Анна Керн: Жизнь во имя любви - Владимир Сысоев

Часть III. «И ЖИЗНЬ, И СЛЁЗЫ, И ЛЮБОВЬ»

ДОЛГОЖДАННАЯ ЛЮБОВЬ

В 1838 году Сергей Львович Пушкин предпринял попытку соединить свою судьбу с А. П. Керн. 21 августа 1838 года он писал ей: «Дорогая АНна Петровна, я ещё не влюблён в вас, но именно с вами хотелось бы мне прожить оставшиеся мне ещё последние печальные дни. Вы примирили бы меня с этой жизнью, которая причиняет мне одни страдания и продлить которую, как бы ни был мал отпущенный мне ещё срок, я не испытываю ни малейшей охоты. <…> Я кажусь вам, должно быть, очень смешным, что пишу вам всё это в моём возрасте, но моя ли вина, что сердце моё осталось молодо. Неужто Всевышний покарает меня за то, что я не могу жить без любви…»

Однако наша героиня осталась безучастной к этому безрассудному порыву Сергея Львовича; её сердце уже принадлежало другому – троюродному брату Александру Васильевичу Маркову–Виноградскому (1820—1879).

Его отец Василий Терентьевич Марков–Виноградский (1786—1829) с молодых лет и до самой смерти находился на военной службе, участвовал во многих войнах и дослужился до чина полковника. В 1826 году он был награждён орденом Святого Георгия 4–й степени. Мать А. В. Виноградского – Дарья Петровна, урождённая Полторацкая (около 1780– 1837), по словам Александра Васильевича, «жизнь свою прожила тихо, с упованием на Бога, с любовью к близким, которым всегда непритворно и дружески улыбалась, стараясь делать им что могла приятное или полезное». Род Марковых–Виноградских был внесён во вторую часть дворянской родословной книги Черниговской губернии[58].

Александр Васильевич родился в городе Кричеве Черниговской губернии. Первые годы вместе с родителями он жил в Очакове, Херсоне, Николаеве, Златополье и других провинциальных городах, куда отца забрасывала военная служба. Затем Александр был отдан на воспитание своей тётке Феодосии Петровне Полторацкой, считавшейся в его семье «образованною и способною учить других», и жил вместе с ней в Соснице – небольшом черниговском имении своей бабушки Екатерины Васильевны Полторацкой. В юности он интересовался литературой, искусством, историей, пробовал рисовать и мечтал стать художником. Но родители, не считаясь с желанием подростка, решили определить его на военную службу. 12 апреля 1834 года двоюродный дядя Г. И. Лисенко{74} привез 13–летнего Александра в Петербург, и после ходатайства Агафоклеи Марковны Сухаревой он был определён в 1–й Кадетский корпус.

Анна Петровна знала своего кузена ещё с его детского возраста; она по просьбе родственников стала часто его навещать в корпусе и приглашать к себе во время вакаций. 19 апреля 1834 года Дарья Петровна писала сестре Татьяне в имение Митино: «Саша теперь с Григорием, и часто бывает у доброй нашей Керновой, которая его приняла как самая искренняя родственница»[59].

Постепенно Анна Петровна увлеклась красивым юношей; он, в свою очередь, безумно влюбился в свою довольно моложавую кузину, к тому времени ещё сохранившую значительную долю былой неотразимой красоты.

24 декабря 1837 года умерла Дарья Петровна Маркова–Виноградская. За пять дней до смерти она составила духовную: «Я, вдова полковника и кавалера Василия Маркова–Виноградского Дарья Петровна, дочь Полторацких, Виноград–ская, будучи слаба здоровьем, но совершенно в здравом рассудке и твёрдой памяти, на случай смерти моей, могущей последовать иногда внезапно, с сим моим добровольным духовным завещанием, всякому присутственному месту и кому только знать будет о чём нужно, объявляю, что зная по долговременному моему опыту к родной сестре моей, умершего бунчукового товарища Петра Полторацкого дочери девице Феодосии Петровне Полторацкой, ко мне нежное родственное расположение, усердие и преданность, а к детям моим – сыну Александру, поступившему в Кадетский корпус, и дочери Елизавете{75}, нежность и привязанность, свойственную одной лишь сердобольной матери, поручаю ей оных детей моих в совершенно полную единственную её волю и с сим усерднейше прошу оную сестру мою не отказаться принять их под свой покров и попечение, напутствуя их, как и при мне всегда бывало, своим примером и наставлениями к добродетели, равно с сим упрашиваю сестру мою и всё имение моё, какое по мне останется, недвижимое с крестьянами и движимое, состоящее в городе Соснице и уезде Сосницком, без всякого исключения и ограничения принять также в полное своё управление и распоряжение оным до самых совершенных лет детей моих, не отдавая ни им, и ни кому другому ни для опеки, ни в управление оным ни в приходы, ни в расходы никаких отчётов.

Я совершенно уверена, что сестра моя в сей милости мне не откажет, и потому, если Богу милосердному угодно будет прекратить жизнь мою, я остаюсь в полном уповании, что дети мои под благодетельным попечением её не будут тогда совершенными сиротами, и будут вести себя, как благородному их званию прилично, и имение им по мне следующее, сбережёт для них целостно, что доставит мне утешение и за пределами гроба.

Писал: канцелярист Иван Захарьев сын Котляревский.

Свидетели: коллежский асессор Потап Пантелеймонов сын Гончаревский,

отставной артиллерии подпоручик Степан Александров сын Полторацкий. Духовник завещательши Марковой–Виноградской: Сосницкой Воскресенской церкви священник Лев Аврамеев сын Борзиловский.

19 декабря 1837 года»[60].

А в день смерти, 24 декабря 1837 года, Дарья Петровна продиктовала письмо, непосредственно обращенное к сестре:

«Бесценный друг и благодетельница, сестра Федосья Петровна!

Прошу тебя и умоляю беречь своё здоровье для дорогих детей моих, заступи им место матери. Капитал, который у Варвары Марковны (Мертваго, урождённой Полторацкой, тётки А. П. Керн. – В. С.) 2 000 рублей, назначаю моей дорогой Лизиньке, Сашеньке моему бесценному 800, да два года прошу тебя, моя благодетельница и истинный друг сестра, скопить процентовые, что составит ему, моему другу, 1000. Наличного капитала, находящегося у меня 700 [рублей] ассигнациями, вручить ему при выпуске для одеяния. Марьи отдай долгу 50 [рублей] ассигнациями. Лизиньки дюжина серебряных столовых ложек, две соусных, одна разливная, полдюжины десертных, дюжина чайных ложечек и молошник. Сашиньки полдюжины столовых, полдюжины чайных и одна разливная. Бельём, как хочешь, друг мой, распорядись. Не имею духу больше писать. Ещё упрашиваю и умоляю, сбереги своё здоровье для детей моих. Чувства мои всегда были велики к тебе, с ними и умираю, друг твой верный Дарья Виноградская. 1837 год, декабря 24 дня.

Благословляю детей моих образами, которые ты, друг мой, назначишь, пусть их Бог благословит на все добрые дела. С прискорбием их оставляю, я не достойна ими утешиться. Всевышний лучше нас знает!»[61]