Любушка-голубушка - Елена Арсеньева

– Что за чепуха? – холодно перебил ее Иван.

– Никакой чепухи нет, – так же холодно ответила Люба. – Думаю, эту мысль им подсказала попытка Эли отделаться от Ивана Леонтьевича, распустив слух, что она от Женьки беременна. Разумеется, в это никто не поверил, потому что все ее слишком хорошо знали. Однако Денис с женой соображают быстро, иногда даже чересчур. Спустя несколько дней Денис и Элька приехали в Нижний, якобы обследование проходить, и Элька поселилась у меня.

– Но я не пойму… – с откровенной растерянностью проговорил Иван. – Если она его жена… как же?! – Он тоже начал от изумления запинаться, как Эля. – Да нет, не может быть!

– Я понимаю, – кивнула Люба. – Тем более что она беременна, конечно, от собственного мужа. Однако Эле было сказано, что от Женьки. Якобы в ту ночь, когда к Эле в окно лазил Иван Леонтьевич, Элька пошла утешать Женьку, а он на нее набросился. Что-то в этом роде вам было сказано, да?

Эля кивнула:

– И еще она уверяла, ну, потом, когда почувствовала, что беременна, что Денису ни о чем пока не скажет, что не любит его больше, а хочет с Женькой быть и попытается Любовь Ивановну убедить, что ребенок его и что она собирается Женьку из Америки ждать. И уехала к вам в Нижний.

– Да ну, как можно в такое верить?! – хмыкнул Денис. – Это была просто шутка, розыгрыш, только такая дура, как ты, могла повестись!

– Однако Эля поверила, – перебила его Люба. – Поверила настолько, что сорвалась и приехала в Нижний. Пришла ко мне домой – и очень удачно – в кавычках, – конечно, застала в моей квартире Эльку. От волнения Эля даже в обморок в подъезде упала. А Элька объявила ей, что все дело сделано, что я вполне убеждена, что она моя как бы сноха, что Женька только о ней и мечтает, ну, видимо, что уже на днях они разойдутся с Денисом. Насколько я понимаю, целью было заставить Элю потерять от горя голову и броситься в объятия Ивана Леонтьевича. Однако, хоть голову она потеряла, ни в чьи объятия не бросилась и бросаться не собиралась. Она просто решила покончить с собой.

– То есть как? – растерянно спросил Иван.

– Ну, это грех, – глухо произнесла Эля, прижимаясь лицом к голове Черныша. – Если утопиться или повеситься… Я долго думала, как бы так устроить, чтобы как будто нечаянно. А потом решила после бани выйти и на холоде постоять. Чтобы простудиться насмерть. И я уже стояла в воскресенье, когда баню топили. Я долго стояла, да меня тетя в дом загнала. И я не простыла ничуть. Тогда я подумала, что придется ждать настоящих морозов, чтобы лечь в сугроб.

– Вот дура, – громко сказал Денис.

– Молчи, – тихо приказал Виктор. – Молчи, а то…

– За что ж ты меня так ненавидела? – спросил Иван, повернувшись к Эле.

Она подняла голову и улыбнулась, хотя серые глаза были полны слез:

– Да я не ненавидела вас. Просто я Женьку очень люблю, мне никто на свете не нужен, кроме него… у меня мама была такая же, я знаю: как увидела папу моего, так и влюбилась, и это на всю жизнь. Они когда в аварию попали, папу сразу убило, а мама еще жила. И мне потом доктор рассказывал, ну знаете, наш хирург, Василий Ильич, он тогда пытался ее спасти и говорит, что спас бы, наверняка спас бы, да, на беду, тетя, мамина сестра, пришла ее навестить и сказала, что папа погиб. От нее это скрывали. Ну и все, она как узнала об этом, сразу потеряла сознание и умерла вечером. Это от любви, от любви же тоже умереть можно… Я понимаю это. Может быть, мне даже не пришлось бы в сугроб ложиться, я бы и так…

Люба повернула голову и посмотрела на Виктора. Он слушал с ошарашенным видом. И Люба поняла, что он снова думает о том же, о чем она: а справится ли Женька с такой любовью? Понимает ли он, кто такая Эля? Что, если для него и впрямь все потеряло значение – все, что было с ней связано?

