Продрогшие созвездия - Анатолий Бергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окрик вороний скрипуч,
В снежных заплатах равнина
Никнет под тяжестью туч.
Бродят столбы, как слепые,
Крепко держа провода,
Глушь деревенской России.
Будто в былые года.
Даже трусит, знай, лошадка,
Машет возница кнутом,
Пляшут избушки вприсядку,
Тесно толпятся гуртом.
Словно бы не бывало
Бурь, разметавших страну,
И не она погибала,
Перемогая войну.
В том-то, видать, вековая
Правда, судьбы её суть —
Не погибать, погибая,
С давних путей не свернуть.
Только столбов вереница.
Запах бензина вокруг —
Нынешних дней небылица,
Нового времени дух…
1978
«И что нам Блок, когда б не строки…»
И что нам Блок, когда б не строки?
Шут, неврастеник, манекен,
Семейные дурные склоки,
Слепая жажда перемен.
И этот голос монотонный,
И безысходные глаза,
Когда бы на страну с разгону
Вдруг не обрушилась гроза,
Когда бы не сбылись все сроки
Его пророчеств на Руси —
На что нам Блок? И что нам в Блоке?
От бед своих Господь спаси…
1978
«Приснился вождь былых времён…»
Приснился вождь былых времён,
Таинственно и странно было.
Я точно знал, что умер он,
И помнил, где его могила.
— Вы живы? Что произошло?
В газете я читал заметку…
— Газета, знаете ль, трепло, —
Ответил он с усмешкой едкой.
— Но памятник могильный, но
Тот скульптор, с ним едва не драка…
Он удивился, — Вот смешно.
Тот самый! Надо же, однако…
И вдруг растаял, вдруг исчез,
Как будто и в помине не был,
Как призрак или, может, бес,
России роковая небыль.
А я остался наяву
Читать в газетах некрологи,
На ус наматывать молву
И сны разгадывать в итоге.
1978
«Про зиму: «Вновь снегами дарит»…»
Про зиму: «Вновь снегами дарит»,
Про осень: «Рыжая лиса
Метёт хвостом, ушами шарит,
С того и шелестят леса».
Как небо, поле, время года,
Бурлящей речки быстрота —
Так сокровенна и чиста
Родная речь в устах народа.
1974,
Курагино
А.И.Солженицыну
Услышишь русское словцо
Былой еще закваски,
И словно бы пахнёт в лицо
Дыханьем давней сказки.
Там лес дремучий до небес,
Изба на курьих лапах.
И вой: «Кого попутал бес.
Людской я слышу запах!»
Но воин славное копьё
Вознёс над силой адской:
«Молчи, проклятый! Не твоё!
Зазря зубами клацкай.
Над вашей злобой верх возьму,
Осилю все зароки,
Не век, видать, вам править тьму,
Уже подходят сроки».
А злоба тоже не слаба,
Палит огнём и ядом.
И смотрит страшная изба
Кровавым мутным взглядом.
Но не сдаётся богатырь.
Сражается отважно,
За ним России даль и ширь.
А с ней ему не страшно.
1976
«Далёкие тасую страны…»
Далёкие тасую страны,
Как фокусник колоду карт,
Смешав британские туманы
И монте-карловский азарт.
И перекинув мост Риальто
В Канберру или Веллингтон,
Я этим небывалым сальто
Ничуть в душе не удивлён.
Качусь, как перекати-поле —
Кто подберёт, куда прибьёт…
Резон ли перекатной голи
Загадывать что наперёд?
Чужая речь, чужие лица,
Чужой истории черты,
Былое чудится и снится,
Строкой ложится на листы.
Зато строке препоны нету,
И нет над нею топора,
Она летит по белу свету,
Куда несут её ветра.
И уши слушают чужие,
Как в горести глухонемой
Безумно сетует Россия,
Тоскуя по себе самой.
1978
«О, родные письмена…»
О, родные письмена!
Стройный лёт строки скрижальной.
Кто я вам? И чья вина?
Дай ответ, мой предок дальний.
