что на него это не похоже.

А еще через неделю МВД России не выдало мне аккредитацию на работу в Чечне.

Северо-Западный район Ставрополя. На заборах и остановках надписи: «Чурки, вон из города!» и «Ставрополь – город для русских». Здесь много людей с кавказской внешностью, но вечером их гораздо меньше на улице, чем днем. То есть вечером их на улице практически нет. Этот район давно пользуется дурной славой среди кавказской части населения: говорят, в последнее время тут участились рейды местных скинхедов. Здесь больше всего драк на межнациональной почве. Последняя произошла ночью 24 мая. В ней участвовало около 300 человек, и ее жертвой стал студент Гилани Атаев. Труп 18-летнего парня 25 мая увезли на родину, в ингушское село Пседах. Еще 30 человек – кавказцев и славян – попали в местные больницы с ранениями разной степени тяжести. Несколько дней после этой драки и власти, и правоохранительные органы хранили молчание.

Только когда в центре города, на площади Ленина, собралась толпа кавказцев, требующих наказания виновных, власти испугались. К площади стянули спецназ, а двери в административные заведения были спешно заперты. Митинговавших было всего человек 40, и они пришли без плакатов, потому что это был несанкционированный митинг. – Или приструните скинхедов, или на Ставрополье начнутся массовые беспорядки! – кричали они.

К ним по очереди выходили чиновники разных рангов, пытаясь уговорить митингующих покинуть площадь. Они ушли после того, как им пообещали создать совместные отряды самообороны для защиты жителей города.

Сразу после этого митинга городской совбез распространил заявление, в котором назвал массовую драку в Северо-Западном районе «событием нерядовым», осудил молчание правоохранительных органов, «не готовых к тому, чтобы представить хоть короткую достоверную информацию о произошедшем ни представителям прессы, ни администрации города», и призвал всех горожан к благоразумию и терпимости. Можно было подумать, что в правоохранительных органах задумаются над ошибками и исправятся. Но не тут-то было. Ни один милицейский начальник разговаривать по-прежнему не хотел, и даже пресс-службы правоохранительных структур хранили молчание. Город полнился слухами о том, что Гилани Атаева на самом деле застрелили омоновцы, что трупов на самом деле два, но милиция это скрывает и что скинхеды кричали: «За Русь!» – а кавказцы: «Аллах акбар!» Но что произошло на самом деле, никто рассказать не мог.

Однажды мне почти повезло. Я просила встречи с прокурором Промышленного района (он участвовал в расследовании массовой драки на северо-западе города), и неожиданно меня пригласили в районный ОВД. Прокурора я увидела в кабинете начальника угрозыска Александра Сидоренко, но он не произнес ни слова. Зато Сидоренко сказал:

– Мы вам ничего рассказывать не будем, а вот вы расскажите, что вам удалось узнать.

В общем, разговора не получилось.

Мэр города Дмитрий Кузьмин не подходил даже к мобильному телефону, а заместитель главы городского комитета по делам национальностей Валерий Новиков сказал в трубку:

– Обращайтесь в прокуратуру. А у нас нет времени на разговоры, да и сказать нечего, мы этой драки не видели.

В краевой прокуратуре посоветовали прочитать пресс-релиз. В нем я ничего не нашла, кроме того, что драка 24 мая «не связана с межнациональными отношениями» и что «правовая обстановка в Ставрополе является стабильной».

На следующий день после митинга кавказцев я сидела на площади с самым активным его участником – руководителем организации «Братский союз народов Кавказа» Асхабали Алибековым – и слушала его версию массовой драки на северо-западе.

– 23 мая скинхеды избили двух чеченских студентов, – говорит Асхабали. – Одного доставили еле живого в больницу с черепно-мозговыми травмами. А 24-го у клуба игровых автоматов «Мидас» собрались группы славян и кавказцев, чтобы устроить разборку. Ребята решили выйти один на один, решить спор в поединке. Пока они дрались, милицейская машина стояла напротив и из нее за дракой наблюдали. Потом, когда поединок закончился и все должны были разойтись, кто-то из славянской группы кинул в кавказцев бутылку. Началась потасовка. Подскочили милиционеры и тоже стали бить, причем только кавказцев. Когда началась уже настоящая бойня и в ход пошли кирпичи, тротуарная плитка и арматура, подъехал ОМОН. Началась стрельба. Один участник, Заурбек Ахматов, рассказывал мне потом под запись:

– Омоновцы били только нас, славян не трогали. Я увидел, как менты бьют одного моего знакомого, я бросился ему на помощь, меня тоже стали бить, я схватил палку, а мент выстрелил мне по ногам.

Заурбек лежит в больнице с простреленными ногами, и его так припугнули в милиции, что теперь он говорить ничего не хочет. Но запись у меня осталась, и я отдал ее в ФСБ.

– Заурбека отвезли в больницу в одной машине с Гилани Атаевым, тот был уже мертвый, – продолжает Асхабали. – Ему перебили горло. Вот он, смотрите, ребята успели заснять.

Я смотрю на фото в мобильном телефоне: парень на носилках, с откинутой головой и посиневшим лицом.

– Родители отправляли его на учебу, а не на войну, – гневно говорит мой собеседник, – а получили из Ставрополя труп. А знаете почему? Потому что и властям, и правоохранительным органам наплевать на это. Я тренер по карате, ко мне часто пацаны приходят и рассказывают: там избили черного, тут избили. На работу черным устроиться сложно. Мою дочь в школе чуркой называли, пока я не пошел и не разобрался. Черные здесь все – бандиты. И вот результат – труп. А если чеченцы, ингуши мстить начнут?

Асхабали рассказывает, что прошел вторую чеченскую войну, служил в спецназе, но никогда не думал, что его будут называть чуркой его же коллеги.

– Омоновцы и милиционеры все еще живут понятиями войны, – говорит он. – Обычно как драка происходит? Пока черные дерутся со славянами и славяне держат верх, омоновцы стоят и наблюдают. Как только славяне проигрывают, омоновцы тут же вступают в бой и крутят руки черным. У нас тут ОМОН называют особым отрядом нацистов. Многие из них воевали в Чечне и сейчас в мирной жизни продолжают воевать с чеченцами.