– Вообще хватит этой ерунды! – вдруг вскричал Денис яростно. – Это все бредни какие-то. Эля обвиняет мою мать, которая ей жизнь, можно сказать, посвятила, которая ее кормила, растила. Вы, Любовь Ивановна… – его голос на мгновение дал петуха, – эти ваши измышления слушать тошно. Ну мы прямо такие лгуны, и выдумщики, и аферисты! Ну вот скажите… ну скажите, вы помните, что, когда мы с Элькой у вас впервые появились, мы просто умоляли вас позвонить Женьке и рассказать ему…

– Ха-ха, – громко, отчетливо сказал Виктор, а потом так и закатился смехом.

Элька печально посмотрела на брата, а Иван только вздохнул:

– Эх, Денис, прокололся ты! Сам себя выдал, Яго ты наш Яго! Вот уж прав был Лесков: «Иной раз в наших местах задаются такие характеры, что, как бы много лет ни прошло со встречи с ними, о некоторых из них никогда не вспомнишь без душевного трепета…» Ну что так смотрите? – Это адресовалось Любе. – Я как бы умею читать. Это странно? Вообще по первому образованию я учитель русского языка и литературы. Лет десять в сельской школе оттрубил в доперестрочные времена. Потом уже другая жизнь закрутила, но кое-что помню. И Шекспира всегда любил.

– Жаль, что вы живопись так же не любите, – сказала Люба.

– А при чем тут живопись? – удивился Иван.

– При том что есть такая картина Пукирева – «Неравный брак» называется.

– Знаю ее, – кивнул Иван, – только вы ведь сами говорили, что многих из нас иной раз молодость с толку сбивает…

– Да, – согласилась Люба. – Да, вы правы.

И обернулась к Денису. Она знала, что он уже вне себя от злости, что сейчас на нее обрушится все, что она заслужила тогда, тем безумным днем, когда забылась, когда с ума сошла, когда отпустила сердце и тело… и все же у нее оставался еще долг перед сыном, и этот долг требовал довести это дело до конца.

– Этот вопрос и меня интересовал. И только когда Эля рассказала про то, как Иван Леонтьевич пробрался к ней в комнату…

– Какого черта, – перебил вдруг Иван, – какого черта вы меня все время по отчеству называете? Меня все просто Иваном зовут! Я же не зову вас Любовью Ивановной, а вы…

– А как вы меня зовете? – ужасно растерявшись, спросила Люба.

Иван задумался.

– Интересное кино! – сердито вставил Виктор.

– Да, – сказал Иван так же растерянно, – я вас, оказывается, вообще никак не зову. Ну ладно. Извините, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.

– Что вообще происходит, Люба? – возмущенно воскликнул Виктор.

Впрочем, его время возмущаться кануло в безвозвратное прошлое. И он, и Люба это вдруг осознали так остро, как никогда раньше не осознавали.

– Ну, словом, я поняла, почему Денис и Элька настаивали, чтобы я Жене позвонила. Я б ему сказала, что приехали Денис с сестрой. Сестра в понимании моего сына – это Эля. И если бы Эля вдруг стала уверять, что беременна от него… когда он-то знает, что у них ничего не было! – для него это значило бы, что она просто наглая, бессовестная тварь, что у нее с Иваном Ле… с Иваном что-то было той ночью, да разладилось, и вот она теперь хочет Женьку оклеветать. Довольно наглая выдумка, а все же на Женьку это ужасно подействовало бы, это его окончательно от Эли отвратило бы. Наверное, Денис боялся, что он начнет ей писать или звонить. Ну, в общем, они на многое готовы, чтобы эту молодежь разлучить и толкнуть Элю к вам, Иван Леонтьевич. Очень на многое.