Подглядывающая (СИ) - Славина Анастасия

Я даже не могу позвать кого-то на помощь – и все же пытаюсь кричать, но из-за лая собак не слышу даже сама себя.

Глаза начинает резать от слез.

Я трясу головой, приводя себя в чувство.

Ничего непоправимого еще не произошло. Но может произойти. Точно произойдет, если я не уберусь отсюда. А сама я не выберусь. И крайне маловероятно, что здесь окажется хозяин своры собак без ошейников.

Итак…

Я отлепляю телефон от груди и включаю экран.

Кому я могу позвонить?..

Смотрю на телефон – и мне становится по-настоящему горько, когда я осознаю очень простую вещь: мне некого попросить о помощи. Во всем городе нет ни одного человека, которому я могла бы позвонить или написать сообщение. Разве что Лейла, но она сейчас в Стокгольме. Попросить ее попросить кого-то из своих знакомых? Ночью?

Тогда полиция? Не лучший выход при моем хобби.

Служба спасения? Возможно.

Только как объяснить им, что со мной произошло, и где меня искать? Как их заставить меня выслушать? Может, отправить сообщение или и-мейл? Как быстро они среагируют? Хотя бы попробую...

Я набираю в строке поиска «служба спасения». Но не отправляю запрос.

Есть один человек, который может помочь.

Ищу в Яндексе название бара. Нахожу номер телефона. Через три гудка трубку поднимает администратор. Я делаю глубокий вдох и вся выкладываюсь в единственном слове:

– Шшустрый!

То, что происходит дальше, вполне уравновешивает чашу весов: мне, наконец, везет. Во-первых, администратор меня понимает. С первого раза. Во-вторых, пижон, как и обещал, находится в баре. В-третьих, он догадывается (надо полагать, по моим всхлипам), что я попала в беду, – еще до объяснений, которые дались бы мне с трудом. В-четвертых, ему оказывается не все равно.

Последний пункт – мое главное везение. Ни иронии, ни подтрунивая, ни долгих размышлений. После ленивого «Слушаю…» и моего молчаливого ответа его голос становится твердым и резким.

Пижон спрашивает, могу ли я объяснить ему все сообщением. Я киваю. Спохватываюсь, и мычу что-то, похожее на «да». Он диктует номер. Я пишу подробное сообщение, рискуя в любой момент свалиться с насеста. Отвечаю на несколько его вопросов.

Потом просто сижу и жду, ощущая, как от холода теряется чувствительность пальцев. Боюсь пошевелиться, чтобы не рухнуть к собакам, которые нарезают круги вокруг лесов, будто акулы вокруг шлюпки.

Проходит около получаса, прежде чем на улице раздается шум двигателя и полосой пролегает свет фар. Судя по звуку, к забору подкатывает машина покрупнее легковушки. Возможно, микроавтобус. Потом я слышу мужские голоса. Собаки бросаются на звук – и у меня, наконец, отлегает от сердца.

Я слышу возню на улице, окрики мужчин, собачий лай, визг. Потом все стихает.

Машина трогается.

Шум двигателя становится тише, пока не смолкает.

А затем в тишине раздаются медленные, четкие шаги.

Пижон. Еще более пижонистый, чем раньше: к черному пальто, кашне и начищенным до блеска ботинкам добавилась шляпа.

Я хочу пошутить, что следующим этапом будет трость и пенсне, но передумываю – еще до того, как понимаю, что не осилю такую длинную шутку.

Что тут сказать – я рада его видеть.

Пижон останавливается напротив меня, задирает голову. Темно так, что я не различаю черт его лица, зато четко вижу перчатки на сцепленных спереди руках – на них падает краешек полосы лунного света.

– Итак… курочка, – он делает паузу словно специально для того, чтобы я передумала: нет, я вовсе не рада его видеть. Совершенно не рада. Я бы хотела, чтобы эти леса прямо сейчас свалились на его голову – конечно, если бы на них не сидела я. – Услуга за услугу. Я спас тебя от диких, разъяренных собак, готовых сожрать все, что движется. Теперь ты проследишь для меня за одним человеком.

Собак уже нет, а, значит, нет и рычагов давления на меня. Сдержать свое слово – это не рычаг, когда дело касается жулика. К тому же, технически, я свое слово ему не давала.

– Я… нне сслежу! Я ппод… глядываю!

