Мужество - Вера Кетлинская

– Но будет скандал!

– А вы скажите, что обнаружен случай холеры, или черной оспы, или чума бубонная… Смоются в два счета, только их и видали…

Врач ежился и смеялся. Он возмущался и радовался одновременно.

– Доктора! Доктора! – выглянув из крайней палаты, закричала Тоня.

И по ее лицу все поняли, что случилось серьезное несчастье.

Сема Альтшулер задыхался, кашлял и выкрикивал бессвязные, полубредовые распоряжения, воображая, что он все еще руководит работами. Тоня держала его за руки и умоляла успокоиться.

– Ваша авантюра может стоить ему жизни, – сказал врач присмиревшим комсомольцам и открыл приемную, чтобы перенести туда больного.

Работа продолжалась, но всех охватила растерянность. Никто не знал, что делать. Валька Бессонов наладил кое-какую работу, но довести до конца установку печей не мог. Епифанов метался из палаты в палату.

– Приналягте, братки… Хоть как-нибудь, ребятки, браточки, хоть для виду… – бормотал он, чувствуя свое полное бессилие, – он даже не видал никогда, как ставятся печи… И ему было ясно, что блестяще начатое дело должно бесславно и глупо провалиться.

Но дело не провалилось.

Никто не заметил исчезновения Клавы, а в полночь она вдруг влетела в больницу, ведя за собой здоровенного мужчину с красными, заспанными глазами и помятым лицом. Это был печник. Клава разбудила его, упросила и привела за руку с таким видом, словно это был ее трофей.

– А он не выдаст? – спросил Епифанов, недоверчиво оглядывая печника.

– Не знаю… я уже говорила ему… Ты поговори сам…

Епифанов приступил к делу прямо.

– Здравствуйте, – сказал он. – Молчать умеете?

– А чего же говорить-то? – вяло откликнулся печник и покосился на обступившую его толпу комсомольцев.

– Понимаете, печи надо поставить к утру, и поставить так, будто они здесь всегда стояли. Можно?

– Отчего же нельзя? Только ведь не успеть.

– Успеете. Вот вам тридцать подручных, ребята – огонь, только направляй да покрикивай. Ясно?

– А ясно, так чего же говорить? Работа бесплатная, али как?

– Это как хочешь. Мы не постоим.

– Водочки бы… – ласково сказал печник. – Литровочку!

Епифанов развел руками. Продажа водки на стройке была запрещена.

– Будет водка! – гаркнул за спиной Епифанова Мотька Знайде. – Завтра получишь. Чистую, сорокаградусную, без обмана.

Работа возобновилась, да так, что печник только посмеивался и покрякивал – никогда еще не видел он таких расторопных и неутомимых подручных.

– Ай да печники! – восклицал он, распаляясь в атмосфере общего трудового подъема. – Ай, разбойнички, теплые ребята, душа с тебя вон!

Всю ночь больница не спала. Беспартийный печник и пятьдесят комсомольцев – тридцать здоровых и двадцать больных – всю ночь волновались, посматривали на рассветающее за окнами небо, подбадривали друг друга и радовались каждому успеху.

Зеленый от волнения и бессонницы, между ними слонялся врач. Он был доволен и испуган и то пытался помочь работающим, то устремлялся к больным. Но больные не хотели никакой помощи.

– Ничего, ничего, мне хорошо, – отвечали все как один. – Вы лучше им подсобите, успеть бы…

Сема Альтшулер лежал в бредовом полузабытьи. Тоня месила раствор в углу коридора, через дверь то и дело поглядывая на Сему. Она уже не радовалась успеху. Она тупо крутила в ведре палкой, проклиная себя за то, что послушалась, что позволила ему погубить себя непосильной работой. Сема умрет. Что будет с нею тогда? Потеря Семы была бы новым крушением, и она не знала, как перенести его. Что останется ей в жизни, если уйдет единственный друг?

Она заплакала, увидев, что Сема успокоенно заснул, и прикосновением губ к его влажному лбу уловив падение температуры.

К утру все шесть печей были готовы, только без заслонок. О них забыли в суматохе, да и взять их было неоткуда.

Перепачканные, бледные, возбужденные, тридцать подручных и печник вышли из больницы, облегченно вдохнули холодный утренний воздух и разошлись во все стороны, чтобы разными путями, в одиночку, подойти к столовой. Только Соня, всю ночь не позволявшая себе отдохнуть, сейчас еле дотащилась до постели, с ужасом чувствуя ломоту во всем теле и тягостную боль в пояснице. Гриша принес ей кружку чаю, но Соня уже спала и жалобно стонала во сне.

В больнице Тоня, врач и сиделка выметали мусор, протирали полы, втаскивали в палаты топчаны с больными. Вооружившись тряпкой, врач с упоением смывал следы ночного погрома и напевал себе под нос бравурную песенку. И даже самые тяжелые больные смеялись.

