Чжуан-цзы - Чжуан-цзы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между сочленениями есть щели, а острие ножа не имеет утолщения. Когда вводишь в щель тонкое лезвие, места, где погулять ножу, находится с избытком. Поэтому и через девятнадцать лет его лезвие словно только что заострено на точильном камне. Но, несмотря на это, каждый раз, подойдя к сложному сплетению, вижу, как трудно с ним справиться, страшусь и остерегаюсь, не отвожу глаз, веду нож медленно, едва шевеля. И вдруг так быстро заканчиваю разделку, точно рассыпаю ком земли. Подняв нож, я постою, оглянусь по сторонам, пройдусь в нерешительности и, удовлетворенный, оботру нож и спрячу.
– Отлично! – воскликнул Прекрасномилостивый. – Услышав рассказ повара, я понял, как достичь долголетия[50].
Увидев Правого Наставника, Гунвэнь Высокая Колесница[51] с удивлением спросил:
– Что [ты] за человек? Почему одноногий?[52] От природы или от [руки] человека?
– От природы, не от [руки] человека, – ответил Правый Наставник. – От рождения только одна [нога]. Но по внешнему виду уже можно понять, что это не от [рук] человеческих, а от природы.
Фазан на болоте клюнет [лишь] через десяток шагов, напьется [лишь] через сотню шагов, [но] не хочет, чтобы [его] кормили в клетке. И все же не ценит, что [он] – сам себе хозяин.
[Когда] умер Лаоцзы[53], явился оплакать его Цинь Свободный от Суеты[54], трижды возопил и вышел.
– Разве [вы] не были другом учителя? – спросил ученик.
– Был, – ответил Цинь Свободный от Суеты.
– И так [мало] плакали?
– Да. Сначала я думал, что там его ученики, а теперь понял, что нет. Когда я вошел попрощаться, там были старые, вопившие над ним, словно над родным сыном; были молодые, плакавшие над ним, словно над родной матерью. [Все] они собрались для того, чтобы говорить [там, где] не нужно слов, плакать [там, где] не нужно слез. Это означает бегство от природы, насилие над чувствами, забвение доставшегося [от природы]. В старину это называли карой за отступление от природы[55].
Когда наступило время, учитель родился; пришло время уйти, учитель покорился. К тому, кто спокойно следует за временем и обстоятельствами, нет доступа ни печали, ни радости. В старину это называли независимостью от природы.
Для рук, заготавливающих хворост, [наступает] предел. Но огонь продолжает разгораться, и есть ли ему предел – неведомо.
Глава 4
Среди людей
Янь Юань явился к Конфуцию и попросил разрешения уйти.
– Куда? – спросил Конфуций.
– В Вэй, – ответил Янь Юань.
– Зачем?
– [Я], Хой, слышал, что вэйский царь, находясь в расцвете сил, вершит дела самовластно, бездумно расходует силу страны и не видит собственных ошибок. Он легко посылает людей на смерть, убитых в царстве – точно хвороста на болоте, народу не к кому обратиться. Ведь [я], Хой, слышал от [вас], учитель: «покинь то царство, где порядок, иди в то царство, где смута». Ведь больные стекаются к воротам лекаря. Мое желание – с помощью услышанного [от вас, учитель], придумать для них [какой-то] выход. Может быть, и удастся излечить это царство.
– Ах! – воскликнул Конфуций. – Боюсь, что там тебя казнят. Ведь учение не допускает [объединения] разнородного. Разнородное ведет ко множеству, множество – к беспорядку, беспорядок – к скорби, а от скорби нет спасения. Совершенный человек древности берег [учение] сначала в самом себе, а затем в других. [Пока] сберегаемое еще не утвердилось в [тебе] самом, разве можно идти действовать к деспоту? А понимаешь ли ты, от чего расточается добродетель, откуда появляются знания? Добродетель расточается [из-за] славы, знания появляются [из-за] соперничества. [Ради] славы друг друга вытесняют; знание же – орудие соперничества. Это – зло, и прибегать к этому нельзя. Даже обладая великой добродетелью и твердой верностью, [ты] еще не умеешь распознать характер человека; даже не споря из-за славы, [ты] еще не умеешь распознать намерения человека. [Если] станешь настойчиво выступать перед деспотом с прямой, точно линия отвеса, речью о милосердии и справедливости, то [твои] достоинства возненавидят и [тебя] назовут недобрым человеком. На недоброго человека люди и обрушивают беду. Боюсь, что тебя загубят.
Если же [царь Вэй] притворится, что любит добродетельных и ненавидит порочных, то как его излечить? Тебе останется лишь молчать, и государь воспользуется [своим] преимуществом, чтобы одержать победу в споре. Ослепит [твои] глаза и покорит [твое] лицо. Станешь подделываться к нему в речах, приспосабливаться к нему в поведении, утверждаться в его мыслях? Ведь это то же, что спасать огнем от пожара, водой – от наводнения, значит, лишь увеличивать беду. [Стоит лишь] начать с уступок и не будет конца.
Боюсь, что с искренним советом [обратишься к тому, кто] тебе не поверит, и примешь смерть от руки деспота. Так в старину Разрывающий на Части казнил Гуаня Встреченного Драконом[56], а Бесчеловечный – царевича Щита. Встреченный Драконом и Шит совершенствовались, любили и жалели народ, ради низших противились высшим. За это правители их и погубили, ведь они [пали жертвой] доброго имени. Разве [ты] не слышал о том, как в старину Высочайший ходил походом на [племена] Ветви Терновника и Сюйао, а Молодой Дракон – на Владеющих домами[57]. От селений остались развалины, людей же казнили. Бросая воинов в бой без конца, ненасытно стремясь к грабежу, все они домогались и славы и поживы. [Жажда] славы и поживы погубила и мудрых, где же [справиться] тебе! И все же попытайся рассказать мне, что ты задумал.
– Можно ли [действовать] со всей прямотой, но скромно; прилагать все усилия, но остаться верным себе?
– Нет, нельзя! – ответил Конфуций. – Ведь [царь] полон энергии и щедро [ее] тратит. Настроение [у него] переменчивое, и обычно [ему] никто не перечит. Подавляя чувства других, он наслаждается собственным произволом. Одним словом, [ему] не овладеть и обычной добродетелью, а тем более – высшей. [Он] не изменится и будет стоять на своем. [Даже если] внешне согласится, то внутренне не раскается. [Нет], так действовать нельзя!
– Тогда внутренне я буду прямым, а внешне – согбенным. Совершенное стану сравнивать с древним. Во внутренней прямоте явлюсь последователем природы. Тот, кто следует за природой, знает, что и Сын Неба и он сам – сыновья природы. Буду говорить свое, не заботясь, одобряют другие или нет. Про такого люду говорят – ребенок. Вот это