Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - Григорий Ширман

"И я узнал смирение камены..."

И я узнал смирение камены,Я строгий полюбил ее овал,Я в бронзовые цепи заковалЕе огонь и трепет неизменный.

И я услышал тяжкий ход вселенной,И я увидел блеск зазвездных скал,Наполнен мой сафировый бокалВином принадлежащей мне Елены.

Кого благодарить, как не тебя.Нестриженые строфы теребя,Не раз мы говорили друг про друга.

Я защищал безумье и хаос,Ты космос и покой хранил упруго,Родство стихий в пространстве началось.

"Не слышно шелеста души окрест..."

Не слышно шелеста души окрестИ ночь пестра над плоскою пустыней,Костры Плеяд журчат, их уголь стынет,Оскалился над нами звездный крест.

Легко плывем с тобой, плывут понынеАллаха корабли, поет норд-вест.Юпитер, для быков твой храм отверст, –Молитвы, и мычанье, и унынье.

Избиты звуки розовых сердец,Неслышно солнце мчится, наш отец,Алмазное сиянье на востоке.

Елены мы рабы, и я и ты,Волнуют нас пустынные мечты,Умыт росою звезд наш дар жестокий.

"Наружностью на Шекспира похожий..."

Наружностью на Шекспира похожий,Меч Гамлета под бархатом держа,Походкою влюбленного пажа,Ты бродишь между членов нашей ложи.

Мы каменщики будущего, строжеИ веселей нас нет, и эта ржа,И золото времен, и сталь ножа,Нам любо всё, во всем одно и то же.

Пройдут года, рассеется угар,Услышим вновь мы белый стон гагарИ красный рык, пугающий пустыню.

Закружится над нами зодиак,И вечности блистающею синьюНас озарит величественный мрак.

"Известный только самому себе..."

Известный только самому себеВеду войну всегда с самим собою.Алей, закат, я рад зовущей к боюНемой твоей рыдающей трубе.

Уметь молиться в брошенной избе,Рукою плыть над гладью голубою,Калитку петь с умолкшею скобою, –Вишневый вечер, я иду к тебе.

На что мне славы шум неуловимыйИ лавры мертвые, и херувимы,Когда я слышу самого себя.

О темный берег мой, о камень грубыйВолна стучит, стекло свое дробя,Улыбкой зыбь мои качает губы.

"Шевелится язык твой, не спеша..."

Шевелится язык твой, не спеша,Под глыбами глухих деепричастий,Неведомо тебе иное счастье,Когда ломает синтаксис душа.

Твоя дремотность лишь и хорошаИз-за своей певучести отчасти.Не разорвать на розовые частиКрутую синь крылами шалаша.

Их перья в землю врезались глубоко,Тебе не повернуть сухого бокаИ головою небо не продрать,

Не броситься в безумие и хаос,Не двинуть звезд разнузданную рать,Над временем текучим колыхаясь.

"Гремучие года нас потрясли..."

Гремучие года нас потрясли,Европа поднялась на задних лапах.Оползших стран струился дым и запах,Разил невыносимый дух земли.

Горели города и корабли,И люди в картузах и люди в шляпахЮродствовали от шагов культяпых,Давивших душу в огненной пыли.

Евангелья железного скрижалиШумели в каждом вязнувшем кинжале,Кричала ночь как черная сова,

И вылезли на липкую планетуНаружу те ужасные слова,Упорно что даются лишь поэту.

"Экватора жестокая скоба..."

Экватора жестокая скобаЗемную темноту на юг и северРазрезала в огне святом и в гневе,Египетские раскалив гроба.

Легко рассыпалась зола царевен,Едва плывет под тяжестью горбаВерблюд, космата тень его, груба,Он жажды кость в сухом провозит зеве.

На этого верблюда ты похож,Тревогой нагруженный ты плывешь,И ростом кажешься ты многих ниже.

Но лучше жижу Леты выпить, чемУгрюмо жить, не ведая зачем.Я оттого пою и песней выжжен.

"Находит каждый то, чего не ищет..."

Находит каждый то, чего не ищет,И не находит то, чего искал.Кричит мой стих голодный как шакал,Обнюхивая падаль на кладбище.

Луною тонкой щерится оскал,А вечный голод ветром долгим свищет,Юрт северных мне снится становище,Морями позабытый злой Байкал.

И там, быть может, я нашел бы друга,Наездника веселого как вьюга,Арканом повалившего быка.

Ему слагал бы дикие стихи я,Величественно злые как стихия,Упорные бессмертьем как тоска.

"Не первый я ступил на берег сей..."

Не первый я ступил на берег сей,Изрытый изумрудовою влагой,Куда стремились темные бродяги,Окованные звуком: Одиссей.

Ловлю строкой не скудных карасей,А из пород иных воды всеблагой.Ютися, дух мой, в парусе бумаги,Хулу как пепел по ветрам рассей.

Огромного я жду теперь улова,Растет мое и тяжелеет словоИ блещет розоватой чешуей.

Кончаю с болью песню я морскую,О бурях неиспытанных тоскую,Вулканы волн уж дышат предо мной.

"Владеть стихом легко и тяжело..."

Владеть стихом легко и тяжелоИ легче нет труда и нет тяжеле.Меня давно камены ждут, ужелиИ нынче как алмаз блеснет стекло.

Река забвенья где-то плещет зло,Угрюмы берега ее и мели,Разбитые челны, что не сумелиОчистить ил, песками занесло.

Забыть себя никто из нас не в силе,А те, что сами души погасили,Навеки те уносят трепет крыл.

О, черные края, где звезд не видно, –Вас космос пылью светлой не покрыл,Умрем и мы, но слава нам завидна.

"Езекиил глядел, как облекались кости..."

Езекиил глядел, как облекались костиВ живые красные крутые телеса,Горели тушами земные небеса,Единый бог кричал и корчился от злости.

Но матовая ночь задула чудеса,И вдруг пророк один остался на помостеЮдоли сумрачной, шакал рыдал, и тростиСтучали тростника, и падала роса.

О, не таков ли я, пропевший песни этиКолючим зарослям на берегах столетий!Олень мой ветреный, летящий как стрела,

Легко тебя узреть, но не легко стрелоюУнять твой легкий взлет над грузною скалою, –Я выстрелил в тебя из мглистого угла.

"Осталось мало в третьем мне десятке..."

Осталось мало в третьем мне десятке,Легко растратил двадцать восемь лет,Едва созрев, я знал уже, что нетГодам возврата в мировом порядке.

Ушел я в эти песни без оглядки,Ловить ушел я музыку планет,Единорог и Псы мерцали мне вослед, –О, вымысел очей как слово сладкий!

Народов древних темнострастный вой,Их говор позабытый горловойДавно я слышу в памяти туманной.

Офир, страна сокровищ и камен,Века мне возвращаются и страныУплывших безвозвратных лет взамен.

"Снега зеленые, земли снега..."