Сибирская одиссея - Александр Свешников

— Сколько нам ещё идти? — спросил Ваня после того, как группа спасателей с Андреем во главе снова тронулась в путь.

— Не больше часа, — обнадёжил его Андрей. — Ты как, нормально?

Ваня с улыбкой посмотрел на свои кроссовки, из разверстых пастей которых торчали сбитые до крови пальцы.

— Ну, часик я ещё выдержу! — ответил Ваня и взял в руки ящичек с медикаментами, который он нёс.

— Ты бы хоть ноги пластырем, что ли, замотал, медбрат ты или кто? — вдруг с укором сказал Валера, который, видимо, уже не мог смотреть на разбитые ноги Ивана.

— Бесполезно! Как дойдём — тогда разберусь с ногами. Меня, честно говоря, больше всего беспокоит, что думает моя мама, знает ли, где я и когда вернусь?

Этот вопрос сильно озадачил всех. Судя по всему, вертолёт после высадки спасателей полетел не в Чару (что бы ему там делать?), а в Таксимо. И сообщили или нет лётчики кому-нибудь о том, что вся группа, включая медбрата, зависла в тайге как минимум на трое суток, никто с точностью знать не мог, тем более вспомнив, как отнесся экипаж к санрейсу с самого начала. Но Валера, понимая, что он здесь — второй после Анатолия Короленко «официальный представитель», решил поддержать бедного Ваню и сказал ему заведомую неправду, о чём остальные спасатели тут же догадались.

— Конечно, лётчики сразу сообщили в управу, в аэропорт и в больницу. Так что ты, Вань, не переживай, твоя мама в курсе дела! — произнёс Валера максимально бодрым и уверенным голосом.

Видно было, что медбрат не очень поверил Валериным словам, но все стали дружно вторить, поддакивать, и в конце концов Ваня сдался и немного успокоился.

Ноги опять понесли Андрея вперёд. Он вспомнил, с каким ужасом думал о том, что этой тропой ему придётся идти ещё раз! Но сейчас дорога не казалась такой страшной. Это была дорога обратно, к оставленному в горах товарищу, она была известной, и за каждым поворотом тропы перед ним возникало то, что он ожидал увидеть.

В некоторых местах вместе с человеческими следами Андрей отчётливо различал отпечатки лап медведя. Похоже, хозяин здешней тайги совсем не боялся человека.

В этом сезоне медведи вообще обнаглели до крайности! Ещё когда они с Виктором сплавлялись по безводной Куанде, то во время обноса крупных заломов, возвращаясь за очередной партией груза, часто видели поверх своих следов свежие следы косолапого. Создавалось впечатление, что мишка ходит у них по пятам! Но он не показывался им на глаза, хотя наверняка наблюдал за двумя чудаками, таскающими туда-сюда какие-то непонятные мешки. И только два раза они «застукали медведя с поличным». Первый раз — ещё на озере Леприндокан, у истока Куанды. Тогда наглый зверь просто прохаживался по берегу в пятидесяти метрах от палатки, недовольно мыча и мотая головой, чем вызвал вполне понятную панику и заставил друзей всю ночь в палатке провести в обнимку с топором. Второй раз плывущий впереди Андрей увидел медведя, стоящего на берегу. Но, как только лодка стала приближаться, Михаил Иванович дал дёру.

Наблюдая сейчас свежие отпечатки медвежьих лап на тропе, Андрей с волнением подумал, что ни у кого из них опять нет с собой оружия. Тот же Анатолий, много раз говоривший про большое количество медведей в Забайкальской тайге, даже не подумал взять ружьё! И Андрею вновь сделалось не по себе от мыслей об этом непредсказуемом и коварном хищнике.

«А вдруг туристы нашли место, где находился Виктор, но самого Виктора там попросту не было, и они ушли своей дорогой дальше!» — размышлял Андрей. О том, почему его там не было, он боялся даже подумать, хотя жуткая картина растерзанного зверем человека всё же встала у него перед глазами и никак не хотела исчезать, как он ни старался. Правда, то, что ему мерещилось, скорее напоминало медвежью похоронку, на которую он наткнулся на второй день пути к людям и которая стоила ему немалых нервов, но почему-то видение было навязчивым и вызывало постыдную дрожь в коленках.

