Richard Dlinnyie Ruki - korol- - Валентин

Когда он прочел, останавливаясь в задумчивости чуть ли не на каждом слове, я спросил с беспокойством:

– Ну как? Не слишком мягко?.. А то самому неловко, становлюсь таким гуманным и чувствительным, будто готовлюсь в церковном хоре стать подпевалой.

Он пробормотал:

– Да уж… настолько мягкое, что я даже и не знаю…

– А что посоветуете? – спросил я. – Где усилить?

Он сказал задумчиво:

– Можно посоветовать ей сразу отрезать себе гениталии, вскрыть живот и вытащить кишки, чтобы сжечь тут же у себя на виду…

– Так женщинам, – спросил я с сомнением, – вроде бы не отрезают… ну, ничего не отрезают?

Он сказал с сочувствием:

– А жаль, правда?.. Увы, для них только петля или голову с плеч. Кому мечом, кому топором, все зависит от степени знатности. Но вы же не захотите, чтобы она повесилась по вашему указу там у себя в Баллимине?

– Нет, конечно, – ответил я.

– Самому повесить куда слаже, – сказал он понимающе. – Потому да, пусть явится… нет, прибежит на задних лапках, держа в пасти ваши туфли, иначе будет хуже… Хотя, конечно, если прибежит, все равно будет плохо. Зато вам хорошо.

Я спросил в сомнении:

– А вдруг все поймет и… в самом деле прибежит?

– Гм, – сказал он, – тогда как?

– Пусть, – сказал я с нажимом, – королева Мезины, вероломная Ротильда, прибудет ко мне на встречу на границу с Турнедо и даст полный отчет в своих гнусных действиях. Ладно, «гнусных» не говорите, и так ясно, что сами по себе любые действия со стороны женщин преступны. Ибо данные особи должны сидеть смирно и сопеть в тряпочку. Можно сразу предупредить гонца, что церемониться не буду. Не с ним, а с нею. Пусть так и сообщит… частным образом.

Он посмотрел с интересом.

– Хотите, чтоб даже не думала выезжать к вам на суд?

– Хочу, – ответил я.

– Тогда как?

– Сценарий отработан, – ответил я жестко. – Вводим войска, устанавливаем прямое прези… гм… правление моего справедливейшего Величества. Всех виновных под суд, то есть казнить в меру их причастности. Кого повесить, кому голову прочь, а кому и достойное четвертование. Я первым должен соблюдать законы! На меня народ смотрит как бы с надеждой. Я лицо их чаяний, и вообще.

Он кивнул, поинтересовался деловито:

– Эту ноту отправить сегодня?

Я посмотрел сердито.

– Не сегодня, а немедленно!..

Он кивнул, свернул листок в трубочку и тут же вышел.

Я продолжал намечать на карте Великой Улагорнии те изменения, которые предстоит провести в жизнь, в первую очередь выстроить крепости в стратегически важных местах и провести к ним дороги, вздрогнул, когда в шатер вошел Меганвэйл и спросил почтительно:

– Ваше Величество, вы… изволите?

– Что? – спросил я тупо.

– Посольство, – напомнил он. – Если вы готовы, то сейчас самое время. Их тоже держать не стоит, шатров у нас маловато, а в палатки такую знать не поселишь…

Я со вздохом поднялся.

– Пойдемте, герцог. У нас мало не только места, но и времени. Сегодня же отпустим их обратно.

Он взглянул искоса.

– И решите все вопросы?

– Вопросы решим за три минуты, – пообещал я. – И еще час на всякие учтивости, застолье, комплименты и уверения в нерушимой дружбе отныне и до забора!

– Сэр Ричард?

– Отныне и навек, – пояснил я. – Что-то вы слишком серьезны! Великие дела всегда творятся весело и случайно. Идемте! Будем строить новый мир.

Он придержал для меня полог шатра, я вышел, пригибая голову, на свежий почти летний воздух и в залитый солнцем мир зелени и ярких красок одежды, шатров и зеленой травы.

В шатре, предоставленном графом Арнубернузом, на скамьях вокруг стола, заставленного жареным мясом и кувшинами с вином, расположились король Бенджамин и с десяток его знатнейших лордов, не считая моих полководцев, остальным гландийцам нашлись места у костров, где, впрочем, тоже есть вино и такое же мясо на прутиках над раскаленными углями.

Я вошел быстро, весь деловой и не теряющий ни минуты, пусть даже наедине с собой мямля и разиня, сказал с напором:

– Не вставать, не вставать!.. Мы в воинском лагере, а не королевском дворце!.. Приветствую, всех приветствую…

Те, кто уже подхватился, медленно опускались на сиденья, на лицах недоумение и замешательство, мои лорды тихонько посмеиваются с чувством полнейшего превосходства.

