Билет на балкон - Евгений Дубровин

Глорский оглянулся, торопливо пожал женщине руку. Она догнала его, сунула сверток и все время смотрела вслед. Кутищев видел ее до тех пор, пока самолет не развернулся.

Свободные места все были справа. Первыми сели девушки-подружки, и обе сразу прилипли носами к окну, за ними Глорский и Кутищев. Мать с ребенком устроилась на свободное место рядом со старушкой. Солдат сел сзади них вместе с человеком без рук. Кутищев заметил, что Борис знаком с человеком без рук, так как при посадке поздоровался с ним, но тот почему-то не ответил.

Самолет разбежался, оттолкнулся от твердого грунта и повис над лесом и речкой, которые быстро стали уменьшаться, пока не превратились в рисунок, сделанный неумелой детской рукой.

Девушки, видно, летели первый раз. Они теснились головами у окна, ахали, особенно их поражали домики проплывающего внизу поселка. Подруги даже поссорились, и Борис галантно уступил свое место у окна блондинке, перейдя вперед.

Вскоре самолет вошел в облака, внутри потемнело, зажглись плафоны, и салон самолета стал напоминать вагон вечерней электрички. Беленькая соседка Игоря отлипла от окна и стала напряженно смотреть перед собой. Ей было непривычно без подруги, рядом с незнакомым мужчиной.

– Вы далеко летите? – спросил Кутящее, но девушка сделала вид, что не расслышала вопроса. Игорю стало неловко. «Вот еще в самом деле», – подумал он, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Между тем впереди его друг вел оживленный разговор.

– Нет, правда, дяденька, кто вы? – допытывалась бойкая брюнетка.

– Откровенно говоря, Ирочка (вот черт, уже узнал имя!), мы не шпагоглотатели, мы золотоискатели, – трепался Глорский. – Вы видели наши огромные рюкзаки? Они предназначены для золота. Приезжайте к нам в гости. Так и быть уж, по карману насыплем.

– У нас нет карманов.

– Эх, Ирочка, Ирочка. Не пройдет и недели, как у вас будут брюки с тремя карманами – два по бокам и один сзади; косы вы срежете, сделаете себе огромный начес, купите черные очки, сверкающие бусы, и к вам не подступишься и на три шага. Ну-ка посмотрим, что в этом свертке… Ага… Апельсины… Ирочка, вы хотите апельсин? Игорь, передай своей соседке апельсин. Кстати, ты знаешь, как ее зовут? Машенька.

– Это была ваша жена?

– Ну, что вы, Ирочка. Разве жены провожают мужей в рабочее время? Это была моя любовница.

– Нет, правда?

– Клянусь вам.

– Но ведь… это нехорошо…

– Теоретически. Практически же очень приятно. У меня их целый три.

– Нет, правда?

– Клянусь вам.

Сзади мать кормила грудью ребенка н разговаривала со старушкой.

– Десять лет ждали… Уж где только не лечилась. Даже в Киргизию ездила… Стыдно признаться, к знахаркам обращалась… Говорят, от страха… Я в детстве такой страх перенесла, не приведи бог кому такой испытать… Под Воронежем немцы пять тысяч за город вывели и из пулеметов… Я за мать спряталась… Мать полная была… не пробило… Ночью из трупов вылезла. Когда стреляли – не страшно было, а вот, бабушка, когда из мертвецов вылазила… Холодные все… в крови…

– Не надо, дочка… не плачь… а то молоко пропадет…

– Как стала вылезать…

– Не надо, кому говорю. Знаю. Сама блокаду пережила.

– Доктора сказали… не будет детей… Мы уж свыклись… А тут такое чудо… Муж у меня моряк… Завтра их корабль в Новороссийск приходит… Вот специально везу показать… Посмотрите, какие глаза голубые, как подснежнички… В него…

– Зовут-то как?

– Васей.

– Василек! Василечек! Скажи бабушке: «Агу!»

Впереди Глорский продолжал разбираться со свертком.

– Гм… балык… натуральный. Балык. Слышь, Игорь, натуральный балык! Паштет… Черт знает что такое… Ты только понюхай, Ирочка. Печеночный паштет с луком! Лимон… Ну, братцы, назовите меня самым распоследним идиотом, если этот вечный спутник коньяка не предвещает бутылочку с тремя звездочками. Что это? А? Пять звездочек! Товарищ Кутищев, доставай свой железный складной, столько испытавший в жизни стаканчик. Ага… благодарю, старик… Какой аромат… Ножа, конечно, ни у кого нет…

– Может быть, у стюардессы? – подал идею Игорь.

– Гениально, старик, просто гениально! Девушка, можно вас на минутку?

Проходившая мимо стюардесса остановилась с дежурной улыбкой.

– Слушаю вас.

– Есть лимон, коньяк, печеночный паштет с луком, наконец, есть натуральный балык, но нет ножа. Если мы откажемся от четырех конфет в пользу Аэрофлота и взамен попросим на четыре минуты нож?

Стюардесса снова улыбнулась, но теперь уже искренне.