И Андрей почти побежал по тропе. Он бежал к Виктору, бежал от кошмарных мыслей, с помощью физического действия желая изгнать возникший перед глазами ужас, растворить его в шагах, в уставших ногах и ноющей пояснице, заглушить душевную муку хотя бы на время, чтобы не поддаться панике и быть готовым встретить любую картину, даже самую страшную, которой быть не может, но которая с приближением к цели пугала его всё больше и больше!

Справа от тропы слышался рёв воды. Это был большой Сынийский водопад. До притороченного к берёзе чёрного полиэтилена со сложенными туда вещами и приклеенной запиской оставалось не больше пятисот метров. Андрею сразу бросилось в глаза, что тропинок в этом месте стало значительно больше. Буквально всё у водопада было исхожено — зверьми ли, человеком, сейчас он не мог понять, а останавливаться, чтобы как следует рассмотреть следы, он был уже не в состоянии.

Вокруг — знакомые места. Тут они простояли почти четыре дня до того самого рокового момента: водопад снимали на фотоаппарат, залезая внутрь углубления в скале под самой струёй, у базальтовых стенок над ручьём Хангура перекусывали халвой и мечтали о скором возвращении домой, а чуть левее от тропы, в густых зарослях кедрового стланика, он собирал шишки для Витьки — уже потом, когда всё произошло.

Каждый уголок, каждый камушек имели здесь для Андрея свою историю, навевали определённые воспоминания. Круг замкнулся.

Господи, каким же неуверенным и испуганным уходил отсюда Андрей неделю назад! И вот он опять тут, но уже не один, а с новыми друзьями, и так же не уверен, так же боится неизвестности, и голова его вновь полна мыслей, тревог и переживаний!

Андрей никак не мог избавиться от навалившегося на него груза ответственности за судьбу товарища, прийти к душевному равновесию. Так была устроена его человеческая сущность, таким он был с самого детства — неугомонным, впечатлительным, долго переваривающим события. А постоянная и изматывающая привычка наперёд проигрывать предстоящие трудности настолько расшатала его и без того некрепкие нервы, что сейчас, за считанные минуты до встречи с другом, до развязки этой необычайно тяжёлой для него истории, он превратился в некий робот, в автоматически шагающую по тайге машину. Всё происходило в каком-то тумане, во сне наяву. Он не мог ощутить себя в реалиях окружающего мира, почувствовать пространство как обычный природный пейзаж. Всё — и чахлые лиственницы, и исхоженная тропа, и кусты ольшаника, и река — вновь казались кадрами кем-то запущенного фильма, ни остановить, ни повлиять на который он не мог. Фильм приближался к финальным титрам, но никакого хеппи-энда пока не намечалось, будто сценарист рассчитывал на продолжение, на то, что понравившийся зрителю сюжет станет развиваться в следующих сериях, которых в голове пока нет, но которые он непременно придумает, если того попросит требовательная публика. И Андрей уже проигрывал эти самые ненаписанные сценаристом серии, готовился к новым поворотам, от которых он, как всегда, не ждал никакого облегчения — а только очередные переживания, мучения и непреодолимые преграды. Ещё несколько минут — и эта серия закончится. Андрей уже не понимал, есть ли разница в том, каким будет это окончание, но был почти уверен, что оно принесёт проблемы и страдания. И, наверное, в этой неугомонности, в этом постоянном преодолении и заключена его жизнь, такая вот, внешне незавидная и сумасшедшая, но его, только его и ничья больше! Что будет тогда, когда это всё же закончится? Наступит ли успокоение, и перестанет ли томиться его душа? Или, потеряв всякий смысл и значение, он просто умрёт, перестанет чувствовать и превратится в нечто совершенно иное, с другими мозгами, другим телом и другим именем?