Ночной звонок - Семен Александрович Самсонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего серьезного нету, товарищ лейтенант, — старшина перелистал толстый журнал, заляпанный чернилами. — Оставили чемодан в такси. Информировал. Пьяный избил жену — туда поехал участковый. Ну, и разные другие мелочи. Приняты...
Старшину прервал телефонный звонок. Александров поднял трубку и совершенно другим, бодрым и строгим голосом заговорил в микрофон:
— Дежурный старшина Александров слушает! Откуда это? Кто, кто? Да вы не торопитесь, говорите раздельно, с толком. Бушмакин? Из девятого магазина? Что же случилось? Что, что? Хулиганы? Велосипед? Алло! Алло! Алло!
Прикрыв микрофон ладонью, старшина объяснил Пушину:
— Ничего не понял. Что-то о велосипеде из девятого магазина. Девятый продовольственный... При чем здесь велосипед? — и снова закричал в трубку: — Алло! Алло! Вроде бы трубку бросили, ударилось о стенку будто. Надо думать, из автомата звонят. Молчат.
Старшина вопросительно смотрел на лейтенанта.
— Надо съездить. Это недалеко.
На месте Пушин увидел: на обочине мостовой лежал крупный и, видимо, сильный мужчина средних лет, на голове его рана, костюм испачкан кровью. В паспорте, который Пушин достал из внутреннего кармана пострадавшего, значилось: Бушмакин. Лейтенанту показалось, будто мужчина был выпивши, и он подумал: пьяная потасовка. Но опросив собравшихся, среди которых нашел трех свидетелей, понял: тут совсем другое, серьезное дело. Вскоре и сам Бушмакин пришел в себя, тяжело дыша, объяснил лейтенанту: «Приставали к девушке. Заступился. Меня ударили по голове. Больше ничего не помню».
Свидетели показали, что какие-то парни избили этого человека. Один убежал, бросив велосипед. Вон он, лежит у телефонной будки.
Коротко записав показания, фамилии свидетелей, Пушин отправил Бушмакина в больницу, а сам вернулся в отделение.
V
Флор Мартынов лежал на койке в костюме и ботинках, пристально глядя в потолок. В дверь постучали. Флор вскочил, будто ужаленный, пересел на табуретку к столу, осиплым голосом спросил:
— Кто там?
За дверью послышался женский голос. Флор узнал Светлану, шагнул к койке, снова разлегся, закинув ноги на спинку, грубовато бросил:
— Кто там скребется, заходи — не бойся, дверь не заперта. Здесь тебе не дворец культуры, а приют убогого чухонца. Вваливайся без всяких-яких.
Светлана вошла робко, встала за спинкой кровати в изголовье, сказала:
— Это я, Флор.
Мартынов запрокинул голову на подушке.
— A-а, Света-душечка, пташечка. Рад, безмерно рад тебя видеть. А вчера я тебя и не узнал — куражилась, ударилась в философию. Ну-с, приступай к делу, наведи порядок в моей убогой келье, а потом под бочок. Прощаю тебе вчерашние извивы. По пьянке, надо думать, кобенилась. Но сначала сбегай-ка в магазин за полбанкой для похмелья.
— Я тороплюсь, Флор, на работу. Обеденный перерыв. Забежала по крайности.
— Работа не Алитет, в горы не уйдет, — Флор будто не расслышал последних слов Светланы. — Раз пришла, значит, разболокайся, будь в ажуре, — он поднял руки над спинкой, обхватил Светлану, притянул к себе, спрятал лицо в пышной груди девушки.
— Отпусти, слышишь! Я к тебе по делу. В трамвае слышала разговор: какие-то парни избили мужчину. Он умер от побоев, а убийц ищут. Не ты ли вчера с ребятами набедокурил, а? На месте драки остался велосипед, чей он?
Флор резко поднялся, подошел к столу, выпил прямо из графина остатки воды, протянул пустую посудину Светлане.
— К чему ты мне об этом рассказываешь, принесла бы лучше холодной воды. Ну, кто-то умер. И что же? Какое отношение я имею к нему? А умер — на земле живущим свободнее будет, жилья меньше потребуется.
— Флор, что ты болтаешь с пьяных глаз-то, — губы у Светланы задрожали, по щекам побежали слезы. — Не притворяйся сторонним, доберутся до тебя, посадят.
— Кого посадят? — Флор вытаращил на Светлану глаза. — Что ты мелешь, с ума сошла, что ли? При чем здесь я?
— Сказала: не притворяйся. Я ведь знаю все. Ты тогда собрал новую компанию, а потом вы за водкой поехали. Я шла следом. Девушка тебе попалась, ты к ней пристал, бесстыжий.
— Выслеживаешь, сука! — Флор схватил Светлану за грудь, притянул к себе, прохрипел в лицо, брызгая слюной: — Раздавлю! Сведу со свету, если еще раз пикнешь. Ничего не видела! Ничего не слышала! И никому ни гу-гу! Понятно?
— Так ведь Олег сам приходил, искал велосипед, говорил, что на его велосипеде ты катался. Так и сказал. Я не поверила, у тебя же свой есть.
— Ну, и правильно сделала, — Мартынов переменился к девушке, погладил по покатым плечам, чмокнул в губы. — А этот щенок может напортить. Меня и сам себя подведет, дурошлеп.
Мартынов заметался по комнате, схватил пустой графин, грохнул его на стол.
— Так, так... Вот что, Света, ты глаза вытри, язык спрячь и крепко держи за зубами — ничего не знаю, и все. Понятно? На том и стой в случае чего. Ну, погуляли, а потом мирно разошлись. Так. А сейчас я черкну записку Поликарпу Захаровичу, — Флор достал из кармана огрызок карандаша, оторвал от газеты на столе клочок, что-то написал, скрутил бумажку, протянул девушке. — Передай прорабу. Лично. Если будут спрашивать меня, скажи, что болен. Вот так. Уразумела, Светлана-пташечка? Я доволен тобой, хорошая ты моя. Я думал, ты так себе, болтушка-хохотушка, а ты... в общем, человек настоящий. И друг верный. Я тебя ценю. И не обижайся на меня, если что не так. А с этим недотепой я поговорю, чтоб не совался к посторонним с разговорами, наставлю на путь истинный. Ну, адью, дорогая, иди. — Флор обнял Светлану, поцеловал. — Иди. И язык за зубами — это прежде всего. Вечером, значит, подгребай, покалякаем. Олега турни ко мне. Прораб его отпустит, я тут черкнул.
Едва за Светланой закрылась дверь, Флор отхаркнул и брезгливо сплюнул на пол, вытер губы подушкой, сел за стол, положил голову на кулаки.
— Заваривается каша! Неужто умер? Неужто этот паршивый щенок выболтал еще посторонним? Не сесть бы в лужу. Тьфу!
Ждать Олега пришлось недолго. Парень прибежал сразу же, как только Светлана сказала, что его ждет бригадир у себя дома.
Мартынов так ожесточился, что забыл об осторожности, и набросился на Олега, едва тот вошел.
— Да я тебя сотру в порошок, сопляк! — прижал он его к косяку. — Ну, посмотри на меня... О-о, ты, оказывается, только болтать можешь по-геройски, сейчас глаза забегали, как