Кирпича хватились сразу же, в начале рабочего дня. Прораб своими глазами видел вчера сложенный штабелем кирпич, а сегодня своими же глазами увидел, что кирпича нет и как будто не было, – на месте, где надлежало быть кирпичу, тлели осенние листья и валялись почерневшие стружки.

Михалев протер глаза, потоптался вокруг стройки и вызвал завхоза.

Завхоз тоже протер глаза, дважды обошел строящийся дом и, не обнаружив кирпича, сердито заявил, что это не его дело, что кирпич сдан по накладной и надо было охранять.

Собрались вышедшие на работу комсомольцы. Среди них были Валька Бессонов и Генька Калюжный, работающие у Михалева, и Катя Ставрова, привлеченная неудержимым любопытством. Прораб и завхоз кричали, комсомольцы недоумевали. Валька, Генька и Катя переглядывались и кусали губы, чтобы не рассмеяться. Прибежал Сергей Викентьевич – главный инженер. Никто не понимал, в чем дело. Был кирпич – и нет кирпича.

– Да вы, наверное, ошибаетесь, Павел Петрович, – участливо сказала Катя, подходя к прорабу, – где же здесь был кирпич? Здесь и следов не видно, посмотрите – листья и стружки, какой же кирпич? Может быть, вы его где-нибудь в другом месте сложили?

Но Михалев, как следопыт, разглядывал землю, щепочкой разметая листья.

– Следы! – победно возгласил он и вызывающе оглядел присутствующих. – Здесь были воры! – сказал он страшным голосом. – На земле ясные отпечатки ног!

– Так это мы же с вами натоптали! – невинно заметил Валька Бессонов. – Уж если выслеживать, надо было место оцепить, милицию позвать, собаку привести. Вот как оно делается. А теперь что же – любая собака заплутает и вас же за икры схватит!

Собаки-ищейки на строительстве не было, но Михалев пришел в ярость. И в ярости вдруг вспомнил, что комсомолка из больницы просила вчера кирпич и обругала его бюрократом и черствой душой.

– Я знаю, кто украл! Я ее в тюрьму упеку! – вскричал Михалев и рысью побежал к больнице. За ним побежали завхоз и главный инженер. Комсомольцы постояли, посмеялись и тоже пошли к больнице.

Ввалившись в больницу, прораб, завхоз и главный инженер налетели на врача. Врач побледнел и запахнул халат, как бы подчеркивая, что белый халат делает его личность неприкосновенной.

– Где кирпич, мать вашу!.. – закричал Михалев и осекся.

Врач отступил, снял пенсне, заботливо протер стекла, снова надел и сквозь пенсне строго посмотрел на прораба.

– Вы в больнице, гражданин, потрудитесь не кричать! – прошипел он с угрозой, скрывая под угрозой томивший его страх скандала.

– Где кирпич? – свистящим шепотом спросил Михалев.

– Какой кирпич? Вы пьяны? Здесь не склад, здесь больница! – таким же шепотом ответил врач.

– Я не пьян, – с отчаянием крикнул Михалев, – а меня обокрали! Вы разбойник, гражданин доктор, и нечего прикидываться младенцем!

Врач покачал головой, как будто перед ним был интересный случай неожиданного помешательства, и обратился к главному инженеру:

– Да что случилось, Сергей Викентьевич? Я прошу у вас защиты, я прошу объясниться… я не желаю выслушивать…

– Печи! Печи! – раздался возглас завхоза, украдкой заглянувшего в одну из палат. – В палатах печи!

Врач позеленел, но равнодушно передернул плечами и сказал тем самым «интеллигентным голосом», который рекомендовал ему Епифанов:

– Какие печи? При чем здесь печи? Печи есть и были, я принял больницу с печами… Я, право, не понимаю… Можете посмотреть акт…

– А вот мы посмотрим, всегда ли они стояли! – решительно вскричал Михалев и устремился в палату. Но Тоня решительно стала в дверях.

– Это что за базар? – строго спросила она. – Я запрещаю вам тревожить больных. Понимаете? За-пре-щаю!

А врач поймал за рукав завхоза, пытавшегося проникнуть в другую палату.

– Куда вы лезете без халата? – кричал он, забывая, что минуту назад требовал тишины. – У меня заразные больные, у меня инфекция, а вы лезете!

Завхоз отступил.

Сергей Викентьевич порывался прекратить смешную и нелепую сцену, но Михалев снова разъярился – он узнал Тоню.

– Вот она, вот воровка! – закричал он, хватая Тоню за руку. – Не отпирайся, за халатом не скроешься! Я тебя узнал сразу!

Сергей Викентьевич потянул к себе Михалева.

– Объясните мне, Павел Петрович, в чем вы ее обвиняете? Вы говорите, что она украла кирпич. Но как же можно за одну ночь поставить столько печей?