Страж морского принца - Дана Арнаутова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В голове снова плеснула алой вспышкой боль, Алестар поморщился, уже привычно пережидая и зная, что вот сейчас она утихнет, потом вернется, нарастая все сильнее и сильнее, разливаясь по всему телу до кончика хвоста, пока терпеть станет совсем невыносимо. И вот тогда можно просить у Невиса зелье, но никак не раньше, иначе действие обезболивающего закончится быстрее, чем судорога отпустит.
– Как я мог иначе? – повторил он, стараясь выдыхать как можно незаметнее и зная, что отец все равно видит его мучение. – Она же не виновата! Как бы я потом жил, купив избавление такой ценой?
– А теперь? – еще тише спросил отец, качаясь рядом. – Что теперь, сынок? Что будет с тобой?
– Что угодно, – собрал Алестар остатки упрямства, чтобы ответить. – Пусть будет то, что я заслужил.
– Хорошо, – вздохнул отец, протягивая руку и ласково гладя кончик его косы, уже зная, что к голове прикасаться нельзя. – С тобой – пусть. Ты вправе выбирать свою судьбу, как и все мы – королевская кровь Акаланте. Но что будет с городом? Алестар, ты поступил благородно и красиво, но не мудро. Что теперь будет с городом, ты подумал? Я стар и болен, мое время на исходе. Еще немного – и Акаланте останется без владыки. Только королевская кровь может править городом, только нам подчиняется Сердце моря. Или думаешь, мне не жаль эту девушку? Сердце разрывалось – так я сожалел о том, что делаю.
Перед тем, как ответить, Алестар несколько раз глубоко вдохнул, и показалось, что боль немного отступила.
– Сожалел? Тогда зачем делал? Она могла просто остаться моей запечатленной. Тоже не лучший выход, но не смерть же. Я бы вымолил прощение – со временем…
Алестар прикрыл глаза, перед которыми вспыхивали колючие разноцветные звезды, но те продолжали гореть и под веками, больно обжигая.
– Я бы постарался сделать ее счастливой, – выдохнул он. – Или потом нашлось бы средство отпустить. Зачем было – так…
– Потом? Нет иного средства, сынок. И нет времени. Совсем нет.
Пальцы отца, мерно гладящие ему косу – единственная доступная теперь ласка, – дрогнули.
– Я учил тебя владеть Сердцем моря, но главного сказать не успел. Мое время уходит не потому, что я слишком слаб, хотя и это важно. Сердце требует от правителя жизненной силы, горячей крови и сильной любви. Страсть – вот что зажигает в Сердце ответ и позволяет править им. А наше Сердце гаснет, мне все тяжелее управлять погодой и гасить гнев вулканов. Вот почему я разрешил тебе брак с Кассией. Вы так любили друг друга, что я решил: гаснущее Сердце непременно засияет ярче прежнего, отозвавшись вам. Увы, боги были против. Но если бы ты запечатлел кариандскую принцессу, возможно, страсть…
Голос отца прервался, и Алестар повернулся к нему, превозмогая плещущую от макушки до кончика хвоста боль.
– Страсть? Какая страсть, отец! Я ее в жизни не видел… Что, важно лишь запечатление? Отец, тогда это хуже дурмана! А если она дура или мерзавка? Если я ей буду противен или она тоже любит кого-то другого? Отец, нельзя вязать нас, как породистых салту, только ради крови!
Он невольно сорвался на всхлип, дернулся вперед, уткнувшись лицом в отцовские руки, и почувствовал, какие они горячие.
– Я не могу так, – прошептал почти в бреду, чувствуя, как накатывает вместо озноба палящий жар, словно светило вдруг оказалось близко, слишком близко, а море отступило и некуда укрыться от смертельного зноя. – Не могу, не хочу… Ты любил маму! Ты сам говорил, что любил и был любим раньше запечатления! А я… Я просто беда и для семьи, и для Акаланте. Я беда для всех, кто рядом. Сначала Кассия, теперь Джиад. Если бы не я… Теперь из-за меня весь город погибнет? Отец, я не знаю, как все исправить. Я не могу, слышишь?
– Алестар! – слышал он далеко-далеко встревоженный голос отца. – Алестар, успокойся, что ты! Мы обязательно все исправим! Придумаем что-нибудь, слышишь? Алестар, мальчик мой…
– Знаешь, – прошептал Алестар, не слыша себя и надеясь, что отец тоже не слышит: – Я думал, что она враг, потому что двуногая. Только это все равно. Будь она кем угодно – все равно. У нее сердце, которое не купить за все наше золото. Я же любил Кассию! И сейчас люблю! Только почему тогда так больно? Что я должен был сделать, отец? Мне сказали, что она умрет. Или она, или я. Прости, я должен был подумать о городе, знаю. Это бремя королей, вечное бремя – сначала думать о городе, всегда только о городе… А я не смог. Я не справился, отец. Она вытащила меня из Бездны. Она прикрыла меня собой от сирен. И за это – убить? Отец, если предавать – долг королей, за что нас любить? За что нам верить?
