Родом из ВДВ - Валентин Бадрак

Разговор возник совершенно случайно, когда они гуляли в воскресенье по унылым полуразрушенным, как в послевоенное время, закоулкам Рязани с угнетающе хмурыми и ютящимися коробками хрущевок, наводящими тоску облупленными стенами и наспех завешанными окнами. Но ребята не замечали абсурда советской архитектуры и не испытывали щемящих приступов стыда за серую омерзительность действительности. Напротив, они оба почти ликовали от неуемного ребяческого восторга, связанного с новыми, ранее неведомыми ощущениями. Их действительность в сравнении с городской была гораздо мрачнее, имела больше скверны и ожесточения. В памяти осталось ощущение, как их ноги, как будто впервые в жизни облаченные в ботинки, не чувствовали холодной пронизывающей поземки и после сапог являли такую фантастическую легкость, что, казалось, каждый мог бы легко допрыгнуть до окон до второго этажа, если бы в том была необходимость. Они сознательно избегали больших шумных улиц, чтобы не нарваться на патруль. И не испортить себе настроения унизительным козырянием, неумолимо напоминающим о том, что они давно себе не принадлежат, что стали частью могучей системы, смертоносной машины, которая вращается подобно исполинскому чертову колесу и которую боятся даже за океаном. Совсем как дети, они выскальзывали к киоскам с мороженым, покупали по две порции и опять ныряли в глушь переулков, где мещанское болото скрывало их от вороненого глаза какого-нибудь ментора в погонах. Их совершенно не смущали мороз и комичный, вероятно, несуразный вид двух здоровых молодых людей в шинелях и с мороженым в руках, которое они поглощали по привычке спешно, кусками, лишь во рту растворяя его горячей молодой энергией. Так, с опаской и оглядкой, поедают пищу молодые псы, знающие, что в любой момент может появиться более сильный, старший собрат и отобрать все, что будет в наличии. Наевшись досыта в каком-то захудалом кафе, они купили билеты в кино и после сеанса опять прятались между нескончаемыми дворами чужого холодного города. Так спокойнее. Им казалось, что если притаиться в глубинах кирпичных подворотен, они смогут сохранить независимость и свободу или хотя бы их притягательную иллюзию. И все же на одной из маленьких улочек неподалеку от центра им повстречался командирский уазик, внезапным неотвратимым привидением выплывший из-за угла. От непроизвольного спазма их дыхание одинаково перехватило и руки потянулись было откозырять, но машина, визжа мотором от резкого увеличения скорости, высокомерно пронеслась мимо. Потом они выяснили, что оба заметили грузный силуэт, начальственно развалившийся на месте рядом с водителем.

– Когда меня уже так будет возить машина?! – сказал в сердцах Игорь, поддавшись мгновению зависти к атрибутам несомненного успеха, но тут же осекся под внимательным взглядом товарища. Алексей глядел на него пытливо, его брови вздернулись, а серые зрачки несколько расширились. Игорь уже успел заметить, что Алексей легко заводился, когда дело касалось его принципов. И эти принципы заметно отличались от его, Игоря, мироощущения.

– Для тебя в самом деле важно вот так ездить на машине и думать, что ты управляешь половиной мира? – В интонации Алексея присутствовала ирония. Как будто не он сейчас стоял на рязанском тротуаре в нелепой шинели, от которой фигура казалась стиснутой и угловатой. Как будто не они вместе прятали, словно помешанные, маленькие хлястики от своих шинелей как самое дорогое, бесценное сокровище – их курсанты постоянно утаскивали друг у друга, и без них невозможно было ни увольнение, ни спокойное существование в стенах училища.

– В самом деле, – честно ответил Игорь, тоже посерьезнев, – не из-за того, что в машине мягко и удобно, а потому, что эта машина свидетельствует, что едущий в ней выполняет важную работу, занимает большую должность, одним словом, добился в своей карьере многого. Ты разве хочешь всю жизнь бегать по лесам и захватывать объекты?!

Игорь видел, как Алексей, пока он говорил, негодующе замотал головой и даже отвернулся, слегка наклонив голову и крепко сжав челюсти, как он не знал, куда упрятать руки, и нервно то совал левую руку в карман, а правую в разрез шинели на груди, то опять вытаскивал их, словно вспоминая, что это запрещено.

– Нет, ты не мотай головой, скажи, зачем ты пришел в училище? – Теперь уже Игорь смотрел на него пристальным, испытывающим взглядом, неотступно следя за каждым движением полноватых губ, за напрягшимся и заострившимся лицом, за наклоном головы. Только сейчас Игорю показалось, что он впервые видит истинное обличье товарища, полное суровости, уверенности в своей правоте, желания жить и дышать полной грудью.

Ему подумалось, что он так мало знал о человеке, с которым ежедневно делил обязанности, выполнял множество всяких простых и сложных действий, прятал под маской камуфляжа все то личное, что тщательно скрывалось от ста тридцати человек.