Он делает шаг вперед – и в лунном свете оказывается его лицо. Глаза у пижона холодные, будто неживые. Сейчас он похож на бандита больше, чем на мелкого жулика. Я невольно отодвигаюсь подальше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ты чувствуешь эту тонкую разницу между словами? – спокойно, до мурашек по коже, произносит он. Киваю. – А я – нет. И мне без разницы, следить ты будешь за ним или подглядывать. Мне нужно знать, что он делает, только и всего. Мужчина. Фотограф. Побываешь у него на вернисаже. Всего два часа – и ты свободна.

– Это... ттак... нне работает.

– А как?

Я устаю от себя самой. Набираю сообщение в записной книжке телефона и поворачиваю к пижону экраном.

– Не вижу.

Ну, конечно. Ложусь животом на доски и протягиваю ему телефон.

«Я не подглядываю за людьми, я подглядываю истории. Если история меня увлекла, мне хочется проверить, верна ли моя фантазия, и тогда я наблюдаю за человеком. Мне нужна история. По-другому это не работает».

Он возвращает мне телефон.

– История – просто оправдание тому, что ты делаешь. А механизм, как у обычной слежки, так что, не заливай.

– А ссам?

– У тебя все получится. Пара часов работы. А при твоем хобби – так и вовсе развлечения.

Я знаю, что от этой услуги мне не отделаться. Я и вправду ему обязана. Очень. Два часа на вернисаже я смогу провести.

– Дддевушка… – я заканчиваю попытку поторговаться вслух и пишу в записной книжке телефона: «Сегодня ночью я следила за девушкой, ее забрала полиция. Узнаешь, кто она такая, – я помогу тебе».

Цепляясь за доску, наклоняюсь ниже и протягиваю ему мобильный.

«Ну соглашайся же!» – мысленно подбадриваю я пижона. Как же мне надоело торчать на этом насесте!

– Договорились, курочка.

Я и бровью не веду, хотя радости во мне, как пузырьков в шампанском.

Жестом требую вернуть мне телефон.

«И еще ты расскажешь мне о брюнетке из бара», – отдаю ему мобильный.

– О той цыпочке с книгой? О ней я ничего тебе не скажу. Спасение от стаи голодных собак плюс информация о преступнице. Моя чаша весов и так перевешивает. Могу еще положить на нее доставку тебя до дома… До арки. Или ты хочешь мне еще что-то предложить?

Поспешно качаю головой. Даже уточнять не хочу, о каком предложении он говорит.

– Значит, договорились.

Киваю. Сажусь на край лесов – и слышу хруст – будто кости ломаются. А на самом деле – доска подо мной. И я вместе с кусками дерева обрушиваюсь на пижона. Вернее, падаю в его руки. Его мгновенная реакция ошеломляет и настораживает.

Несколько секунд я копаюсь взглядом в его глазах. Что это было?! А он и бровью не ведет. Словно каждый день ловит женщин, падающих с лесов.

Все это неспроста. Я чую. Я знаю.

Два часа работы – и он исчезнет из моей жизни. От него точно надо держаться подальше.

– Эй! – выдыхаю я ему в спину.

– Ну чего тебе?

Пижон замирает: кажется, он тоже заметил, как смешно это вышло: он снова откликнулся на «Эй».

– Меня называют Шустрый, – не оборачиваясь, отчеканивает он. – Я тебе не битник из «Мэри Поппинс».

– Шшшуусстрый, – выкатывается у меня изо рта.

Этим все сказано. Я не смогу называть его так.

– Ладно, давай, придумаем что-нибудь покороче, – смиряется он.

– Эй! – я улыбаюсь.

– Я не хочу, чтобы ты меня так называла!

Он что, злится? В самом деле?!

– Эй, – говорю я четко, уже без улыбки. Все. Точка.

Обгоняю его и выхожу на улицу первой.

Я вымотана так, что каждое движение дается с трудом. Но все же нахожу в себе силы доползти до лэптопа, чтобы оставить запись о сегодняшнем дне. Закутанная в махровый халат, с чалмой из полотенца на голове, я забираюсь на стул с ногами. Жду, пока загрузится моя страница в соцсети. Глаза слипаются, мысли слипаются.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я все еще помню, как волновалась, заходя в свой аккаунт на следующий день после общения с незнакомцем, как мысленно сжималась, набирая пароль. Но, оказалось, зря: блокировка работала. Ни одного сообщения, ни одного комментария.