Лёд Апокалипсиса - Тимофей Кулабухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остановились. Вышли. Шутки шутками, но все ощетинились стволами. Кабыр маячит позади, цепким взглядом обшаривая окрестности, холм, сугробы.
Поскольку все бессистемно топтались на месте, проявил инициативу, щелкнул большим фонарем, заглянул за створку, прошёл внутрь. Трупы не валяются, интересного ничего нет. Ворота отпирались просто ключом (у нас кстати такой был), сейчас не заперты. Вторая створка вмерзла в прикрытом положении. Навалился, попробовал открыть. Нифига. Ладно, сначала осмотримся.
Ворота открывали что-то вроде технологического туннеля, длиной всего метров пятнадцать, который вел в большую запыленную пещеру-зал прямоугольной формы со сравнительно низкими потолками и редкими колоннами. Под потолком защищенные колпаками казенные осветители, само собой — выключенные. Колонны, опоры, пол каменный, неровный. Так сказать — «предбанник». На левой стене свежеокрашенная гермодверь как от бомбоубежища. Большой круглый вентиль механизма задраивания. Белые стрелочки налево, направо, открыть, закрыть. Налево пойдёшь, коня потеряешь, ну и так далее. Большой дебелый советских времён пульт с прямоугольными кнопками. Код помнится 1182. Хотел было сразу попробовать, потом вспомнил про систему защиты от газов, все дела. Блять. Сначала отковыряем ворота, пристроим наш клаас. По ощущениям вокруг никого. Никаких бандитов, террористов или натовцев.
Тем не менее, пока мы возились со створкой (пришлось варварски дёрнуть трактором), закатывали, потом прикрывали, но не запирали (вдруг придется улепётывать), Зелёный геройски выцеливал дверь из пулемёта, Лившиц озадаченно манипулировал приборами, потом вышел на связь со своей рации, доложился командованию о ходе боевой операции «Царь Кощей».
Выставил трактор мордой к запертому входу, включил часть фар. Будет хоть какое-то освещение.
Принялись облачаться в задубевший от мороза резиновые гермошлемы, навьючивать кислородные баллоны. Шайсе. Майор решил перебздеть и дал не то, чтобы обычный противогаз, а целую систему на всю голову (буквально) с патрубком кислородного питания. Практически шлем космонавта. Кстати, в нём почти нихрена не слышно. И шею натирает нещадно. К нему должны были идти крошечные радиостанции чтобы комфортно общаться, но нам полагался только хрен с маслом и фото японцев, которым не достанутся Курилы. Типа — общайтесь телепатией, жестами и пантомимой.
Я предлагал воякам сходить самим, дескать мы их тут подождем. За это время костерок разведём, водички нагреем. Короче, не дали нам отсидеться. «Нет той беды, что пройдет мимо нас стороной» — как пел дядя Валера Кипелов. И в которой не придется принять деятельное участие. В эпицентре, чтоб веселее. Стекла намордника мгновенно запотели, ни видно нихрена. Зашибись, картоха с салом. Теперь точно повоюем.
Пульт для начала пришлось запитать, то есть подать на него двенадцать вольт, для чего были даже внешние клеммы. Лившиц дал ток, сам же потыкал кнопочки, сим-сим и открылся. Вернее, что-то грозно щелкнуло, разблокирую замки, а мы принялись крутить «штурвал». Потянули, скрипнуло. В лицо, защищенное толстым резиновым «забралом», ударил теплый воздух. Лившиц, потыкав коробочку газоанализатора, махнул рукой «вэлком».
И мы принялись вваливаться. В хорошем американском кино у нас были бы фонарики, присоединенные к автоматам. Мы двигались бы бесшумно, технично, впечатляюще.
В реальности же, шарахались как стая бухих подслеповатых слонов. В самих гермошлемах и так плохо видно, а с запотевшими стеклами тем более. Фонари отдельно от оружия, непонятно за что хвататься. Топочем, пыхтим, в ушах собственное натужное дыхание. Кислород в баллонах холодный как ад, горло дерёт, безудержно хочется кашлять. В общем, ни разу не коммандос.
Тёмный коридор, две шлюзовые двери, хорошо хоть без всяких замков. Открываем правую, светим. Это основная казарма. Возвращаемся во вторую. Как любезно подсказывает память, там какой-то склад. Трупов нет, что и хорошо, и плохо одновременно.
Вернулись в казарму. Тоже следов людей нет. Пойти прямо — будет туннель в генераторную, лестница на второй этаж (формально на первый уровень, а мы на нулевом), там что-то вроде штаба. Все время кручу головой. В казарме куча дверей. Обычных, деревянных, не шлюзовых. Лазарет, каптёрка, туалет, душевые, прачечная, каб.1 и каб.2 (что бы это не значило).