Он шептал и шептал, все глубже погружаясь в забытье, и это было истинным блаженством, потому что здесь, за гранью настоящего, солнце ласково улыбалось озаренному золотым светом морю и шумели деревья на ветру, бросая тень на песок, где раскинулось, нежась под ветром и солнцем, смуглое тело. А потом Джиад, его Джиад, села на песке, лениво и бездумно улыбаясь ветру, морю, солнцу и горящему костру, кому и чему угодно, только не Алестару, но пусть, пусть бы так было всегда, лишь бы она – была…
– Алестар, – донеслось печально из волн, из шума ветра и шелеста листвы, – Аль, мальчик мой, что же ты натворил… Твой огонь мог бы зажечь Сердце моря на долгие годы, спасая Акаланте, а вместо этого он сжигает тебя самого. Как же я не рассмотрел вовремя, сын мой… И как теперь мне исправить хоть что-то?
Глава 20
Турансайское господина Карраса
Огромная темная волна, закрывая небо, шла с моря к берегу, и Джиад точно знала, что водяное чудовище рухнет и на деревушку гостеприимных рыбаков, и на порт с белокрылыми кораблями, и на дворец. Раздавит город, как злой мальчишка топчет игрушечные домики из песка, и отхлынет, унося обломки, вырванные с корнем деревья и безжизненные тела. Волна высилась совсем близко, и Джиад выбежала на берег, широко раскинула руки и стала перед валом, такая смешная и жалкая в попытке остановить неизбежное. Но когда она, отчаянно вскинув голову и затаив дыхание, уже ждала сокрушительного удара, темная стена воды вдруг начала стремительно светлеть и таять, так что к ногам докатилась обычная волна, осыпав брызгами и лизнув сапоги едва ли не виновато.
Джиад всхлипнула от облегчения – и проснулась.
Сердце колотилось барабанной дробью, отдаваясь даже в висках. Она вытерла рукой мокрый лоб, села на постели. Спустив ноги вниз и лениво обувшись, чтоб не идти по немытому полу, выглянула в окно, за которым разноголосо кричал порт. Разносчики еды, спешащие куда-то матросы, мелкие торговцы и еще какие-то странные личности, которых она, будь до сих пор чьим-то стражем, на десять люардов к охраняемой особе не подпустила бы. Только вот охранять некого, теперь она сама себе и хозяин, и стража…
Невесело усмехнувшись, Джиад вернулась к кровати и оделась уже по-настоящему. Тщательно перебинтовала грудь широкой полотняной лентой, привычно убрала волосы под платок, поправила на поясе нож – как раз разрешенной для простолюдинов длины – и, прикрыв за собой дверь, сбежала вниз по лестнице в общий зал.
Что ж, пока ей везло. На дюжине площадей Адорвейна королевские глашатаи кричали, надрывая голос, розыскной указ о государственной преступнице, бывшей стражнице короля. Стражники у городских ворот переворачивали тюки и вскрывали бочонки, повсюду шныряли шпионы, да и простые обыватели с подозрением вглядывались в прохожих, выискивая взглядом тех, у кого кожа темнее, чем положено честному аусдрангцу.
И не один южный матрос или восточный купец попался в этот частый бредень, раскинутый для золотой рыбки, канувшей в пучину города. Но вот что интересно: про перстень глашатаи молчали, суля щедрую награду лишь за поимку изменницы. Похоже, Торвальд пропажу реликвии просто скрыл. Может, самое близкое окружение и знает, а остальные – вряд ли.
Джиад приветливо кивнула хозяину, напоказ потянула носом дразнящий запах жареных колбасок. Тавернщик, ухмыльнувшись, ножом сдвинул с вертела кольцо колбасы, стукнул деревянной тарелкой о стойку, поинтересовался:
– Пива?
Она кивнула. Лучше уж пиво, чем портовая вода, от которой, того и гляди, прихватит живот в самое неподходящее время. Да и выходить из роли парня не стоило. Захватив кружку с тарелкой, устроилась в углу лицом к двери, не скрываясь – зачем скрываться обычному мореходу? – но и не так чтобы на виду.
– Вчера вечером Каррас заглядывал, – уронил хозяин, явно благоволящий к спокойному и нежадному гостю. – Говорил, и сегодня придет. Вина заказал турансайского…
– Небедно гуляет, – хмыкнула Джиад, прожевав кусок огненно перченной колбасы и запив ее пивом. – Наемник, а вино пьет королевское.
– Много ты знаешь, какое вино короли пьют, – осклабился хозяин, и Джиад мысленно выговорила себе за неосторожность. – Хотя турансайское – это да, винцо отменное… Но Каррас уж такой парень: закусит сухариком, если не при деньгах, а вино возьмет лучшее. Алахасец, что ты хочешь, они все в вине понимают. Он вроде нужен тебе был?