Львиное сердце. Под стенами Акры - Шэрон Кей Пенман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тишины в лагере отнюдь не наблюдалось. Осадные машины регулярно метали в сторону Акры заряды камней, воины приветствовали удачное попадание криками. Осаждающие и сарацинский гарнизон на стенах обменивались взаимными оскорблениями и свистом. Из открытых палаток доносились хриплые песни — некоторые еще праздновали прибытие Ричарда. Ветер доносил голоса, смех, проклятия и пронзительные крики соколов — позднее Морган узнал, что турки используют голубей для передачи сообщений Саладину, а крестоносцы запускают соколов на перехват крылатых посланцев.
Самым странным аспектом осады Акры молодому валлийцу показалось то, что враг располагается всего в трех милях, в горах под Тель-аль-Айядийя. Стоило крестоносцам пойти на приступ, гарнизон бил в барабаны, предупреждая Саладина. Тот атаковал лагерь, отвлекая на себя атакующих. Однако осаждающие надежно защитились укреплениями и двойным рвом, и пока сарацинам не удавалось прорвать их оборону. Но воины поверили, что теперь, когда Ричард здесь, этой патовой ситуации пришел конец, и поэтому восторженная встреча затянулась далеко за полночь.
Купив у разносчика горсть фиников, Морган направлялся к королевскому шатру, когда его вдруг окликнули. Он с улыбкой повернулся. С графом Шампанским ему приходилось встречаться во время службы у брата Ричарда Жоффруа, и молодые люди сдружились. Генрих находился в обществе высокого мужчины средних лет, которого представил как Губерта Вальтера, епископа Солсберийского. Моргана встреча с прелатом обрадовала, поскольку тот считался одним из героев осады. А еще польстило обращение «кузен» со стороны Генриха — в полном смысле родней они не были, будучи связанными через Ричарда: один по отцовской линии, другой по материнской. Обмениваясь репликами, валлиец поймал себя на мысли, что с некоторым недоумением рассматривает приятеля: что-то изменилось в Генрихе, только непонятно что.
Молодой граф уловил это недоумение и усмехнулся.
— Я изменился, знаю, — сказал он. — Хоть я тот самый красавец, каким ты меня запомнил, таких локонов ты еще не видел. Волосы я потерял после того, как свалился с арнальдией зимой, а когда они отрасли заново, то завились кудряшками как у овцы!
Морган подавил порыв пошутить насчет «овечьих кудряшек», поинтересовавшись вместо этого насчет арнальдии, потому как никогда не слышал о такой хвори. Улыбка Генриха померкла.
— Меня поразила жестокая горячка, все кости в теле ломило от боли. Я, благодарение Богу, оправился, но многим повезло меньше. Всего неделю назад лихорадка унесла графа Фландрского, и очень похоже, заберет она и моего дядю, графа Першского.
— Мне очень жаль слышать об этом, — отозвался Морган, который по пути из Сицилии сдружился с Жофре, сыном графа.
Идя рядом с Генрихом и епископом, валлиец надеялся, что Перш еще в сознании и ему можно будет сообщить, что Рихенца, супруга Жофре, сделала его дедом.
Генрих поведал о прочих почивших во время осады. Это был печальный список, и Морган покорно осенил себя крестом. Они приблизились уже к шатру Ричарда, и молодой человек резко остановился, глядя на собравшуюся перед резиденцией толпу.
— Что такое тут...
— Эти люди желают засвидетельствовать свое почтение королю, — пояснил Генрих. — И предложить свои услуги. Но ждать им придется долго, потому как Ричарда нет в шатре. Отправляясь почивать, он разумно предпочел ложе жены, и до сих пор находится в ее палатке.
— Кое-кто к королю уже пробился, — добавил епископ Губерт. — Вчера вечером аудиенции искали одновременно генуэзцы и пизанцы. Государь принял пизанцев, но отклонил генуэзцев, потому как те снюхались с французским королем.
— Его не обрадует весть, что генуэзцы пытались переметнуться, — хмыкнул Морган, вспомнив кислую гримасу, которой встретил Филипп Ричарда.
— Воистину так, — кивнул Генрих. — Но куда больше негодования вызывает у него моя измена.
— Ты будешь сражаться под штандартом короля Ричарда? — Когда Генрих кивнул, Морган широко улыбнулся, обрадованный перспективой драться в одном строю с графом и его людьми. — Наверное, тебе пришлось нелегко, ведь ты кровный родственник Филиппа и его вассал.
— На самом деле мне даже доставило удовольствие объявить это ему, — ответил Генрих со спокойной усмешкой. — Понимаешь, у меня стали заканчиваться деньги, потому как расходы мои со времени прибытия в осадный лагерь были очень велики. За один только требюше я выложил полторы тысячи безантов, а не прошло и нескольких дней как его сожгли сарацины.
— Ты проявил также большое благородство, помогая мне кормить простых солдат, многим из которых грозила смерть во время голода, — вмешался епископ.
Генрих пожал плечами, принимая похвалу с присущей ему беззаботностью.
— В прошлом месяце я подходил к Филиппу, просил у него заем для обеспечения моих людей. Любящий дядюшка согласился ссудить мне сотню марок, но при условии, что в обеспечение долга я предоставлю Шампань. — Губы молодого графа скривились. — Полагаю, обратись я к Саладину, условия были бы более мягкими. Вчера вечером я попросил о помощи другого своего дядю. Ричард с ходу пообещал мне четыре тысячи фунтов серебром, четыре тысячи бушелей пшеницы и четыре тысячи соленых свиных туш. По правде говоря, я примкнул бы к Ричарду, даже если бы он не проявил такой щедрости, потому как по военному умению с ним никто не сравнится. Но Филипп облегчил мне выбор.
Бросив взгляд на толпящихся у королевского шатра просителей, Генрих лукаво усмехнулся.
— Эта картинка Филиппу на весь день настроение испортит. И подождите, пока не разнесется слух про то, сколько Ричард платит. Даже сарацины повалят к нему на службу. — Заметив, что Губерт и Морган ничего не понимают, граф расплылся в улыбке. — Вчера Ричард поинтересовался у меня, сколько дает Филипп своим рыцарям. Когда я ответил, что по три безанта в неделю, он решил предложить четыре.
Валлиец рассмеялся, но епископ покачал головой:
— Может, мне удастся заставить его передумать, потому как это без нужды озлобит Филиппа.
— На самом деле дядя Ричард оказывает ему услугу. — Голубые с зеленым