– Зачем я пришел в училище?! Я пришел, чтобы стать лучше, сильнее, увереннее. Чтобы, – тут Алексей кашлянул в тряпичную перчатку, очевидно, пытаясь скрыть или уменьшить возбуждение, – если, это возможно, – тут он опять запнулся, – стать сверхчеловеком. Потому что мне твердили, что это единственное место в нашей стране, где готовят великих воинов…

– А что дальше, когда ты станешь, ну, например, как Шура Мазуренко? – В тоне Игоря сквозила насмешка, как бывает у учителя, который видит, что ученик выучил урок, но не понимает его сути. Алексей воспользовался мгновением паузы, чтобы глотнуть морозного воздуха.

– Дальше применять полученные навыки. По полной программе. Неважно где: в Афганистане или в другой точке мира, лишь бы знать, что ты – один из лучших, из избранных, допущенных к тайне, которая скрыта от других.

– Но неужели ты не понимаешь, что один человек на войне ничего не значит?! – с досадой выкрикнул Игорь.

– Отчего же, понимаю. Просто для меня это неважно.

Игоря удивила твердолобость товарища, которого он всегда считал более интеллектуально развитым, чем себя. Ведь это совершенно простые, букварные истины!

– Один – ты никто! А если ты командир, то успех войны зависит не от того, какие у тебя мышцы и можешь ли ты кулаком разломить кирпич, а как ты оценишь обстановку, какое примешь решение, какой приказ отдашь и как его выполнят твои подчиненные.

Теперь уже Игорь завелся и считал своим долгом втолковать другу то, что он не понимал, поскольку никогда до училища не видел армии.

– То, о чем ты говоришь, никто не отменял. Но это вторично. Это как бы понятно и так. Но главное – какой ты сам, что ты лично из себя представляешь! Помнишь: «Никто, кроме нас»?

Игорь снисходительно улыбнулся и ничего не ответил. Он понял, что спор бесполезен и каждый останется при своем мнении. Единственное, что он хотел уточнить, так это, куда намерен двигаться Алексей после училища.

– Выходит, – сказал Игорь с еще большей иронией, даже с сардонической ноткой, – ты и генералом стать не желаешь?!

– Не хочу! – совершенно серьезно заявил Алексей.

«Во дурак, – подумал Игорь, – вообще не понимает, что лепечет!»

– А что скажешь о начальнике училища? Он и генерал, и не «толстое рыло», и Герой Советского Союза, ну, в общем, уважаемый человек. – Игорь улыбнулся, поглядывая на товарища.

Алексей разозлился и молча развел руками. Ему нечего было сказать.

– Вот то-то и оно. Запутался ты… Ладно, пошли к кинотеатру, – потянул его Игорь.

Засыпая в столовой, Игорю почему-то вспомнились слова Алексея о сверхчеловеке. Отчетливо вспомнились, хотя уж год минул с того увольнения. Есть ли вообще такое явление, когда речь идет о войне? Он подумал о парнях с факультета спецназа. Они учились почти по той же программе, только каждый день у них был иностранный, казавшийся Игорю довольно скучным занятием. Ну, еще подрывное дело в несколько раз чаще, чем у них. Немного иная тактика, ориентированная на тихое уничтожение объектов, а не на громкий захват, как у них. Но это все ерунда, мелочи, убежденно подумал он. Супербойца не существует в принципе! Есть талант большого командира, умело двигающего массами! Вот тот же Алексей твердит о супербойцах, а раскис от жалости к свиньям, когда их отправляли в свинарник рязанского полка на заготовку. Действительно, свиньи – животные с фантастическим чутьем; чуя свою близкую смерть, они подняли такой истошный визг, звучали такие реалистичные, почти человеческие мольбы о пощаде, что даже их вездесущие сожители – мохнатые, великанского размера крысы с устрашающе выставленными вперед желтыми зубами – перестали сновать под ногами и сидели в углах с каким-то жалостливым, будто понимающим видом. Точно провожали соседей. А Алексей переволновался и кричал о невозможности переносить визги свиней, которые оказались для него чудовищным испытанием, но сила приказа, не подлежащего обсуждению, была выше. И они все же вдвоем втащили в машину трех огромных, упирающихся боровов за грязные, хрустящие и скользящие в руках уши. Так вот, не что иное как приказ, решимость командира бороться с любым противником делают супербойца! А вовсе не его накачанные штангой бицепсы. И с этой мыслью Игорь уснул, преисполненный спокойствия, радости и гордости, что головоломка решена для него самого. Решена раз и навсегда, и возвращаться к ней он не намерен, кто бы ни говорил о ней иное… В коротком, но удивительно ярком сне, что было большой училищной редкостью, он видел ровно движущиеся колонны воинов, видел на коне великолепного Жукова, принимающего парад Победы, видел пепельно-серое лицо поникшего, уставшего от жизни Сталина и потом неожиданно увидел себя – крупного военачальника, отдающего боевой приказ…