Гражданин N. - Никита Серков

– Ну хоть что-то есть. Будем искать. Продолжайте работу, я поеду обратно. Дай-ка мне эту распечатку.

Виктор Демьянович сунул листок с фотографией в карман пальто и ещё раз оглядел участок. Забор носил абсолютно бесполезный характер, поскольку то тут, то там в нём имелись прорехи и дыры. Сам участок, на котором располагался дом был засеян травой, уже некоторое время не кошеной, а потому излишне разросшейся. В самом конце участка стояла старая будка, возле которой мирно спала посаженная на цепь овчарка, а ближе к калитке располагался и сам дом, большой и основательный, обшитый белым сайдингом – мода, которая ушла так же быстро, как и пришла. По всей видимости, в нём жили круглый год, однако в этой части посёлка было несколько одиноко, поскольку в соседних домах, судя по их внешнему виду, жизнь отсутствовала, во всяком случае, за всё время пребывания на месте преступления следователем не было замечено ни одного соседа. Так бывает, что одни дачные участки становятся постоянным местом жительства, а другие остаются покинутыми навсегда. На самом деле, век дачных кооперативов и садоводств недолог: сначала идёт тяжёлое и трудное развитие и набор, потом миг расцвета, буквально несколько лет веселья, игр, дружбы, целой детско-подростковой жизни одного растущего поколения, а затем закат, который может длиться бесконечно долго – до тех пор, пока все старики-старожилы не вымрут, а их дачи не перейдут к дочерям-сыновьям, которые либо продадут участок, либо забросят, так что со временем будет проще сравнять всё с землёй, чем исправить или починить, либо построят что-то фешенебельное с бассейном и гаражом, отгородившись трёхметровым забором от всего внешнего мира. Однако дом свидетельницы вчерашнего происшествия и жертвы ночного преступления, окружённый отчасти заброшенными участками, был жилым круглый год – пожалуй, это объяснялось желанием самой хозяйки и близостью города.

МВД стоял посреди участка и вдыхал воздух, наэлектризованный от грозовых серых туч, которые уже не первый день только пугали дождём и громом и больше ничего. Вокруг, в погоде, людях, в самом следователе царила атмосфера предвкушения. Вся природа словно бы затаилась перед чем-то грядущим.

Миронов направился к автомобилю, и, пройдя через калитку, остановился как вкопанный. На лобовом стекле под дворником лежал белый конверт. Рука сама потянулась к кобуре, и он начал оглядываться по сторонам, осторожно ступая назад. Быстро вернувшись к дому, он крикнул полушёпотом своим оперативникам: «Он здесь!» – приказал им идти с ним, а всем остальным – не шуметь и не привлекать внимания.

Втроём они достали оружие и стремглав бросились к калитке, выбежали на дорогу и стали озираться по сторонам. Впереди по глинистой дороге шёл человек, метрах в пятидесяти от них. Все трое бросились в его сторону. Подбежав метров на тридцать, Миронов остановился, принял стойку для выстрела и прокричал: «Стоять! Полиция! Руки за голову! И повернись лицом!» Фигура в тёмной ветровке с капюшоном резко остановилась, медленно подняла руки и развернулась. Это был мальчик-подросток. Его лицо выражало страх и абсолютное недоумение.

– Не стреляйте, пожалуйста, – чуть не плача, сказал он. – Я ничего не делал.

Виктор Демьянович опустил оружие и сказал:

– Саша, отведи ребёнка в безопасное место! Мы с Серёгой пойдём дальше – он все ещё может быть где-то здесь!

Александр схватил подростка в охапку и, прикрывая своим телом, потащил к дому.

Миронов направился дальше, но вдруг остановился, развернулся и окликнул Александра с мальчиком. Он подбежал к ним поближе, снял с ребёнка капюшон и опустил руку в свой карман, чтобы извлечь оттуда распечатку с камеры. Развернув листок, МВД понял, что перед ним и на распечатке – один и тот же мальчик.

– Это ты положил под дворник той машины конверт? – Миронов указал в сторону своего служебного автомобиля.

– Да, – осторожно ответил подросток.

– У тебя есть телефон твоих родителей?

– Не звоните им, пожалуйста, – взмолился мальчик, – я больше так не буду! Отпустите! Я правда-правда больше так не буду!

– Поздно. Давай телефон родителей.

