Лед и пламень - Иван Папанин

На следующий день пурга, свирепствовавшая с вечера 4 января, опять не позволила возобновить продвижение к "Седову".

Ледокол стоял в сплошном торосистом десятибалльном льду. Течением оба ледокола относило к юго-западу. Мы рассчитывали, что через несколько часов начнем продвижение к "Седову", если найдем во льду трещины, или, как мы говорили, лазейки. Ломать торосистый лед было бессмысленно, так как с одного удара ледокол проходил не более 3-4 метров. Нам нужно было дождаться лучшей ледовой обстановки, сохранить уголь и наверняка вывести "Седова".

Шестого января при очередном разговоре по радио Бадигин сообщил, что в течение нескольких часов они видят лучи прожекторов нашего ледокола.

Между кораблями оставалось ледовое поле шириной в 25 миль. Мы сделали попытку пробиться к седовцам. Ледокол наваливался на лед всей мощью своих десяти тысяч лошадиных сил и тяжестью стального корпуса, затем отходил назад и снова пробивался вперед, но только - на несколько метров. Пришлось остановиться.

Двенадцатого января огромные ледяные поля вновь пришли в движение. Услышав скрип корпуса корабля, я поспешил на мостик.

- Выдержит? - спросил у Белоусова.

- Шпангоут у нас могучий,- ответил капитан.- Но ручаться нельзя. Арктика...

Мы стали в бинокль осматривать льды.

Размышления мои прервал треск льда, похожий на орудийный . выстрел, и всплески воды с обоих бортов. Ледокол сильно тряхнуло. Я сказал Белоусову:

- Шпангоут шпангоутом, а меры принимать надо. И немедленно.

Был объявлен аврал. Мы выносили аварийный запас на палубу. Вскоре меня несказанно обрадовал радист:

- Иван Дмитриевич! Радиограмма с "Седова"! Они находятся в разреженном льду.

Сжатие наконец кончилось. Ледокол наш начал спешно пробиваться к "Седову". И вот оба корабля стали борт о борт: покрытый толстой ледяной броней небольшой пароход - ветеран полярных эпопей и могучий утюгообразный корабль - первенец серии новых мощных ледоколов.

Встреча произошла 12 января 1940 года в 12 часов 7 минут. Тьма стояла - хоть глаз выколи.

На полубаке ледокола заиграл духовой оркестр. Взлетела ракета. За ней другая, третья. Густой гудок резанул воздух. И тут же отозвался другой седовский.

Светили юпитеры, стрекотали кинокамеры. Люди махали шапками, выкрикивали что-то радостное и сумбурное.

Капитан Бадигин крикнул со своего мостика:

- Иван Дмитриевич! Здравствуйте...

- Здравствуй, браток! Держи швартовы и на ледокол! Идите к нам! Все идите...

- Все? Не можем все... У нас котлы под парами.

- Пусть идут на ледокол все, кто может! Такую встречу устроим...

Прошли суматошные сутки. Праздничное настроение улеглось. Наступили трудовые будни.

Специальная комиссия несколько дней тщательно обследовала пароход. Вывод комиссии был удовлетворительным: основные узлы "Седова" в целости и сохранности.

14 января я радировал в Москву:

"Через несколько часов после встречи с седовцами мы приступили к выполнению второй части задания партии и правительства." С ледокола "Сталин" выделили в состав команды "Седова" 10 лучших товарищей, заслуживших в социалистическом соревновании право вести "Седова" к родным берегам. Наши механики вместе с седовскими осмотрели механизмы, корпус корабля. Освобождаем ото льда винты и руль. Лед, в который вмерз "Седов", имел толщину 4-5 метров. Освободить пароход ото льда технически сложная задача, сложней, чем могла показаться на первый взгляд. Не менее важную нашу заботу составляло и рулевое хозяйство корабля. Мы старались сделать все, чтобы руль работал, но вскоре поняли, что "Седова" поведем на буксире. Не исключена возможность захода в Баренцбург, чтобы наши водолазы осмотрели подводную часть "Седова".

В те дни каждый работал на своем месте. Кинооператоры спешили запечатлеть на пленке каюты "Седова" и его внешний вид. Мы грузили на него продовольствие и воду. Седовцы с большим интересом посмотрели кинофильм "Человек с ружьем".

Утром 15 января радисты наших кораблей приняли две радиограммы:

"Ледокол "Седов".

Бадигину, Трофимову.

Команде ледокола "Седов".

Приветствуем вас и весь экипаж "Седова" с успешным преодолением трудностей героического дрейфа в Северном Ледовитом океане. Ждем Вашего возвращения в Москву. Горячий привет.

И. Сталин. В. Молотов".

