Академия демиургов - Александр Абердин

— Ты мне просто про какую-то волшебную сказку рассказываешь, Танечка. Откуда же Стеллеровы коровы здесь взялись? Таня улыбнулась и ответила пожилой женщине:

— Бывают и такие чудеса, а теперь засни ненадолго.

Митяй в это время тоже разговаривал по душам с одним местным жителем, но уже совсем другим, как по своему виду, так и по прожитой им жизни. Он стояла во дворе почти такого же финского домика, только куда более облезлого и неухоженного. Сам двор, заросший бурьяном, выглядел под стать хозяину дома, среднего возраста худому, чахлому на вид мужчине, одетому в грязноватую, с бурыми пятнами засохшей крови, майку, серые рабочие брюки и кирзовые, стоптанные сапоги. От мужчины, которого звали Николаем Краевским, сильно несло перегаром, но он крепко стоял на ногах, придерживая правой свою искалеченную несколько лет назад на лесоповале и не здесь, а в Красноярском крае, где тот сидел, руку. Николай был по национальности поляком, но родился и вырос в Мезмае. Сюда, в горы Северного Кавказа, была сослана ещё в далёкие царские времена часть участников польского восстания. О своих предках Николай даже и не вспоминал никогда, как и о их восстании против русского царя. У него и своих проблем имелось выше крыши, а тут к нему во двор чуть ли не вломился какой-то парень и завел с ним довольно странные, а точнее совершенно идиотские разговоры.

Глядя на Митяя, Николай подумал: — «Эх, керя, что бы ты понимал в судьбе. Моя судьба, керя, и так конченая, а тут ещё на мою голову эта гнида навязалась. Сейчас он моя судьба и сдаётся, что жить мне осталось совсем недолго». Гнидой Николай, по прозвищу Дохлый, называл высокого, крепкого, сильного и ловкого мужчину по кличке Зубан — Игоря Зубанова, некогда бывшего авторитетным, проверенным и надежным бойцом криминальной пехоты в Тверской ОПГ, разгромленной правоохранительными органами и посаженной за решетку на различные сроки. Зубану очень сильно при этом повезло. Вся его боевая пятерка полегла, а двум главарям Тверских, братьям Соколовым, то ли не пришла в голову мысль, что Зубан, как их доверенное лицо со своей небольшой группой криминального спецназа достоин пожизненного заключения, как и они, то ли просто забыли о нём и потому их тайный спецагент и киллер, получил всего восемь лет и полтора года назад откинулся с зоны. За годы, проведённые в тюрьме, многое в стране изменилось, но только не сам Зубан и его взгляды на жизнь, взгляды хищника, насильника и жестокого убийцы.

Вернувшись в Тверь, Зубан вскрыл все закладки своей группы, в которых лежали деньги и оружие, и задумался. Денег на сладкую жизнь за бугром и продолжение карьеры тайного киллера, было немного, менее полумиллиона долларов, мечты о том, чтобы стать таким же киллером экстра-класса, как Лион, его ещё не покинули, да, и возраст, тридцать семь лет, плюс прекрасная физическая форма и здоровье, позволяли надеяться на успех и потому он принял решение — сорвать большой куш, обрубить все концы, отлежаться с полгодика где-нибудь и свалить за бугор с большими деньгами. Покрутившись пару месяцев в Твери и немного привыкнув к вольной жизни, он перебрался в Москву, снял квартиру и принялся не спеша подыскивать дело, которое подняло бы его лимонов на десять зеленью.

Высокий, симпатичный и обаятельный, без каких-либо пошлых татуировок на теле, у спецназовца их не должно быть, а Зубан прошел хорошую школу, отслужив в ВДВ и пройдя через горячие точки, он вскоре завел себе любовницу на семь лет старше, сотрудницу крупного банка. Через неё-то он и смог получить сведения о том, когда и куда инкассаторы повезут крупную сумму в рублях и что самое главное, в валюте. Сколотив на скорую руку небольшую банду, Зубан целых полгода муштровал своих бойцов и вскоре она пошла на дело. Переспав в последний раз с любовницей, он без каких-либо эмоций заколол несчастную женщину, незаметно покинул её роскошную квартиру и вскоре в Москве произошло дерзкое, невероятно изощренное и крайне жестокое ограбление. Один из инкассаторов банка был членом банды и это именно он, выведя остальных инкассаторов из строя сильнодействующим аэрозолем, остановил бронированную машину, чтобы впустить в нее сообщников, подъехавших на второй, точно такой же банковской машине, в которой сидел и Зубан.