В злом египетском плену,
На реках ли вавилонских,
В жалобах низкопоклонских
Мне искать твою вину?
Иль в повстанце древнем том,
Что за родину и веру
Встал стеной легионеру?
В пепле храма ли святом?
Или брошенного в ночь
Униженья и изгнанья
Осудить за все страданья?
В ступе злобы истолочь?
…А таинственную вязь
Не пойму без перевода…
Голос моего народа…
Где она — меж нами связь?
Но летят в лицо опять
Поношенья и угрозы…
Та же кровь и те же слёзы,
Та ж стезя — за пядью пядь…
1970,
Мордовия
Овидий
Все униженья выпиты до донышка,
Бушуй, ополоумев, понт Эвксинский,
Прочь уноси несчастное судёнышко
От роскоши, красы и славы римской!
Прочь уноси мой голос опозоренный,
Солёную латынь поэм гонимых —
Сияет в ней зовущий и лазоревый
Взор молодости, взор подруг любимых.
И в миг один всё стало дальним, прожитым,
Пугающим, из памяти нейдущим,
О, моря гром — с моим ты слился ропотом,
Как прошлое моё с моим грядущим!
О, грохочи, не умолкай — мне чудится —
Всё повторяешь тех поэм раскаты,
И значит, ничего не позабудется
В игре времён — ни строки, ни утраты…
1974
«Туман над заливом. Набрякли веки…»
Туман над заливом. Набрякли веки.
Чайки и лодки. Пляж. Деревца.
И всё бесконечно, и всё навеки,
И ни начала и ни конца.
Необратимость. Неразрешимость.
Спрятанность солнца. Призрачность дня.
Вечность как вечная необходимость.
Вечность, что в двух шагах от меня.
1978
«Год замешательства…»
46-й год до н. э. в древнем Риме назвали «годом замешательства», ибо в нём было 445 дней.
Год замешательства.
Календаря обломки.
Как жить без времени?
Кто предки, кто потомки?
Где настоящее и будущее где?
Былое чудится кругами на воде…
Слепого неба страх.
Закаты и восходы,
Смятенье звёзд, луны.
Беспамятство природы.
Меж тем на улицах звон,
топот беготни
И крики ярые:
«Отдай нам наши дни!»
Но время кончилось в тот год,
во тьме пропало,
И не вернуть,
и ни конца, и ни начала.
1971,
Мордовия, лагерь
«А когда вспоминается детство…»
А когда вспоминается детство —
Под Уфою бараки в снегу —
Никуда от печали не деться,
И хотел бы — вовек не смогу.
Завывала пурга-завируха,
В репродуктор ревела война,
И преследовала голодуха
Год за годом, с утра до темна.
И ни сказки забавной и звонкой,
Ни игрушек — весёлой гурьбой —
Жизнь пугала чужой похоронкой,
Заводской задыхалась трубой.
Пахло холодом и керосинкой,
Уходил коридор в никуда,
И в усталой руке материнской
Всё тепло умещалось тогда.
1977
«Отталкивая пятками медуз…»
Отталкивая пятками медуз
И на волне вздымаясь то и дело,
Вверяю морю ощутимый груз
Земного человеческого тела.
А над собою вижу небосвод
И в этот миг ему вверяю душу,
И медленный прилив меня несёт
Туда, откуда я пришёл — на сушу.
На призрачную твердь земной коры,
Где каждый шаг весомей с каждым годом,
Где все живём, не ведая поры
Разлуки с морем и с небесным сводом.
1976
«О чём бормочешь, парк старинный Стрельнинский…»
О чём бормочешь, парк старинный Стрельнинский,
И чем сегодня встретишь ты меня?
Деревья одиноки, как отшельники,
Скрипят и стонут, ветви вниз клоня.
Залив застыл. Припорошило трещины
Тяжёлого приземистого льда,
У берега ещё следами меченый,
Белея, он уходит в никуда.
А в парке занесло траву усталую
От холодов и оттепелей враз,
И только слышно перебранку шалую
Ворон, схлестнувшихся в который раз.
И пни торчат, и голый куст качается,
И палых листьев куча на виду,