Личные мемуары Е. П. Блаватской - Мэри Нэфф

С этим наследием прошлого Е.П.Б. перешла от путешествий «к служению ученичества».

Глава 28

Бедность и нищета в Нью-Йорке

Вильям Кингсленд в своей книге «Истинная Е. П. Блаватская» писал о том, что в 1873 году Е. П. Блаватская завершила «годы странствий», которые она провела в разных странах, среди людей разных рас, объединений и обществ (от самых примитивных до высокоаристократических). Она искала и нашла множество оккультных явлений, которые наука того времени не считала достойными внимания, а религия приписывала работе Сатаны и его приспешников.

«Кем, — спрашивает он, — должны мы считать ее, — это беспокойное, неистовое и совершенно необычное проявление жизни?» И отвечает: «Работником Учителя в мире». Она начала эту работу в виде эксперимента в Каире, организовав там свое «Спиритуалистическое Общество». Попытка эта не удалась. Полковник Олькотт отмечает: «Я решил использовать шанс, упущенный ее группой в Каире в 1871 г.» [18, т.1, с.24]

Мы видим ее далее в Нью-Йорке, где она появилась 7 июля, почти совсем без денег, выехав из Парижа на следующий же день после получения «указания». Она написала отцу, чтобы он выслал ей денег в Нью-Йорк на имя русского консула, но на получение денег требовалось время, а консул отказался выдать ей деньги взаймы. Ей пришлось искать какую-нибудь работу, чтобы заработать на хлеб. Она говорила, что поселилась в беднейшем квартале Нью-Йорка, на Медисон Стрит и содержала себя, выделывая искусственные цветы у одного добросердечного еврея — владельца этого предприятия. Она всегда с благодарностью вспоминала этого человека.

Анна Баллард — старая журналистка и член клуба Нью-Йоркской прессы рассказывала, что встретила Е.П.Б. «примерно через неделю после того, как она в июле 1873 года приехала в Нью-Йорк. Я в то время была репортером газеты «New York Sun» и мне надо было что-то написать на русскую тематику. В поисках материала я узнала от своего друга о появлении этой русской дамы и поехала к ней… Она мне сказала, что не собиралась покидать Париж до самого последнего дня перед отъездом. Но почему она приехала сюда, и кто ее так торопил, она не сказала. Я помню очень хорошо, как она с гордостью сказала мне: «Я была в Тибете». Почему она этому придавала такое большое значение, почему поездка в Тибет значительнее, чем ее путешествие по Египту, Индии и другим странам, этого она мне не поведала, и я не смогла этого понять, но говорила она о пребывании в Тибете с особым значением и энтузиазмом. Сейчас, конечно, я знаю, что это значило». [18, т.1, с. 20—22]

Другая дама, знавшая Е.П.Б. в ее первые трудные дни пребывания в Нью-Йорке — Элизабет К. Г. Холт, к счастью, больше написала об этом: «В то время женщины еще не работали в больших учреждениях. Лишь немногие из них начинали тогда борьбу за свои «права». Те, которым приходилось зарабатывать себе на жизнь, работали учительницами, телеграфистками, различного рода швеями, служили в магазинах, торговавших разными мелочами. Платили им очень мало. Пишущие машинки еще не были в то время изобретены. Если дама путешествовала одна, то в лучшие гостиницы ее не пускали. Эти затруднения в поисках себе пристанища привели Е.П.Б. в дом, где я ее и встретила. Я всегда удивлялась, как она, приехавшая в Нью-Йорк чужестранка, смогла найти такой дом.

Тогда порядочной женщине со скудными средствами найти себе жилище было чрезвычайно трудно. И вот около 40 таких женщин организовали жилищный кооператив. Они сняли новый дом (многоквартирный) на Медисон Стрит, 222 — я думаю, один из первых домов, построенных в Нью-Йорке. Это была улица с двухэтажными домиками, в которых жили лишь их владельцы. Они гордились своими тенистыми деревьями и в большом порядке и чистоте содержали фасады домов и заборы…

Я с матерью провела лето 1873 года в Саратове. Чтобы подготовиться к занятиям в школе, меня уже в августе привели на эту улицу, где жила наша знакомая, согласившаяся взять меня под свою опеку. И там я встретила г-жу Блаватскую. Комната ее была на втором этаже и рядом с ней была комната моей знакомой. Они стали очень дружными соседями, да и все члены нашей кооперативной семьи хорошо знали друг друга. Мы все содержали одну комнату у входа в дом, — это была контора, где происходили собрания членов и куда сдавалась почта.

Блаватская в этой конторе проводила большую часть своего времени, но редко она была там одна. Как мощный магнит, она притягивала к себе всех, кто только мог прийти. Я ежедневно видела, как она там сворачивала себе сигаретки и непрерывно курила. У нее был замечательный кисет для табака, сделанный из меха какого-то животного. Она постоянно носила его на шее. Она была очень необыкновенной особой. Она выглядела очень полной, но в действительности была должно быть более стройной, чем казалась, — это потому, что у нее было широкое лицо и широкие плечи. Волосы ее были светлокаштановые и завивались как у негра. Весь ее облик говорил о силе. Недавно я где-то прочла об интервью со Сталиным. Автор говорит, что при входе в его кабинет сразу чувствуешь, что там как бы работает мощное динамо. Нечто подобное мы чувствовали, когда бывали вблизи Е. П. Блаватской…

Г-жа Блаватская часто вспоминала свою жизнь в Париже. Она рассказывала нам, как создавала украшения в апартаментах императрицы Евгении. Я представила себе ее в рабочей блузе и брюках, работающей на лестнице, но не уверена сама ли она разрисовывала фрески на стенах или делала только рисунки на бумаге. Позже она продемонстрировала нам свои художественные способности. У меня было пианино и г-жа Блаватская иногда играла на нем, когда ее об этом просили.

Иногда, по просьбе того или иного человека, она описывала его прошедшую жизнь. Эти описания были правильными и производили глубокое впечатление. Я никогда не слышала от нее предсказаний будущего, но может быть это когда-нибудь и происходило…

Ее считали спиритуалисткой, хотя я никогда не слыхала, чтобы она сама так себя называла… Когда моя подруга, мисс Паркер, попросила ее устроить ей встречу с покойной матерью, она сказала, что это невозможно, потому что ее мать достигла высокой степени познания и так далеко ушла вперед, что ее не достичь. Духи, о которых она часто говорила — диакки, это маленькие шаловливые существа, подобные феям, и судя по их описаниям и делам, это не были души умерших…

Я никогда не признавала в г-же Блаватской учителя этики, морали; для этого она была слишком возбудимой. Если что-то происходило не так, как следовало бы, то она могла высказать это с такой энергией, что при этом сильно задевала людей. Но я должна признать, что ее негодование всегда имело безличный характер…