Позади Москва - Сергей Анисимов

Снова упражнение, сразу прекратившее все мысли. Когда Вика стреляла, она не думала вообще ни о чем, совсем. Голова была пустая, и руки работали автоматически, сами: при помощи глаз, но без помощи извилин мозга. Даже смешно. Попадание, еще попадание: щепки летели во все стороны, и она видела это четко и резко, как на ярком киноэкране. Атакующая (отходящая) группа пехоты — два стрелка на разных рубежах, потом смена позиции. Потом огневая группа — тоже две фигуры, из которых одна изображает пулеметчика. Снова смена позиции. Азарта Вика не испытывала — для этого, наверное, тоже нужны мозги. Еще одна мишень — как бы «атакующий стрелок». На спусковую скобу она жала, не жалея пальца, и было такое ощущение, что первые из вырванных из мишени щепок не успели еще отлететь, когда она выстрелила в третий и четвертый раз. Песец ослику. Второй магазин ей не понадобился.

— Рядовая Петрова, стрельбу закончила.

Она поставила автомат на предохранитель и только теперь начала нормально дышать, а в глазах чуточку прояснилось.

Слева и справа раздавались те же слова. За дисциплиной, точнее, за техникой безопасности здесь следили сурово.

— Разряжай!

Вика выложила второй магазин на мерзлую доску, отстегнула початый и один за другим выщелкнула неизрасходованные патроны в ладонь. Тех оказалось неожиданно много: даже один раз пришлось отложить их в сторону.

— Рядовая Петрова, оружие разряжено, поставлено на предохранитель.

— Смена, к середине. Оружие к осмотру.

— Товарищ капитан, рядовая Петрова выполняла боевую задачу по уничтожению противника в указанном секторе стрельбы. В ходе боя наблюдала: все цели поражены. Боеприпасы израсходованы не полностью, осталось 40 патронов. Задержек при стрельбе не имелось.

Она оттарабанила свое как робот: памятью бог не обидел.

— Ну, Петрова, ты даешь. Кураж поймала?

Вика не нашлась, что ответить. По ощущениям мозги до сих пор включились не полностью. Интересно, у отца так же? Когда он бросает на врага набитую взрывчаткой стальную хрень, весящую черт знает сколько?

Повесив автомат за спину и собрав патроны в карман, Вика пошла за остальными, шумно переговаривающимися, почти веселыми. Почему-то во время стрельб почти забывалось, для чего все это и что там, снаружи. Теперь это накатилось заново.

Когда они менялись, она снова обратила внимание, что атмосфера в отделении и во взводе в целом изменилась. Лица стали более человеческими, более сглаженными. Странно звучит, правда? Но в первые двое суток пребывания в армии Вика была буквально шокирована обилием страшных, некрасивых людей рядом с собой. Непрерывным матом по любому поводу — и вот именно этим, лицами. При этом ей было совершенно понятно «в принципе», что ни одна рота, кроме, пожалуй, каких-нибудь кремлевских курсантов, не может состоять из Аполлонов. Высоких, мускулистых и белокурых красавцев со значительными и вдохновленными лицами. Вроде тех, какие нам показывают в рекламе «Polo Ralph Lauren». Типа вдохновленными перспективной защищать Родину. На самом деле эти ребята и мужики оказались совершенно не красавцами, да и вообще не произвели на нее, уже не девочку, хоть сколько-то достойного впечатления. Некоторые с резкими чертами лица, некоторые с лишним весом, некоторые с плохими зубами. Все это и многое другое во всех возможных комбинациях. Татуировки, в том числе блатные или сделанные под блатные. Прыщи на рожах, а у одного — искусственные шрамы, что всегда вызывало у Вики отвращение. Был скинхед или по крайней мере русский националист, немедленно после появления в казарме громогласно обвинивший во всем происходящем жидов. Был высокий и курчавый парень-еврей, тут же ответивший на это прямым ударом в голову с правой. Драка длилась ровно четверть минуты: по три удара на каждого. Когда их растащили, у еврея была рассечена губа и бровь, а нацик уже начинал багроветь левой половиной лица: его соперник явно владел обеими руками не одинаково хорошо. Вика и все остальные слышали, что орал старший сержант за закрытыми дверями, к вечеру побитых парней поставили мыть сортир вместе, и на следующий день на них двоих было уже совсем страшно смотреть. Но потом отеки с морды спали у обоих, и они вдруг оказались людьми. И остальные тоже, как ни странно, почти все одновременно. Скуластый и сутулый парень с блестящими глазами, которого Вика в старые времена послала бы далеко и конкретно даже не при попытке познакомиться, а при попытке подойти близко, вдруг оказался знатоком песен. Причем не рэперских трынделок, а нормальных: «Наутилуса», Визбора, Высоцкого, Цоя, «The Beatles», старого белорусского «Господина Бользена», песен Евгении Смольяниновой. Негромко, под нос — для себя, а не для других, — но очень чисто. Он пел их, даже когда было совсем тяжело. Это Вику просто шокировало, а потом выяснилось, что одно, или другое, или третье есть у каждого из них. Отвоевавший в Сербии «не-казак» по имени Денисыч очень любил детей и кошек. У него дома были коты и аж трое детей, и он все равно пошел в военкомат. Причем, по его словам, именно не «все равно», а «поэтому»… Один из самых молодых парней, деревенский, неожиданно оказался хорошим рукопашником: даже когда против него вставали офицеры, он кидал и валял их какими-то хитрыми бросками, не даваясь в захваты и уворачиваясь от ударов кулаками и ногами. В батальоне был «физкультурник» в невысоком звании прапорщика. Вот с этим они рубились почти на равных, под общий свист и улюлюканье, и деревенского в конце концов уложили лицом вниз, но запыхавшийся прапорщик утер распоротую в одном из падений щеку и молча показал болеющим сразу два больших пальца. А потом помог уже не похожему на дешевого гопника парню подняться… Мрачный доктор жестко и профессионально делал массаж. В первый раз предложил сам — кому-то из совсем уж немолодых мужиков, воем вывших после «штурмового городка» и полосы препятствий в полной выкладке: с оружием, боеприпасами, в бронежилетах. Потом его начали просить, и он не отказывал, хотя было видно, как устает сам: все же он был постарше большинства. По 10, редко по 15 минут, но мял мужикам и ребятам спины, плечи и ноги, вытягивал мышцы, бил раскрытой ладонью по позвоночнику.

