Рожденная любить - Ханна Хауэлл

– О Господи! – простонал Иен и, сбросив с плеча руку брата, понесся вверх по лестнице.

Когда он замер у дверей спальни, оттуда не доносилось ни звука. У Иена оборвалось сердце. Потом он услышал тихий стон, негромкий мужской голос и ударил кулаком в закрытую дверь. На его стук вышла Мег и, прикрыв за собой дверь, заслонила ее спиной.

– Туда нельзя. Мужчине там не место.

– Но я слышал мужской голос!

– Это Уоллес, он успокаивает девочку, как свое животное. В родах он разбирается не хуже повитухи. А ты останешься здесь.

– Святители небесные, старая ты ворона! Я хочу видеть жену.

– Не пытайся меня уговорить. В спальне тебе не место, ты в плачевном состоянии и думаешь о смерти. Девочку только расстроит твой мрачный вид. Оставайся здесь или спустись в зал и напейся, А ее тревожить я не позволю. – Мег юркнула обратно в спальню и заперла за собой дверь.

– Я буду сидеть прямо здесь, старая ведьма! – заорал Иен, но тут же начал взволнованно метаться по коридору.

Колин Маклэган тихо ушел и вернулся с элем. Иен сел напротив двери, а брат и отец устроились по обе стороны от него. Им удалось получить по глотку-другому, пил в основном будущий отец. Колина и Тэвиса тоже начала беспокоить тишина, царившая в спальне, которая была столь необычна для родов. Казалось дурным знаком, что Айлен не кричит от боли, как все роженицы, сейчас их обрадовал бы даже ее отчаянный вопль.

Айлен очень хотелось бы закричать, да так громко, чтобы стены Карэдленда содрогнулись. Пока сын выходил на свет, ей казалось, что ее тело вот-вот разорвется, и она чуть не перекусила толстую кожу, зажатую в зубах. Но рождение первенца еще не означало конец мукам. Измученное тело не получило передышки: снова начались потуги, возвещая появление второго ребенка. И все же, несмотря на боль, Айлен улыбнулась, когда в спальне раздался оглушительный детский крик. А в следующий момент Иен снова забарабанил кулаком в запертую дверь. Стремление мужа войти в спальню и посмотреть, что происходит, которое отнюдь не сочеталось с его страхом перед родами, порадовало Айлен и стало для нее некоторой поддержкой, добавив ей сил. Пусть Иена нет у ее постели, но он близко и думает о ней. Этого было достаточно.

– Впустите меня! – кричал он. – Немедленно!

– Нет! – не менее громко заорала Мег. – Тебе нельзя входить! Еще не все сделано. – И пробормотала себе под нос: – Ну и удивился бы ты, узнав, что тут происходит.

– Айлен! С тобой все в порядке? – Он был счастлив услышать крик живого ребенка, но все еще боялся за ee жизнь.

– Да, все хорошо, потерпи. Осталось недолго, – с трудом ответила Она.

– Ну вот, – попытался успокоить брата Тэвис, оттаскивая его от двери. – Разве этого тебе мало? Ребенок жив, Айлен тоже.

– Крошка Айлен сказала бы, что у нес все хорошо, даже если бы на это ушел ее последний вздох. Я хочу сам убедиться.

– Там надо убрать и все такое, – вмешался Колин. – Потом ты сможешь туда войти и посмотреть, если захочешь. Самое страшное уже позади.

Но оба понимали, что лукавят. Ведь Айлен, как и Каталина, могла истечь кровью. Часто после рождения младенца кровотечение не останавливалось, унося жизнь матери. К тому же многие умирали от послеродовой лихорадки... Живой ребенок не доставит радости, если его появление на свет будет стоить Айлен жизни. Иен хотел быть рядом с женой, словно надеялся, что его присутствие и сила воли не дадут ей ускользнуть от него в смерть.

А дверь все не открывалась, и каждый миг, ожидания был для Иена мукой. Он должен сам увидеть, что Айлен жива, ибо слишком хорошо знал, как легко она может умереть, слишком ясно представлял себе опасность, связанную с рождением ребенка. Охваченный мучительной тревогой, он почти не обратил внимания на второй и третий крики.

– Отметьте первенца! – с трудом выговорила Айлен, когда второй сын громко заявил всем, что жив. Ей было непонятно, почему ее тело no-прежнему не желает успокаиваться. – Я хочу исключить всякие сомнения в том, у кого какие права. Вы трос будете свидетелями. Так делал мой отец, Мег!

Попросив у Бога прощения за то, что она причиняет боль невинному созданию, Мег надрезала правую ладонь мальчика и перевязала рану так, чтобы после нес остался шрам. Вечная отметина всегда будет говорить о том, кто из детей первым покинул материнскую утробу. К тому же шрам станет удобным способом различать близнецов. Макрот назвал свою метку шрамом наследования, ибо она подтверждала права старшего сына. Потом Мег снова повернулась к Айлен, безуспешно пытаясь скрыть озабоченность и страх.

– В чем дело, Уоллес? Ты не можешь сказать, почему она продолжает тужиться, словно в начале родов?

Умные ласковые руки конюха скользнули по напряженному животу роженицы:

– Похоже, должен выйти еще один ребенок, – сказал он.

– О Господи! – простонала Айлен. – Неужели у меня будет целый выводок, словно у какой-нибудь утки?

– Нет, это последний. Хотя не слишком надейтесь, что он родится живым, – тихо произнес Уоллес. – Это было бы настоящим чудом.

Айлен понимала, что позже смерть младенца принесет ей душевную боль, однако сейчас она чувствовала такую усталость, что мрачное предсказание Уоллеса не стало для нее ударом. Ей просто хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Айлен могла думать лишь о том, как будет хорошо, когда она сможет наконец отдохнуть.

Появившаяся из материнской утробы девочка оказалась крохотной, а се крик едва слышным. К изумлению женщин, конюх велел им заниматься Айлен, а сам взял ребенка. Они едва успели обмыть роженицу и поменять ей рубашку, как Уоллес подхватил ее на руки и положил рядом с вымытой и спеленатой малышкой, которую устроил у разведенного в камине огня.

– Дайте ей грудь первой, а потом надо подыскать для нее кормилицу. Чтобы выжить, ей понадобится вдоволь молока, а вам и так нелегко будет выкармливать ее братьев. Придет Грайзел, жена кузнеца. Она чистоплотная, добрая, и молоко у нее есть, ее ребенок умер вскоре после рождения.

Айлен посмотрела на дочь, совсем крошечную, слабенькую, и почувствовала, как, несмотря на усталость, в ней просыпается горе, но оно было еще далеким и пока не слишком се терзало. Позже ей придется думать о смерти девочки, которую она столько месяцев носила под сердцем. Айлен была рада, что усталость защищает ее от новой муки.

Уоллес подробно рассказывал ей о том, что уже сделал и сделает дальше, чтобы сохранить жизнь девочке, а Айлен тем временем показала сыновьям, где нужно искать пишу. Когда на постели сменили белье, и Уоллес перенес Айлен, его отправили за Грайзел и священником, чтобы окрестить новорожденных. У двери конюха чуть не сшиб с ног Иен, стремительно бросившийся к жене.