Когда вырастают дети - Ариадна Борисова

– Не собирайте крошки со стола в ладонь, Русалочка, а то в старости будете побираться, – доброжелательно говорила Мама. – Такая примета…

К невестке она обращалась на «вы», что в сочетании с прозвищем казалось шпилькой, которой на самом деле не было.

– Привыкла в детдоме, – приветливо улыбаясь, отвечала Русалочка.

Принц пытался шутить:

– В старину жены всегда так делали: в ладонь и в рот – мужу.

– Спасибо, – Русалочка вставала из-за стола.

– Не за что, – кивала Мама любезно. – Не я же готовила. Кстати, муку в соус к макаронам не добавляют.

– В столовке всегда добавляли.

– У нас не столовка… Откройте, пожалуйста, окно шире, дым в кухню идет.

– Русалочка, ты же обещала бросить курить, – напоминал Принц.

– Скоро брошу.

– Ага, скоро, – в голосе Мамы прорывались едва различимые нотки скорбного удовлетворения и торжества, знакомые Принцу по ее ссорам с Эдуардом Анатольевичем. Поблагодарив за ужин, она удалялась в спальню. Считалось, что поговорили.

Принц молча помогал Русалочке убрать посуду, целовал в шею, виновато шепча:

– Я к Маме, ладно? Ненадолго…

Мама сидела перед телевизором и с напряженным вниманием смотрела, как Винни-Пух резвится со всеми-всеми-всеми. Принц спрашивал о самочувствии, гладил ее руки и не мог сосредоточиться ни на одной из тем, увлекавших его и Маму прежде. В кухне гремела посуда и, словно на вершине с эхом, пела Русалочка: «Грезы падали неладные темной ягодой с куста».

Строчка повторялась, – «пластинку» заело, слышен был звон каждой тарелки и чашки. Неясная усмешка обозначила в углах Маминых губ пометки для новых морщин. Эхо песни рикошетило о грудь Принца вместе с невысказанным желанием Мамы поскорее выключить песню.

– Если бы Шекспир не умер несколько столетий назад, я бы его убила, – произнесла Мама безжизненным голосом. – А еще лучше было бы убить Ромео и Джульетту, когда они еще пачкали пеленки. Самая печальная повесть на свете – террористический акт международного масштаба. Бомба постоянного действия. Ее осколки из века в век уничтожают человечество.

Принц молчал, как заговоренный. Впрочем, почему «как»? Его заговорили, запели, отшибли ему мозги падающие с куста темные ягоды и намерение Мамы спасти мир посредством убийства детей из Вероны, без того мало поживших. Мама хотела убить Шекспира из-за своей нелюбви к любви между мужчиной и женщиной, а Принц, тривиально, вернее из профессионального неприятия, – проектировщиков этого дома с тонкими стенами.

– Твое преступление ни к чему бы не привело, – все-таки откликнулся он. – Пришлось бы убить Данте и Беатриче, Петрарку и Лауру, Печорина и Бэлу, Мастера и Маргариту, миллион других известных влюбленных, а также почти всех писателей и поэтов, ведь они только и делают, что пишут о любви. Ты, Мама, сама бы сделалась преступником международного масштаба, и мир перестал бы существовать.

– Ты хочешь сказать, что мир существует из-за любви?

– Я хочу сказать, что он благодаря ей одной и существует.

– Сомнительно, – Мама снова уставилась в телевизор, с большим интересом рассматривая грустного ослика Иа-Иа. – Наверное, я постарела и перестала понимать жизнь.

В коридоре шлепали и постукивали фиксаторами ноги Русалочки. Она шла в бывшую детскую Принца, теперь супружескую спальню, отделенную кухней и залом от комнаты Мамы.

– Иди к ней, – вздохнула она. – Кроме потери и болезней детей, женщине страшно, когда любимый мужчина бросает ее ради другой. Или чего-то другого. Это трудно пережить даже пятнадцать минут.

– Мама…

– Что – «Мама»? Я пережила и живу. Потому что у матери, к счастью, есть, кого любить и без мужа.

Принц ушел, оставив Маму в полутемной комнате, наедине с грустным осликом и грустными мыслями, сожалея, что человеку не дано находиться сразу в двух местах.

– Что ты пела? – спросил он жену.

– Так… Песню.

В Русалочке растворялись его печали и он сам. Она стеснялась своих ног, закрывала одеялом при лунном свете, хотя уродливыми Принц их не находил. Русалочка будто просто брела в мелкоте речки, и ноги ниже колен становились неправильными, как преломляется и становится немного другим все, что находится в воде. Принц говорил-слушал ночные слова, сопутствующие ночным действиям, закрывал рот легкому ахающему стону Русалочки жадным ртом, зная, что те же слова, действия, тот же стон повторятся утром, следующей ночью и утром, и не надоедят никогда. Он засыпал в блаженной истоме, носом в душистый висок, и вместе с девочкой бежал в лес, чтобы осторожно положить облизанные прутики на муравьиную пирамиду. Стряхнув с прутов муравьишек, они лакомились кислым соком, а кругом шелестели листья, и с берега несло запахом раскаленного песка.

О Маме Принц бессовестным образом вспоминал лишь во время завтрака, но уходил на работу привычно целуя в щеку. Сначала ее щеку, потом Русалочкину.

Его отделу доверили план реставрации собора и расширение железнодорожного вокзала. Заветный проект, задуманный едва ли не с детства, прошел множество экспертиз и получил высокую оценку. Принц шагал с работы, улыбаясь прохожим, и радовался их удивленным ответным улыбкам, а дома убеждался в неизменности холодной войны.

Мать и жена были на себя непохожи, и улыбчивый мир переворачивался от отчаяния. Принца разрывали на части две могучие силы – две слабые женщины. Хотелось, хлопнув дверью, убежать в какую-нибудь пивную, – так, в случае очередного коллапса отношений с домочадцами, поступали некоторые сослуживцы. Но перед глазами вставал жалкий силуэт отца Русалочки, заколдованного, замороженного водкой, и Принц продолжал терпеть. Плестись по военной дороге было все же лучше, чем по лезвию жизни.

Однажды поздним вечером погас свет. Выглянув в окно, Русалочка сообщила, что электричества нет только в их подъезде. Принц нашел в ящике стола карманный фонарик, взял стремянку и отправился взглянуть на автоматы в щитке. Отворил дверцу, – выключатели всех четырех квартирных автоматов были направлены, как положено, вверх. Принц вдруг вспомнил свое детское недоумение, когда Белоконь рассказывал ему о жучках, крадущих электрический свет, засмеялся… и со страшным грохотом полетел на пол. Это ножка раздвинутой стремянки приткнулась к углу соседской двери, а собравшийся выйти сосед обнаружил неведомую западню и, не подумав, налег и распахнул. Захлопали другие двери, на площадку выбежали взволнованные люди со свечами. Фонарик разбился, сосед в ужасе ощупывал затылок Принца, крича:

– Живой? Живой?!

Ответить не давали легкие, из которых, казалось, выбился весь воздух, а вздохнуть они почему-то не могли. Сознание уплыло и как будто тотчас же включилось, причем синхронно со светом. Вокруг сгрудились соседи, все кричали наперебой, нечаянный виновник крушения подсунул под голову куртку. А рядом, с обеих сторон, потирая лбы, сидели на полу Мама и Русалочка. Крепко стукнулись во тьме лбами, одновременно склонившись над Принцем. Правая нога у Мамы была босой, тапок она держала в руке, словно только что гналась за тараканом…