В четверг уже почти к самому отбою в военный городок прорвалась мать одного из 18-летних. Как тот честно признался, другую бы не пустили, но его мать была аж младшим советником юстиции, работала в прокуратуре, значит, майор. Черт их знает, приравняли сейчас звания или нет: юристы вроде бы все были военнообязанными, как медики всех уровней. Ей дали поговорить с сыном минут двадцать, а потом она выложила на стол из сумки несколько коробок с сухим печеньем и пару блоков сигарет с фильтром. Вместе с несколькими другими ребятами Вика стояла в коридоре и смотрела на это. Женщина негромко спросила что-то у сына, кивнула и прямо от дверей позвала «рядового Ляхина». Того позвали, он пришел через минуту. Ни слова не сказал по поводу своего лейтенантства, что Вике неожиданно понравилось. Женщина дала ему заглянуть в свою сумку, это выглядело довольно смешно. Тот довольно равнодушно кивнул, вынул из сумки несколько пачек ваты, индпакеты, поискал глазами вокруг. Подозвал ее. Вика подошла, удивляясь сама себе. Санинструктор подал ей все это добро в протянутые руки, а сам выгреб из сумки остатки: какие-то флакончики и несколько мелких коробок. Снова кивнул, в этот раз уже более вежливо. Женщина обменялась с ним несколькими словами, вроде бы что-то просила и потом снова ушла к сыну. Вот это Вике почему-то запомнилось, хотя прошли уже дни.

Сегодня было уже воскресенье, середина дня. К концу стрельб, когда вся рота, меняясь, прошла через все упражнения по нескольку раз, на огневом рубеже собрали чуть ли не настоящий консилиум: руководитель стрельб, командир роты, командиры взводов, кто-то из штаба батальона. Сплошь младшие офицеры, но много. Пока командиры отделений строили своих, а эти «свои» обменивались впечатлениями, те общались. Заняло это довольно долгое время. Потом комроты Проскурин неожиданно вызвал ее. Вике хватило ума, подойдя, обратиться по уставу, хотя на изучение устава, вопреки всем стереотипам, им до сих пор дали потратить максимум час.

— Автоматическим огнем тебя не прет, судя по всему, — буркнул старший лейтенант. — А одиночными получше большинства… И не только здесь, а по батальону. И я видел, и остальные.

Вика молча ждала, стоя по стойке «смирно», как паинька. Она чувствовала себя неловко. Папа-подполковник был далеко, а она была рядовая. Так много офицеров рядом, причем тех, от кого она зависела — это было непривычно.

— Получишь СВД. Знаешь, что это такое?

Она была бы дурой, если бы сказала «не знаю», и поэтому молча кивнула. Тут же поняла свою ошибку и успела ляпнуть «так точно».

— Получишь в оружейке, я прикажу.

Он вдруг осекся и приподнял голову. Все повторили его движение как близнецы, с секундной задержкой.