Когда все деньги были переложены во вторую машину, он молниеносно убил всех своих троих подручных и остальных инкассаторов, включая своего человека, после чего бросил в инкассаторский автомобиль взрывное устройство с часовым механизмом и быстро уехал, чтобы через несколько километров пересесть в другой микроавтобус, в котором его также поджидало двое сообщников. Те даже и не подозревали, какая участь их ждет, когда они выедут за пределы Москвы, чтобы пересесть в третью машину. Когда инкассаторский автомобиль, на который уже стали коситься люди взорвался, отчего погибло несколько прохожих, находившихся поблизости, все подручные Зубана уже были мертвы, а он сам ехал в неприметном, сером «Фольксвагене-Гольф» по Рязанской автотрассе на юг. Самым лучшим местом этот хищный и опасный зверь, сорвавший крупный куш, счел Мезмай. Там жил Николай Краевский — Дохлый, которого посадили за пьяную драгу с поножовщиной на семь лет.

На зоне очень удивлялись, как это Дохлый сумел отметелить пятерых мужиков по пьяне, да, ещё и порезать одного его же собственным ножом и всё попытались провести «следственный эксперимент» над ним, то есть легонько пинали того впятером. Зубан, посмотрев на один из таких «следственных экспериментов», почему-то сжалился над мужиком и мигом прекратил все следственные эксперименты. Ну, а после этого сделал все, чтобы Николай чувствовал себя обязанным ему по гроб жизни. Когда Зубан однажды ночью, а это произошло три месяца назад, нагрянул в Мезмай, Дохлый света белого не увидел. Как это ни странно, но он быстро раскусил, что это за зверь и чем он опасен, но не подавал вида. Вчера вечером, когда они вместе пили водку, в ответ на совершенно безобидный вопрос, Зубан избил Николая и напоследок добавил: — «Ничего, скоро отмучаешься и забудешь про меня». Он сразу же понял, что именно это означает, но не в его силах было что-то изменить, а тут какой-то сопляк, не видевший жизни, наверное из этих, которые блатуют народ в царство божье, что-то лепит ему про судьбу. Митяй, прочитав его мысли, вдруг широко улыбнулся и сказал:

— Пошли за дом, Николай, там я тебе что-то покажу.

Слова эти, сказанные вполголоса и вполне добродушно, почему-то прозвучали для Николая, как приказ и он немедленно пошел за дом, в небольшой огород, которым совсем не занимался из-за Зубана. Хотя левая рука у него и была покалечена, он и одной правой неплохо управлялся по хозяйству, но Зубан, затаренный бабками по самые брови, запрещал ему заниматься всякой ерундой и вообще не отпускал его от себя ни на шаг. Время от времени они ходили в магазинчик и скупали в нём буквально всё подряд, чтобы хватило потом недели на две. Всё остальное время Зубан, поставивший на крыше дома тарелку, смотрел боевики, зверея без женщины. Когда же Николай зашел за дом, то буквально онемел от увиденного — босой Зубан, одетый в майку и джинсы стоял босиком на траве, вокруг него лежала куча денег в банковских упаковках и с десяток пистолетов, один страшнее другого. До этого гордый и дерзкий, склонный к риску бандит мелко дрожал от страха, зубы его выбивали чечётку и к тому же он ещё и обмочился. Таким он его ещё никогда не видел и если честно, то и не мечтал увидеть. Положив Николаю руку на плечо, Митяй насмешливым голосом сказал:

— Полюбуйся, Николай, во что такие герои превращаются стоя на краю могилы. Ты давно уже догадывался, что это страшный и очень подлый человек. Смею тебя заверить, что именно так оно и есть. Думаю, если бы не твоя искалеченная рука, Коля, то ты бы вчера его отметелил за милую душу, если бы включился, как тогда, в кафе, что в Черниговской. В тебе, парень сидит самый настоящий дракон, а Зубан что, Зубан всего лишь хорошо надроченная на бой мразь, которую научили приёмам боевого самбо и карате, да, выучили стрелять с обеих рук. — Пристально посмотрев в лицо бандита, Митяй спросил — Ну, что, Зубан, приготовился к смерти? Знаешь, хотя мои друзья и не разделяют этого, но я считаю, что последняя сигарета перед смертью и стопарь водки будут по тебе тризной. Ни один человек из тех, кто знает тебя хорошо, слова доброго в твой адрес не скажет, но я полагаю, что эта тризна будет хоть каким-то утешением тем, кого ты убил. А теперь можешь высказаться, Зубан.

Николай думал, что он услышит какие-то оскорбления или что-то тому подобное, но Зубан жалобно заголосил:

— Не убивайте меня, пожалуйста! Сдайте ментам, я во всём признаюсь. Пусть мне присудят пожизненное, только не убивайте меня. Вы же должны быть добрым и прощать всех.

— Да, Зубан, вот с этим у меня действительно имеются некоторые сложности. — Согласился Митяй — С добротой у меня всё в полном порядке, вот только прощать такое зверьё, как ты, я не собираюсь ни сейчас, ни в самом отдалённом будущем, а потому вот тебе стакан водки и последняя сигарета. Можешь пить и курить не спеша. Мне ещё нужно с Николаем поговорить.