"Ледокол "Сталин".

Папанину, Белоусову.

Команде ледокола "Сталин".

Примите нашу благодарность за блестящее выполнение первой части задания по выводу ледокола "Седов" из льдов Гренландского моря. Горячий привет.

И. Сталин. В Молотов".

На палубе флагмана при свете прожекторов и сполохах полярного сияния состоялся митинг.

Назавтра ледокол взял "Седова" на буксир и повел домой. Луч прожектора освещал красное знамя, водруженное на том месте, где закончил свой дрейф теперь уже легендарный ледокольный пароход "Седов".

Дни шли в трудах и заботах, при беспрерывном свете прожекторов, под вой и свист январского ветра. Седовцы были счастливы: каждый день приближал их к родной земле.

1 февраля 1940 года Бадигин и Трофимов телеграфировали в ЦКВКП(б) иСНКСССР:

"Сегодня экипаж "Седова" вступил на родную землю".

Не буду долго рассказывать о том, какой прием устроила Родина своим героям-полярникам.

Экспресс, на котором ехали седовцы, вели лучшие машинисты заполярной магистрали, завоевавшие первенство в соревновании с их честь.

В Москве на площади Белорусского вокзала состоялся грандиозный митинг. И - прием в Кремле вечером 2 февраля.

Через день в "Правде" были опубликованы Указы Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза всем членам экипажа - участникам дрейфа на ледокольном пароходе "Седов". Звание Героя было присвоено также капитану флагмана "Сталин" Михаилу Прокофьевичу Белоусову. Я стал дважды Героем.

Были награждены и ледокол "Сталин" и пароход "Седов" - орденами Ленина. Орденами и медалями был отмечен и труд многих членов экипажа ледокола "Сталин". После рейса М. П. Белоусов получил новое назначение стал начальником морского управления ГУСМП и членом коллегии Главсевмор-пути.

Подвиг седовцев велик тем более, что эти мужественные люди, борясь с непогодой и холодом, тьмой и однообразием полярных будней, сумели провести значительную исследовательскую работу, сделали важные научные открытия.

Зарубежная и наша пресса в те дни писала об эпопее "Георгия Седова" очень много.

В заключение скажу, что до сих пор храню очень дорогой для меня документ: телеграмму вдовы Г. Я. Седова - Веры Седовой, которая поздравляла нас с годовщиной освобождения из ледового плена ледокола "Седов" и его команды.

ВОЙНА!

Я не собираюсь писать историю войны в Арктике. Просто хочу рассказать о том, чему был свидетелем, рассказать о своих товарищах, вместе с которыми жил и работал военные годы, о том, как сражались и трудились советские полярники.

Мы знали, что фашистская Германия готовится к войне с Советским Союзом, и сами готовились во всеоружии встретить агрессора, но не знали, когда и где прозвучат первые выстрелы. О том, как готовились мы встретить врага, что успели и чего не успели сделать, написано много книг, и нет необходимости повторяться.

Партия и правительство уделяли повседневное внимание развитию оборонной промышленности, укреплению боевой мощи наших Вооруженных Сил.

Я был делегатом XVIII съезда партии и помню не только обстановку высочайшего патриотич'ского подъема, которая царила тогда в зале заседаний, но и ту единодушную деловую озабоченность, с какой обсуждались вопросы обороны страны.

Как свидетельствуют очевидцы и историки, не было ни одного заседания Политбюро, на котором бы не шла речь о подготовке к войне: Центральный Комитет партии знал, что война неминуема, прилагал все усилия, чтобы выиграть главное - время.

Все мы жили и работали тогда, зная, что война - у порога. Мы торопились. Весна и начало лета 1941 года были заполнены усиленной подготовкой к очередной арктической навигации.

В те дни я засиживался в своем кабинете в здании Главсев-морпути иной раз до рассвета, обсуждая с товарищами сложные планы предстоящих работ. Нередко приходилось проводить на работе выходные дни. Но в воскресный день 22 июня, последний выходной день перед началом навигации, я решил поехать за город, на дачу, и выспаться как следует.

Для каждого, кто пережил первый день войны, он памятен до мелочей. Это и понятно - страшная весть сразу же разделила жизнь и время надвое: до войны и - война.

Мне почему-то больше всего запомнились солнечные пятна на дорожке среди деревьев. По этой дорожке, по этим солнечным пятнам в очень тихое и светлое раннее утро я бежал к машине.

Я читал газету, когда неожиданно раздался телефонный звонок.

- Товарищ Папанин, срочно приезжайте в Москву. Началась война.

Меня больше всего тревожила мысль: как мы должны теперь строить работу Главсевморпути, какие проблемы поставят перед нами первые же часы и дни войны?