Я сел, оглядел всех весело и строго.

– Очень рад, что вы прибыли в такое судьбоносное время!.. И весьма переломное, кто бы подумал. Сейчас погибает старый мир, но мы попытаемся создать новый. Конечно же, самый справедливый. Если мой кузен его Величество король Бенджамин еще не ввел вас в курс дела, то я сделаю это за него. Слушайте внимательно…

Они и так все превратились в слух, я демонстрирую новые стандарты государственного деятеля: энергичного, быстрого в решениях и стремительного в проведении их в жизнь.

– Я предложил договор коллективной безопасности, – сообщил я, – который уже подписали ряд королей, а кто не подписал, то лишь потому, что отсутствовал в это время во дворце, а я не мог ждать…

Герцог Раймонд Гансмайер поинтересовался осторожно:

– В чем суть договора?

– Этот договор коллективной безопасности, – объяснил я, – вообще-то, правильнее назвать договором королей, ибо в первую очередь это укрепляет власть местных сюзеренов.

– Ваше Величество? – спросил герцог Адриан Стонехэм, который знатнейший из рода Сандринов, хозяин крепостей Виппергард и Укернст с прилегающими к ним землями, что означает, по-видимому, что это человек, с мнением которого считается даже король.

– Говоря простыми словами, – пояснил я, – короли во имя стабильности и мира обязуются жить в мире и дружбе.

– Ого, – сказал третий из герцогов, Николас Пачклифф, представляющий самый древний род королевства Гландия и владеющий землями Джаннетерии и Марлонга, что, наверное, в королевстве что-то да значит, – это прекрасно. У нас мирное королевство.

– Есть кто вдруг нападет на кого-то, – сказал я, – из числа подписавших договор, остальные должны немедленно прийти на помощь. Совместными усилиями легко опрокинем любого противника.

Герцог Раймонд Гансмайер, владетельный сеньор земель Морании и Авгалии, более заглядывающий вперед, чем его спутники, сказал задумчиво:

– Когда содержание этого договора станет известным все соседям, то никто и не рискнет нападать… Поздравляю, Ваше Величество! Это прекрасный договор. Лишь бы он заработал. А то у меня все-таки сомнения…

– Спасибо, – ответил я и добавил небрежно: – А последний, совсем малозначащий пунктик – это помощь других королей, если вдруг местные феодалы поднимут мятеж. Как вы понимаете, защитить другого короля – это вообще-то защитить и свою власть…

Они умолкли, некоторое время переглядывались, затем герцог Гансмайер произнес с неудовольствием:

– Ваше Величество, а не будет ли это вмешательством в дела другого королевства…

Я вытаращил глаза.

– Какого другого? Во-первых, союзного, во-вторых… только по официальной и законной просьбе верховного правителя! Мы не можем ввести войска по просьбе, скажем, канцлера или самого знатного из герцогов, это было бы незаконное вторжение, но если просит король… то все законно!.. Или у вас есть возражения?

По их лицам было видно, что возражения теперь есть, еще какие весомые, но именно такие, что вслух не скажешь, хотя менее весомыми от этого не становятся.

Король Бенджамин, который не хуже меня все видит и понимает, сказал голосом человека на троне:

– Ваше Величество, мы все рады, что вы сумели составить такой договор… и убедили ряд королей его подписать. Я же со своей стороны и по полной, как вы видите, поддержке моих лордов, с огромным удовлетворением… даже с чувством огромного удовлетворения поставлю и свою подпись!

Я поднялся, поклонился и сказал отрывисто:

– Дорогие друзья, вынужден вас покинуть. Время не терпит, а даже весьма поджимает. Дел много…

Альбрехт вышел вслед за мной, я видел, что поглядывает со странным выражением, но помалкивает.

– Граф, – спросил я с раздражением, – что вы там молча про меня хрюкнули?

– Да так, – ответил он мирно, – просто подумал, а что, мы в самом деле не можем ввести войска по просьбе канцлера или герцога?

Я ответил раздраженно:

– Какой дурак вам такое сказал?.. Конечно же, можем.

Он каркнул довольно:

– Ага!.. Так и думал. А что, если никто даже из них не обратится за помощью?

– Так не бывает, – разъяснил я, – всегда найдется кто-то. Но даже если бы не нашлось, что невероятно в нашем многовекторном мире, вступили бы в действие законы всеобщей гуманности, приоритеты человеческих ценностей над нечеловеческими, мультикорректность и полирантность…

Он спросил упавшим голосом:

– А… что… это?