Тропою испытаний. Смерть меня подождет - Григорий Анисимович Федосеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ишь как ты ее, голубушку, обхаживаешь, — облизнув губы, засмеялся Пресников.
— А вот она минут сорок попреет в собственном пару и дойдет куда лучше, чем на огне. Пальчики оближешь! — ответил Мищенко.
Действительно, через сорок минут, когда погасла печь и снова стало холодно в палатке, мы наслаждались горячей рисовой кашей.
А за полотняной стеной нашего жилья бушует пурга. Нависший сугроб уже отнял у нас треть площадки и продолжает давить сверху, выгибая перекладину.
В полдень на седловину спустились олени. Они бродят вокруг палатки, копытят снег, укладываются отдыхать на совершенно открытой площадке по двое-трое вместе, подставляя ветру свои пышношерстные спины. Появление их здесь несколько озадачивает нас: почему бы им не спуститься в тайгу? Гам теплее и тише. Вероятно, сказывается привязанность к человеку.
Медленно тянутся часы нашего невольного заточения. Кто Дремлет, уронив голову на плечо соседа, кто о чем-то размышляет, устремив взгляд в потолок. Бойка, свернувшись клубочком и прикрыв хвостом нос, спит у ног Лебедева. Василий Николаевич высовывает голову наружу.
— Ни света, ни просвета, братцы. Считай, до утра зарядил губодуй, — говорит он, прикрывая щель и поглубже забираясь в спальный мешок.
Именно в эту минуту налетел новый свирепый шквал, и полотняная стенка лопнула пополам. Гора снега свалилась на нас.
— Одевайтесь и выходите! — приказывает Лебедев.
В сумраке начинается возня, никто не может найти свои вещи, слышится ругань. Ветер полощет разорванные борта палатки, бросая в лицо пригоршни снега.
— Говорю, выходи! — слышится сквозь вой бурана голос Лебедева. — Пресников, задерживаешь всех.
— Шапку потерял, — отвечает тот.
— Завяжи голову мешком и выходи! — приказывает Лебедев, опоясывая себя веревкой и передавая конец товарищам.
Буран обрушивает на нас весь свой гнев. Стужа слепит глаза, обжигает ноздри.
Впереди идет Лебедев, за ним, держась за веревку, шагают остальные. Передвигаясь почти вслепую, с трудом добираемся до склона. Идти становится легче, потому что под ногами спуск и буран здесь несколько тише. Идем наугад среди мелких скал, по ложбинам с крутыми откосами. Очевидно, спускаемся вниз, в ущелье, где непременно должен быть лес, и значит, будет костер. О большем мы и не мечтаем.
— Не отставать, держаться друг друга! — подбадривает Лебедев.
Только через час крутизна спуска переломилась, россыпи и скалы остались позади. Под ногами — гладкий надувной снег, скользкий, как лед. Мы скатываемся по нему на дно ущелья. Нас встречают лиственницы, маленькие, сгорбленные, захлестанные ветром. И сюда вернулась зима, от весны не осталось и следа. Можно было бы устроить привал, но Лебедев упрямо ведет нас вперед.
Спускаемся по ущелью еще ниже и тут замечаем свежесрубленные пни, а затем показываются и палатки. Молодчина Кирилл Родионович — как уверенно вывел нас к лагерю!
И вот уже мы у огромного веселого костра, вернувшего нам силы и бодрость духа. Развязываются лямки, слышится смех…
— Евтушенко, чья шапка на твоей голове? — спрашивает грозно Пресников.
— Твоя, Саша. Честное слово, второпях попалась под руку. Но тебе же в косынке лучше: губы подкрасить — и Мария Ивановна.
И в самом деле, только сейчас замечаем, как забавен богатырь Пресников в своем женском уборе. Дружный хохот гремит вокруг потешной, притворно рассерженной «Марии Ивановны». Возбужденные собаки вскакивают со своих мест, осматриваются по сторонам, нюхают воздух и в недоумении присоединяют свой истошный лай к хохоту людей. Это безудержное веселье было, по-видимому, разрядкой, необходимой после недавнего нервного напряжения.
Восьмого мая, после полудня, буран ослабел, хотя поземка все еще перевеивала сугробы и из лохматых туч падал сухой иглистый снег.
Заметно посветлело вокруг и ожило. Прозвенел тонкий голосок черноголовой синицы, пикнул поползень, и где-то внизу, в ущелье, ударил пробной очередью по твердой древесине дятел. Ломкий стеклянный звон донесся со дна заледеневшего ручья. Природа пробуждалась робко, недоверчиво. Только лес шумел вольно, широко, как неутомимая река.
С гольца к лагерю спустились олени. Их скрипучие шаги мы услышали издалека, и это означало, что воздух вновь обрел звукопроницаемость — верный признак уже наступившего перелома в погоде.
К сожалению, человек узнает о таких изменениях последним: у зверей и птиц способность улавливать атмосферные изменения развита значительно лучше. Перед наступлением той или другой погоды — продолжительных дождей, бурь или солнечных дней — в воздухе распространяются невидимые признаки, по которым и догадываются обитатели тайги о предстоящих изменениях. Одним из таких признаков является и звукопроницаемость воздуха. По тому, как слышат звери и птицы свои шаги, шорох листьев, жужжание насекомых, они догадываются, что делать: искать ли убежища или выходить на кормежку. И наблюдательный человек по поведению птиц и зверей может определить, что сулит появившаяся на горизонте туча или ночной шум реки, долетающий снизу, из ущелья.
III
Куда исчезли Бойка и Кучум? Загадочная падь. Медведица с малышами. Роковая встреча. Борьба медведей.
Мы вылезли из палаток. Высоко шумел ветер, сгоняя тучи к горизонту.
— А где, Василий, собаки? Что-то их не видно, — спросил я у Мищенко.
Тот окинул быстрым взглядом стоянку, прислушался.
— Нету, куда-то удрали. Может, бараны где близко прошли, больше некому шататься в такую погоду, — ответил он.
— За баранами ушли — скоро вернутся, те не задержат, а вот ежели с другим зверем связались, тогда сегодня не жди, — говорит Лебедев.
— Пока обед варится, пробегу следом, чем черт не шутит, может, действительно держат, — засобирался Мищенко.
— Побеги, мясо нужно, продуктов не ахти сколько осталось, а работы еще много, — посоветовал Лебедев.
Вспыхнул костер, и в лагере начался новый трудовой день.
— Касьянову и Дубровскому готовить лес, утром начнем поднимать его наверх; Губченко сегодня дежурит, а остальные пойдут на седловину с дровами. До вечера времени немного остается, надо поторапливаться, — распоряжался Лебедев. — Эй, Евтушенко, нашел когда письма перечитывать! Выходи!..
После обеда цепочка людей с вязанками сушника медленно взбиралась по склону бокового гольца. Солнце, горячее, будто не здешнее, щедро грело землю. Снег казался расплавленным серебром. Горы сияли праздничной белизной. В воздухе стояла тишина, нарушаемая тяжелыми шагами поднимавшихся в гору людей.
На седловине нас встретили снежные бугры, как дюны, продолговатой формы, расположенные по направлению ветра. А там, где стояла наша палатка, возвышался заледеневший курган с нависшим козырьком. Кругом настрочили узоры куропатки. К нашему жилью забегал осторожный соболь. Он потоптался у огнища, что-то разрыл в снегу и потянул след в соседнее ущелье.
Мы не стали производить раскопки кургана, было поздно, к тому же снег настолько затвердел, что его можно было только рубить топорами. Отложили на завтра.
В
