Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ревностный молитвенник, владыка в 1905 году обратил внимание Святейшего Синода на отсутствие в Минеях служб нескольким святым, которым положен полиелей, и Синодом ему было поручено редактирование дополнительной Минеи. Его усилиями был издан сборник молитв, ему же Синод поручал редактирование богослужебного последования прежде формального разрешения.
В эти годы он не оставляет своей давней мысли о возвращении Русской Церкви к каноническому – патриаршему управлению, что порождает открытый конфликт со всесильным обер-прокурором Святейшего Синода К. П. Победоносцевым. Они были и внешне и внутренне очень разные люди, по-разному смотрели на место Церкви в жизни России и на перспективы церковной жизни. Стоит лишь напомнить об опасливо-недоверчивом отношении обер-прокурора к инокам. «Ох уж эти монахи! Погубят они Церковь!» – говорил он, по словам протопресвитера Георгия Шавельского, и к ученому монашеству относился «в лучшем случае с недоверием, в худшем – с пренебрежением и даже с презрением» (203, т. 2, с. 162). Один – активный деятель, готовый к немедленным преобразованиям в церковной жизни (так, как он их понимал), другой – консервативный охранитель, сознававший назревшие угрозы для России и Церкви, видевшиеся ему неодолимыми. Но оба были сильными личностями и имели одни идеалы, одну веру, оба – хотя и по-своему – служили Иисусу Христу и Церкви Его. Обоих сближали стремление к жесткому централизованному управлению Церковью и общий «дух национального Православия», возникший во второй половине XIX века и чуждый, например, митрополиту Московскому Филарету (Дроздову).
После революционной смуты 1905 года, после вступления России на путь конституционного развития, а Русской Церкви – на путь внутреннего переустроения К. П. Победоносцев подал в отставку в атмосфере революционной эйфории и почти всеобщего осуждения. И как показательно, что одним из немногих, открыто сказавшим недавно всевластному обер-прокурору слово поддержки, оказался его оппонент, архиепископ Волынский, написавший в своем письме: «Промыслу Божию угодно было поставить меня в такие положения по отношению к людям, пользовавшимся Вашим доверием, что я часто навлекал на себя Ваше неудовольствие; кроме того, мои взгляды на Церковь, на монашество, на церковную школу и на патриаршество не могли встретить в Вас сочувствия и одобрения, однако при всем том я никогда не мог сказать по отношению к Вашей личности слов укорительных и враждебных – так непоколебимо было мое к Вам уважение. Я чтил в Вас христианина, чтил патриота, чтил ученого, чтил труженика. Я сознавал всегда, что просвещение народа в единении с Церковью, начатое в 1884 году исключительно благодаря Вам и Вами усиленно поддерживавшееся до последнего дня Вашей службы, есть дело великое, святое, вечное, тем более возвышающее Вашу заслугу Церкви, престолу и отечеству, что в этом деле Вы были нравственно почти одиноки» (102, кн. 1, с. 342).
В начале 1905 года Святейший Синод направил императору составленный владыкой Антонием доклад о созыве Поместного Собора и восстановлении патриаршества. В Кабинет министров владыка адресовал записку о «желательных преобразованиях» в Русской Церкви. Тем самым, наряду с митрополитом Санкт-Петербургским Антонием (Вадковским), С. Ю. Витте, Л. А. Тихомировым и группой петербургских священников, архиепископ Антоний открыл путь к переустройству церковной жизни в России.
Стоит заметить, что резко критически он оценивал не только церковную власть, но и власть светскую, царскую. Он знал многие случаи прямого вмешательства государя (а подчас и императрицы Александры Федоровны) в сугубо церковные дела, ярчайшим примером чего стала епископская хиротония малообразованного Варнавы (Накропина) по инициативе Григория Распутина. И владыка смирял себя, открывая свои истинные чувства и мысли лишь близким людям. Например, в письме к Б. В. Никольскому в ноябре 1905 года он писал: «Никакого Собора мы не дождемся, как не дождемся и Думы. Впрочем, дай Бог, чтобы я ошибался» (цит. по: 190, с. 191). Уже после обнародования Манифеста 17 октября 1905 года архиепископ Антоний писал тому же адресату о «постыдной присяге проституции, то есть конституции и эволюции», что неизбежно приведет к смуте, и пророчил, что в результате «на пожарищах города народ выберет царя из Романовых, если кто-либо из них останется жив, а если всех убьют мятежники, то добудут хоть из-за границы или из Эллады родича, им и вручат самодержавие» (цит. по: 190, с. 300).
О своих личных отношениях с государем Николаем Александровичем владыка Антоний писал так: «Мое знакомство с Государем Императором началось с того, что он, вопреки придворному этикету, пожелал сам повидать меня и поговорить по душе. Тут сказалась моя неопытность в обращении с Высочайшими особами, которая, впрочем, на сей раз послужила во благо. Я прямо “выбухивал” некоторые свои соображения во всеподданнической беседе нашей…» (цит. по: 102, кн. 2, с. 22). Заметим, что владыка Антоний был хорошо известен государю Николаю Александровичу, но не был близок к царской семье. Например, уже в эмиграции он, к удивлению генерала Н.А. Епанчина, признался, что впервые был представлен вдовствующей императрице Марии Федоровне лишь в 1920 году при посещении ее делегацией Рейнхальского съезда русских монархистов (51, с. 496).
В своей речи на заседании Предсоборного Присутствия 1 июня 1906 года владыка сильно и ярко сказал о необходимости восстановления патриаршества, прекращения «печального вдовства нашей Церкви»: «Вмещающая в своем сердце полноту Поместной Церкви, облагодатствованная личность почти непроизвольно отрешается от земного себялюбия и, нося в своем сердце Христово достояние, отражает на лице своем Божественную славу… И этой красоты Церкви мы были лишены в продолжении двухсот лет, сперва через насилие, а потом по недоразумению. Коллегия не может заменить Божия Пастыря, и без главы не бывает Церковь в очах Божиих… Но вот в ночи нашей засияла утренняя звезда надежды» (14, с. 135). В то же время сам он, похоже, органически не склонный к компромиссам, скептически оценивал перспективы работы нового органа. В письме митрополиту Киевскому Флавиану (Городецкому) он называет назначенных в присутствие профессоров атеистами, дураками и пьяницами, заключая: «Все они – либералы ли, консерваторы ли, – все кутейники. Это не комиссия соборная, а комиссия сословная» (цит. по: 190, с. 219).
Еще раз