– Ножей у нас нет. Я спрошу у летчиков…

– Боже сохрани! Если он полезет в карман, то ему придется управлять самолетом одной рукой, а это еще опаснее, чем делать то же самое на велосипеде. Один раз я ехал на велосипеде, и мне зачем-то потребовалось полезть в карман. Велосипед вильнул и сбил с ног девушку. Сбежался народ, крик, шум, меня повели в милицию, и знаете, чем это кончилось?

– Штрафом.

– Свадьбой. Так что уж лучше не надо. Мы распилим лимон расческой.

Пока Борис рылся в карманах в поисках расчески, из кабины летчика вернулась стюардесса.

– Пожалуйста.

– Вот это да! И самолет даже не тряхнуло. Позвольте с вами…

– Нам на работе нельзя.

– Ну, конечно. А то сейчас дверь откроется, войдет милиционер и скажет. «Товарищ стюардесса, а ну дыхните. Ага… есть запах. Пап-ра-шу со мной». Нет, правда?

– Что вы!

– Вам приходилось летать на международных линиях?

– Нет.

– В любом самолете международных линий есть бары, и стюардессы там пьют наравне с бизнесменами. Когда я летал в Калькутту…

– Вы были бизнесменом?

– Только на короткое время. Пока не кончились мои двадцать два доллара и пятьдесят центов. Чтобы продлить это приятное состояние, я вместо виски пил вермут. Вас зовут Валей, если не ошибаюсь?

– Да.

– Так вот, Валечка, вам никогда не летать на самолетах авиационных международных линий.

– Почему?

– У вас слишком милое лицо.

«Боже мой, – думал Кутищев. – Какую галиматью несет, и его слушают».

– Может, вам принести минеральной воды?

– Минеральная вода, коньяк, лимон, печеночный паштет – и все это на высоте пять тысяч метров! Нет, это сказка!

Девушка ушла. По походке было видно, что ей приятно принести минеральную воду Глорскому.

– У нее слишком курносый нос. Как ее взяли? – сказала Ирочка.

– Именно поэтому ее и взяли.

Кутищев глянул в окно. Там по-прежнему было темно. Ветер сдувал с крыла воду. Маша сидела, закрыв глаза, но Игорь чувствовал, что она вслушивается в разговор впереди.

«Итак, действие второе – сцена ревности в миниатюре. Ну, друг…»

Стюардесса принесла воду лишь в трех стаканчиках.

«Милая месть за курносый нос. Конечно, стюардесса слышала».

Теперь, когда с ее лица исчезла официальная строгость, девушка совсем не была похожа на стюардессу. У нее было веснушчатое личико. Из-под берета выглядывал натурально-рыжий чубчик.

– Приятного аппетита.

– Благодарю вас… Может, все-таки…

– В другой раз.

– Ловлю на слове. Обратно летим только этим рейсом. Ирочка и Машенька! Выпьем за вас! Да будет вам везде сопутствовать удача, да будут ваши мужья кроткими, как агнцы, мудрыми, как электронно-вычислительные машины, и красноречивыми, как политические обозреватели. А ваши дети…

– Ладно уж, – сказала Ирочка.

Она выпила из складного железного стаканчика и долго махала возле рта ладонью, фыркая и морщась.

Кутищев думал, что Маша пить не станет, но она выпила решительно и даже зло, закусывать отказалась и опять закрыла глаза.

– Может быть, вам дать паштета? – спросил Кутищев.

– Нет, не хочу.

– Или балыка?

– Ах, что вы не даете поспать! – Кутищев с удивлением и даже некоторым страхом увидел, как из-под плотно прижатых Машиных ресниц показались слезы.

«Это она из-за подруги… Какая чепуха и глупость…»

– Я ему дала телеграмму по радио, – говорила позади женщина старушке. – Ночью «молнию» принесли… Почти пятьдесят слов… Пишет, продай мой костюм и прилетай. Мы такой с тобой пир устроим. Три дня тебя шоколадом буду кормить. Я очень люблю шоколад. Он всегда в отпуск плиток пять привозит заграничного. Мы, знаете, небогато живем. Я все время лечилась, а у него отец с матерью нетрудоспособные, оба парализованные… Помогаем все время…

– Это ничего, детка, не в этом счастье…

– Я, бабушка, сейчас так счастлива, так счастлива… Думала: умру, а после никого и не останется… Ночи не спала, все думала, думала…

– Рада за тебя, детка…

– Старик, держи. Угощай даму. Да она никак уснула у тебя? Ирочка предлагает тост. Так какой тост, Ирочка?

– Чтоб у вас все было хорошо… Чтобы побольше золота добыли!

– Слышишь, старик? Пьют за нас! И чтобы мы золото добыли.

Маша выпила второй раз. Борис уговорил се взять кусок балыка. Девушка стала есть его, по-прежнему отвернувшись к окну. Дождь превратился уже в ливень. Окно заливало, как иллюминатор корабля в сильный шторм. Временами желтый свет в салоне забивался синим от вспышек молнии.