В какой-то момент Зелёный решил проверить туалет. Или пописать захотел. Внутренний голос некстати напомнил, что отряд Васнецова перед проникновением окропил окрестные снега и там их быть не должно.
Я так и не увидел, что произошло. Стоял далеко. Мелькание фонарей, раздался чей-то гневный крик неизвестного авторства. Тут же вскидываю автомат.
Черт, ну что ж освещение то не присобачил? Хоть бы налобный фонарь от железнодорожников на башку навесил, у нас же их полно, — с запозданием подумалось мне.
Свист. Вой. Пульсирующий неравномерный писк, словно пищал комар размером со всю многокилометровую сетку московского метрополитена имени Ленина. Ёобтвоюмать! Сердце зашлось в истеричной скачке, захотелось упасть. Впереди вспышка выстрела. Внезапно моё «я» словно разделилось. Одна часть, эдакий пещерный человек корчился в судорогах, метался и бился в конвульсиях, а второй я, такой белоснежный, бесполый, спокойный как стоячая вода в глубинах земли, решил, что в гермошлеме мне никакая пуля не страшна. Эдакий человек-призрак. Кто стрелял? Куда?
Передо мной возник Лившиц.
— Бежим! — должно быть кричали его губы. Сквозь шлем крик тонул в его же ушах.
Отбросил автомат. Коротко размахнувшись, отвесил ему оплеуху, отчего в глазах сержанта вспыхнул гнев. Гнев, это хорошо, он помогает преодолеть боль, слабость и сомнения. Всё тело ломило и трясло. Я указал Лившицу на сидящего на полу Зелёного и проорал (себе же в уши) чтоб тащил того к выходу. Показал пальцем. В темноте мелькали лучи фонарей. Развернулся. К горлу подкатила тошнота. Блевать в противогазе нельзя, когда-то учил нас своеобразный школьный обжшник.
Свист не умолкал ни на мгновение, в нём чувствовался какой-то ритм, словно танец нечеловеческой музыки. В ушах собственный барабанный бой сердца.
Так. Где парни?
Высокой выгнутой дугой, держась за перекладины двухэтажных солдатских коек, стоял, если это слово могло охарактеризовать такую позу — Денис. Его ощутимо трясло из стороны в сторону. Осветил ему лицо. В глазах безумие и боль.
— Сотников, ёбаный насос! Где Хакас! Хакас! Где охотник?
Это заставило его взгляд сделаться осмысленным, вместе мы принялись обшаривать окрестности в двух шагах от себя. С нами определенно что-то не то. Хакас лежал, сжавшись в клубочек, обхватив оружие. Тело колотило, лицо покрыто крупными каплями пота, из глаз текли слёзы, оружие не отпускает.
Опустившись на колени, я стал нелепо и неловко тащить Кабыра к выходу из казармы. К счастью, все помещения тесные, до дверей всего-то метров шесть. Ко мне присоединился Денис, причем его усилия были более успешными. Уронил фонарь на пол, он мигнул, но не погас, давая некие ориентиры в темном помещении. Помогало это слабо, мир уже показался мне с овчинку, мышцы норовили самопроизвольно дергаться, иными долями секунд всё перед глазами белело. Паучьим полу-ползком я продвигался к выходу из помещения. Мой внутренний древний человек посчитал что покинуть эту «пещеру» соответствует его инстинкту самосохранения, и подключился к борьбе в качестве союзника.
Переваливаемся через распахнутую гермодверь, теперь по коридору вперёд. Навстречу свету. Через пару секунд я понял, что это не божественный, а от моего клааса. Голова раскалывается. Визг не прекращается. В «предбанник». Тянул в основном Сотников, сам Кабыр уже почти потерял сознание, его трясло словно он превращался в зомби.
Зомбирование! Чёртовы военные проводят эксперименты. Сука, как в фильме, проникаешь в армейский бункер, а там угроза для всего человечества. Зомбированные кусаются, заражают, смертельный вирус распространяется, сея смерть и разрушения. Карабкаюсь как ящерица, осталось чуть-чуть. Перекатываюсь через порог входа в объект. Визг. Свист. Больно-то как.
Лежу на спине. Надо мной Лившиц, с размаху захлопывает дверь и остервенело наваливается на круг штурвала запорного механизма. Стихает.
Внезапно свист возвращается, наваливается, наливаясь во всю мощь. Рядом со мной в три погибели складывается на пол сержант Лившиц, на секунду я вижу его полные боли глаза.
«Свист является звуком», тащит внутри раскалывающейся головы змею мысли мой внутренний человек-призрак. «А у звука всегда есть источник», не унимается он.
Допустим. Боль прибивает
