«Властелин мира» - Николай Дашкиев

Джек отскочил в сторону. В абсолютной темноте не найдешь даже места, где бы можно было спрятаться. Он ударился о какой-то массивный предмет, крякнул. А вслед за этим замок щелкнул дважды и настала тишина.

– Вот так история! – огорченно свистнул Джек. – Ну, старина, попался ты, как мышь в мышеловку! С Гринхаузом, конечно, придется распрощаться… и с долларами тоже.

Этот вывод должен был огорчить Джека. Но у него на душе почему-то стало приятно и легко. Сейчас, когда он явственно видел себя вышвырнутым из лаборатории, перспектива вновь стать безработным показалась ему совсем не страшной. Так всегда случалось с Джеком; ему трудно было расстаться с иллюзией, а затем он с легкостью подыскивал оправдывающие мотивы, с несомненной ясностью доказывая самому себе, что все идет к лучшему.

– Пустяки! – ворчал инженер. – Лучше быть безработным, чем сойти с ума в этой идиотской лаборатории! Да и кто знает, что за темные дела тут совершаются?

И вдруг ему захотелось узнать, чем же занимается профессор Харвуд. Даже один взгляд на кабинет босса мог бы раскрыть многое.

В ладонях, как на ветру, Джек зажег спичку. Красное колеблющееся пламя выхватило из темноты целый ряд шкафов с книгами, диван, большой письменный стол и громадную бетонную тумбу, сплошь заставленную приборами. На краю тумбы Джек заметил знакомые очертания интегратора с подключенным к нему «радиошлемом».

Даже под страхом смерти инженер не ушел бы теперь из этого кабинета. Он осторожно пробрался поближе к интегратору, уселся в удобное мягкое кресло, надел шлем и включил прибор.

Через минуту, когда нагрелись радиолампы, на экране интегратора заплясали зеленые змейки. А еще через несколько мгновений мгла в комнате начала рассеиваться.

Инженер оторопело следил за происходящим. Каждый предмет, каждая мельчайшая деталь появлялась в мерцающем серебристо-сером сиянии. Это был ни с чем не сравнимый свет: он воспринимался как нечто нереальное, призрачное. И все же Джек, не вставая с места, мог видеть абсолютно все в кабинете!

Взгляд инженера упал на книжный шкаф. Там было очень мало технических книг. На корешках инженер читал: «Психология», «Анатомия», «Экспериментальная хирургия», «Нервные болезни».

– Черт возьми! – прошептал Джек. – Неужели босс изготовил свой «радиошлем» для того, чтобы…

Удивительно: одно лишь воспоминание о харвудской антенне вызвало у Петерсона целый поток мыслей. В памяти совершенно явственно пробежал весь день. Расчеты, которые производил инженер, пытаясь разгадать секрет установки Харвуда, пробегали один за другим, формулы сменялись формулами, и Джек представлял их так ясно, словно перед ним вновь лежали исписанные страницы вычислений. Да и эти листы бумаги видел Джек!.. Вот измятый клочок ватмана, в нем Джек принес утром свой завтрак. В левом верхнем углу – небольшое масляное пятно. Ниже пятна – перечеркнутая крест-накрест формула… Ошибка?.. Да, Джек помнит, что формула казалась ему несоответствующей. Однако нужно было избрать именно ее, а не эту, подчеркнутую трижды…

Неожиданно легко Петерсон обнаружил, почему его расчеты оказались неудачными. Он смог бы теперь в точности скопировать «радиошлем». Но тут же стало ясно, что конструкцию можно значительно упростить. Расчет должен быть таким…

Джек порылся в карманах отыскивая записную книжку, но с удивлением заметил, что она ему вовсе не нужна. Он производил все вычисления в уме, ничего не забывая. Нужные формулы, заученные им четверть века назад, возникали в памяти, как на экране. Джек видел не только формулу, а целую страницу учебника, где эта формула была напечатана!

Инженеру потребовалась таблица логарифмов. И тотчас же перед его глазами появились длиннейшие столбцы семизначных чисел. Случилось невероятное: таблицу логарифмов, невообразимое скопище цифр, Джек Петерсон мог повторить наизусть!

Последнее открытие настолько удивило и напугало инженера, что он начал сомневаться, не снится ли ему все это и в здравом ли он уме.

Классическим способом, – ущипнув самого себя за нос, – ему удалось установить с достоверностью, что о сне не может быть и речи. А ясность сознания… Джек никогда не мыслил так ясно и ярко, как сейчас!.. Память обострилась у него до невероятных пределов: он помнил буквально все, начиная с младенческого возраста. Да и не только память. Лишь теперь Джек обратил внимание, что его обоняние и слух, крайне притупившиеся в последнее время, приобрели чрезвычайную восприимчивость.

Джек чувствовал запахи вещей. В помещении пахло гнилью, старыми книгами, железом, буковым деревом, духами «Атом», серной кислотой… и сахаром.

«Почему – сахаром? – недоумевал Петерсон. – Ведь сахар не пахнет?».

Но странно знакомый и вместе с тем необычный запах бил в ноздри тонкой ощутимой струйкой. Инженер протянул руку, и его пальцы наткнулись на склянку с плотно притертой пробкой.

Да, здесь хранился сахар! Джек высыпал на ладонь несколько сверкающих кристалликов и лизнул их языком.

К знакомому с детства ощущению сладости присоединились десятки привкусов. Джек смог бы описать историю этих крупинок: сахар перевозился в джутовом мешке, невдалеке от табака и сельди, затем хранился в медном или латунном сосуде. К сахару прикасалась рука мистера Харвуда, – да, Джек явственно чувствовал этот запах!

Это выходило за пределы возможного. Петерсона бил озноб. Инженер действительно находился в состоянии, близком к помешательству, однако не сделал ни малейшей попытки освободиться от «радиошлема». Он с жадностью ринулся в исследования, заново открывая мир, казавшийся ранее испытанным я изученным полностью. Звуки… О, все пространство было наполнено звуками! Джек слышал, как где-то в углу ползет какая-то крошечная букашка; оглушительно тикали карманные часы; сквозь закрытое окно или, может быть, даже через стены откуда-то долетали неторопливые грузные шаги; в каком-то из потаенных уголков джунглей зарычал хищник. А вот, пробиваясь сквозь хаос звуков, явственно донесся характерный шум морского прибоя… Как это могло случиться? Ведь до моря отсюда не менее сорока миль?!

Можно было бы растеряться в этом хаосе звуков, если бы Петерсон не приобрел способности легко концентрировать свое внимание на одном из них. Как в настраиваемом приемнике, в его уши врывались шорохи, писки, возгласы, а он все пропускал их, желая услышать еще что-то, более интересное. А, вот оно!

Ласковый девичий голос, – странно знакомый и одновременно никогда не слышанный ранее, – произнес:

– Ну, мой милый «Властелин мира», рассказывайте!

Ей ответил Харвуд:

– Хорошо, Бетси… Но раньше я покажу вам кое-что.