Маленький друг - Донна Тартт

Она нашла Иду в гостиной в любимом кресле перед телевизором, где Ида проводила все время, когда не хлопотала на кухне, — обедала, лущила горох, пришивала пуговицы, попутно одним глазом наблюдая за страстями, разворачивающимися на экране. Харриет обожала это кресло — иногда, в приступе тоски, она сворачивалась в нем клубочком, прижимаясь щекой к плюшевой обивке как к Идиной груди, и сама себе напевала странные, диковатые песни, которые помнила с самого раннего детства:

А что, ты не скучаешь ли по маме иногда?Мой милый, не скучаешь ли по маме иногда?Цветы благоухают, цветы благоухают,В том краю, где солнце не заходит никогда.

Рядом на ковре лежала Алисон, задрав кверху голые пятки и скрестив в воздухе тонкие щиколотки. Они с Идой смотрели в окно напротив — солнце, огромный оранжевый шар, опустилось уже совсем низко и позолотило антенны на крыше миссис Фонтейн.

Как же она любит Иду! Не в силах сдержаться, Харриет перепрыгнула через сестру, подбежала к Иде и изо всех сил обняла ее за шею.

Ида вздрогнула.

— Господи Боже, Харриет, откуда ты взялась?

Харриет закрыла глаза и прильнула к влажной черной груди. От Иды пахло клевером, чаем, дымом, землей и еще чем-то сладковато-горьким, до боли знакомым, чего Харриет не могла определить.

Ида засмеялась и осторожно отлепила от себя руки Харриет.

— Ты что, хочешь меня задушить? Посмотри-ка туда, — она показала на крышу дома миссис Фонтейн. — Мы за ним уже целый час наблюдаем.

Алисон, не поворачиваясь, сказала:

— Он каждый день прилетает.

Харриет заслонила глаза от солнца — действительно, между трубой и антенной на крыше стоял краснокрылый дрозд: щеголеватый, с военной выправкой, он косил на них внимательным взглядом. Ярко-алая оторочка крыльев придавала ему сходство с бравым генералом.

— Такой смешной, — нараспев сказала Ида, — послушай, как он поет. — Она сложила губы трубочкой и издала резкий звук, искусно имитируя призывный крик краснокрылого дрозда. Этот звук был не похож ни на жалкое пиликанье его лесного собрата, заканчивающееся сухим покашливанием цкк-цкк-цкк и снова взлетающее вверх рыдающей трелью, ни на отчетливый свист синицы-гаечки и даже на грубый, пронзительный крик сойки. Это был особый, незнакомый, жужжащий, стрекочущий крик, предупреждение об опасности — конгериии! — который резко обрывался на полузадушенной ноте.

Алисон рассмеялась, поднимаясь на колени.

— Смотри, смотри, он слышит тебя!

Действительно, птица внезапно насторожилась, склонила головку набок и стрельнула взглядом в их сторону.

— Ида, позови его еще раз, — попросила Харриет. Ида была известной мастерицей имитировать голоса птиц, она могла изобразить любую, если, конечно, у нее было на то настроение.

— Да, Ида, пожалуйста!

Но Ида только рассмеялась и покачала головой.

— Вы ведь помните, девочки, как он получил свои красные крылья?

— Нет, не помним, — хором сказали девочки, хотя уже десятки раз слышали эту историю. Теперь, когда Харриет и Алисон подросли, Ида все реже рассказывала им свои жутковатые, дикие сказки: про мертвых детей и призраки леса, про енотов с золотыми зубами, что нападали на лежащих в колыбели младенцев и откусывали у них мизинчики «на счастье», про заколдованные блюдца с молоком, которое по ночам превращалось в кровь…

— Когда-то давным-давно, — начала Ида, — жил один уродливый горбун, и он так всех ненавидел, что решил сжечь весь мир. И вот он взял в руку факел и пошел вдоль реки, где жили все звери. Потому как раньше на земле не было речек, речушек и ручейков, а была лишь одна большая река…

Птица вдруг деловито взмахнула крыльями и улетела.

— Вот, полюбуйтесь на него. Не хочет правду о себе слушать. — С тяжелым вздохом Ида взглянула на часы, потянулась и поднялась. — Да и мне пора восвояси.

— Нет, нет, расскажи до конца!

— Завтра доскажу.

— Ну Ида… — протянула готовая заплакать Харриет. Ида Рью медленно пошла к двери, волоча ноги, словно ей было больно наступать на усталые подошвы. — Пожалуйста!

— Имей терпение, — сказала Ида, подхватывая под мышку коричневый бумажный пакет и открывая дверь. — Ждите меня завтра.

— Слушай, Дэнни, — сказал Фариш. — Юный Риз завтра отбывает восвояси, так что придется нам с тобой сходить на площадь, посмотреть на эту их… — он запнулся, подыскивая слово, — на всю эту церковную бодягу.