Когда мальчик сообщил родителям, что они могут его забрать в уголовном розыске, чем их безумно напугал, его посадили в машину, после чего позвали Славу Лисицына, криминалиста, чтобы он аккуратно обследовал и распечатал конверт. В конверте лежало письмо, которое состояло из букв и слов, вырезанных из какой-то газеты:

«Как можно работать следователем и не видеть дальше своего носа? Путь так прост, что и ребёнок бы понял! А вашему уму это непостижимо. Может, всё-таки стоит взяться за руль и направиться в нужную сторону? Или мне сменить противника? Так кто следующий?»

– Судя по всему, он любит пошутить, – заметил Слава.

– Ты это к чему? – спросил Миронов.

– Письмо из газетных вырезок – это же классика. Он смеётся над нами. Он уже и звонил, и писал, и ребёнка подослал, а мы всё никак его поймать не можем. Да он просто измывается…

Письмо положили в прозрачный пакет для экспертизы, и Миронов уже собирался садиться за руль, как вдруг к калитке подъехал старенький «форд», из которого просто пулей выскочил знакомый уже нам самовлюблённый журналист. Его улыбка была оружием, с помощью которого он раскалывал собеседников и нарабатывал очки в издательстве. И вот на этой же старой кляче, он во второй раз решил подъехать к Миронову.

– Господин следователь, мы с вами виделись вчера рано утром – разговор не задался, но, может, настало время прокомментировать происходящее, как думаете?

– Я думаю, что каждому лучше заняться своим делом. Моё дело – расследовать, вот я и буду этим заниматься. А комментировать – это, скорее, по вашей части, так и комментируйте на здоровье, – ответил ему Виктор Демьянович.

В глазах молодого парня загорелось пламя обиды, но улыбка не сошла с его губ, она лишь в совокупности со взглядом стала похожа больше на гримасу, нежели на самодовольство.

– Знаете что, господин следователь!.. – произнёс он.

– Что? – коротко и остро спросил Миронов.

– Ничего… – на выдохе, словно сдувшийся воздушный шарик, произнёс журналист.

МВД сел в автомобиль, хлопнул дверью и умчался по дороге в сторону города.

А «парень из газеты» остался стоять на месте с гримасой отвращения на лице.

Когда Миронов привёз мальчика в уголовный розыск, он полушёпотом предупредил на входе:

– Скоро приедет его мать. Направь её ко мне, как только она появится, а я пока побеседую с ним, – и повёл подростка в свой кабинет на пятом этаже. Там они сняли верхнюю одежду, и Виктор Демьянович поставил чайник. Он понимал, что проводить допрос несовершеннолетнего в отсутствии родителей или хотя бы одного родителя незаконно и чревато скандалом, но по опыту понимал, что при родителях он будет все отрицать и толкового ничего не скажет. А пока что есть немного времени получить хоть какую-то информацию.

Мальчик молчал всю дорогу и грустно наблюдал за жизнью улиц пронзительно умным взглядом. Он вообще производил впечатление тихого и очень пугливого подростка. Войдя в кабинет, он осмотрелся и сразу сел на стул возле стола следователя.

– Как тебя зовут? – прервал томительное молчание Миронов.

– Степан, – тихо ответил мальчик. На звуке «П» он запнулся.

– А меня Виктор Демьянович… Послушай, Степан, – сказал Миронов после небольшой паузы, наливая кипяток в две кружки с пакетиками чая, – давай поговорим начистоту. Тебе нечего боятся, поскольку ты пока что не сделал ничего плохого.

– Вы все так говорите.

– Кто все? Тебя уже кто-то допрашивал?

Тишина.

– Хорошо, – продолжил Миронов, поставив перед мальчиком кружку с чаем. – Давай так. Ты мне сейчас ответишь на пару вопросов, только честно. И это останется между нами.

– А если вы всё это тайно записываете?

Виктору Демьяновичу пришлось хорошенько прислушаться, чтобы расслышать, что сказал мальчик – так тихо он говорил, но после услышанного Миронов понял, что мальчик заикается, и вообще боится разговаривать.

– Тут я тебе обратное доказать никак не смогу. Могу только сказать, что даже если и записываю, то это незаконно. И меня бы за это наказали.

– Не говорите со мной, как с ребёнком. Я не ребёнок, – ещё тише произнёс мальчик.

«А кто же ты, если не ребёнок?!» – подумал про себя Миронов, но сказал другое:

– Мне в любом случае придётся задать тебе эти вопросы, только в присутствии твоей мамы. А пока её нет, это может остаться, я повторяю, исключительно между нами.

И снова повисла долгая пауза. Мальчик так и не притронулся к чашке, он опустил голову и сидел молча.

– Ладно. Подождём, когда приедет твоя мама, – разорвал тишину Миронов.

– Не надо. Я расскажу. Только никому…