— А зачем? — спросил Дэнни, откидываясь на стуле. — Зачем нам идти туда?

— Мальчишка уезжает завтра утром. И скорее всего, это будет раннее утро.

— Ну так что, поедем к Юджину прямо сейчас, да и дело с концом.

— Сейчас никак не получится, мальчишка куда-то укатил.

— Черт! — Дэнни на секунду задумался. — А где ты собираешься спрятать пакет? В двигателе, что ли?

— Я знаю такие места, что, даже если ребята из ФБР разберут грузовик на запчасти, они все равно ни хрена там не найдут.

— А сколько тебе нужно времени? Я говорю, сколько тебе нужно на это времени? — громче повторил Дэнни, увидев вспыхнувший в глазах Фариша злобный огонек. Фариш был глуховат на одно ухо и иногда, особенно когда был под кайфом или вздрючен, все понимал неправильно — например, ты просил его передать соль, а ему слышалось «иди на х…».

— Сколько времени, ты спросил? — Фариш поднял вверх растопыренную пятерню.

— А, ну тогда вот что: на фиг нам слушать их брехню, давай приедем к ним после проповеди. Я пойду их отвлеку, а ты тем временем быстренько все сделаешь.

— Знаешь, что меня беспокоит? — вдруг спросил Фариш. Он сел за стол рядом с Дэнни и начал нервно чистить ногти перочинным ножиком. — Юджин видел машину около своего дома. Он мне только что звонил.

— Какую еще машину?

— А черт его знает какую. Стояла около дома. Юджин выглянул, так она сразу сорвалась с места.

— Да ну, наверняка ерунда.

— Что? — Фариш отодвинулся и оскалил зубы. — Что ты опять тут шепчешь? Ты же знаешь, я не переношу, когда ты шепчешь.

— Я сказал — ерунда! — Дэнни тоже отодвинулся и пристально взглянул брату в глаза. — Кому охота связываться с Юджином?

— Их интересует не Юджин, а я, неужели непонятно? — глухо пробормотал Фариш. — У Федерального агентства на меня вот такой зуб.

— Фариш! — Если Фариш начнет рассуждать про Федеральное агентство, да еще в таком состоянии, так до утра не остановится. — Пойди да заплати этот налог!

Фариш метнул на него яростный взгляд.

— Какой еще, к черту, налог? — прорычал он. — Им нужна моя задница, а не чертов налог! Они охотятся за мной уже двадцать лет!

Мать Харриет вошла на кухню, где девочка, сгорбившись, сидела за столом, подперев голову руками. Харриет надеялась, что мать спросит, что с ней, но Шарлот не заметила дочери, а прошла к холодильнику, в недоумении постояла перед ним несколько минут, затем неуверенно открыла дверцу и вытащила из морозильной камеры пакет мятного мороженого. Ее полупрозрачная, украшенная шелковыми лентами ночная рубашка, когда-то небесно-голубого цвета, посерела на швах, обтрепалась и выглядела ужасно старой.

Шарлот обернулась и только сейчас заметила дочь.

— Что это с тобой? — спросила она рассеянно.

— Во-первых, — сказала Харриет, — я умираю от голода.

Мать наморщила лоб, пытаясь вникнуть в смысл сказанных слов, приятно улыбнулась и сказала то, чего Харриет хоть и ждала от нее, но страстно надеялась не услышать:

— Ну так покушай со мной этого мороженого.

— Я… ненавижу… мятное… мороженое! — Сколько раз в своей жизни она это повторила?

— Мда?

— Мама, я ненавижу мятное мороженое. Никто из нас его не любит, кроме тебя. — Неужели ее вообще никто никогда не слушает?

Мать обиженно поджала губы:

— Прости… А я подумала, что мы с тобой перекусим чем-нибудь холодненьким. Сейчас по ночам стоит такая жара…

— Я не хочу мороженого!

— Ну пусть Ида тебе чего-нибудь приготовит.

— Ида ушла домой!

— И ничего вам не оставила?

— Нет! — Ида оставила салат из тунца, но он был совершенно несъедобным.

— Так жарко сегодня, ты же не хочешь ничего слишком тяжелого на ужин? — спросила Шарлот, недоуменно подняв брови.

— Хочу! — Харриет вспомнила, как в школе им дали задание перечислить все, что они ели на ужин за последние две недели. В ее список вошли хлеб, масло, оливки, мороженое и леденцы. Она порвала свой листок и вместо этого переписала названия блюд из поваренной книги, которую ее мать получила в качестве свадебного подарка («Тысяча способов порадовать себя и свою семью»): куриная пикката, фаршированный кабачок по-летнему, деревенский салат и компот из яблок.

— Это дело Иды, — сказала вдруг мать резким голосом. — Я ей за это плачу. Если она не выполняет свои обязанности, мы возьмем на ее место кого-нибудь другого.