Лондонские тайны - Джулия Куинн

– У Джулиана Прентиса. Может, у сэра Гарри тоже, но я об этом не знаю. Я никогда его не видела.

– Я видела его два дня назад, – заявила Мэри. – Синяка под глазом у него не было.

– Вообще никаких увечий?

– Нет. Обворожителен, как всегда. Но весь в черном. Это очень любопытно.

– Весь? – с нажимом спросила Оливия.

– Почти. Рубашка и галстук – белые. И все же… – Мэри неопределенно махнула рукой, будто отметая это предположение. – Как будто он в трауре.

– Может, он действительно в трауре, – подхватила Энн, – По своей fiancée!

– Которую сам же и убил? – спросила Филомена.

– Да никого он не убивал! – воскликнула Оливия.

– А ты откуда знаешь? – хором спросили остальные трое.

Оливии было что ответить, но ей вдруг пришло в голову, что она действительно, не знает. Она никогда не видела этого человека, и даже имени его не слышала до сегодняшнего дня. Но здравый смысл все равно был на ее стороне. Убийство fiancée – это скорее сюжет для какого–нибудь мрачного готического(3) романа из тех, что постоянно читают Энн и Мэри.

– Оливия! – позвал кто–то.

Она моргнула, обнаружив, что молчит слишком долго.

– Нет, ничего, – сказала она, слегка мотнув головой. – Я просто задумалась.

– О сэре Гарри, – немного чопорно заявила Энн.

– У меня просто не было никакой возможности думать о чем–то еще, – пробормотала Оливия.

– А о чем ты предпочла бы думать? – спросила Филомена.

Оливия открыла было рот, но вдруг поняла, что совершенно не знает, как ответить.

– Да о чем угодно, – сказала она, наконец. – Практически, о чем угодно.

Но разговор разбудил ее любопытство. А любопытство Оливии Франс Бевелсток – это было нечто.

Девушка из соседнего дома снова за ним следила. Она занималась этим почти целую неделю. Сперва Гарри об этом не задумывался. Господи, да она была дочерью самого графа Ридланда, а если не дочерью, так родственницей. Любую служанку давно бы уволили, если бы она столько торчала у окна.

И она явно не гувернантка. У графа Ридланда была жена, так, во всяком случае, ему говорили. Ни одна жена не позволила бы принять на работу гувернантку с такой внешностью.

Итак, почти наверняка, это дочка графа. А значит нет никаких причин предполагать, что она чем–то отличается от остальных болтливых девушек из общества, из тех, что не находят в подглядывании из окна за новым соседом ничего дурного. Вот только она наблюдает за ним уже пять дней. Без сомнения, если бы ей просто было любопытно, каков покрой его костюма, или цвет волос, она бы давно удовлетворилась.

Его подмывало помахать ей рукой. Расплыться в широченной сияющей улыбке и помахать. Это живо положило бы конец ее подглядыванию. Вот только тогда он никогда не узнает, почему так заинтересовал ее.

А это было недопустимо. Гарри не выносил «почему», без ответов.

Не говоря уж о том, что он находился недостаточно близко к окну, чтобы разглядеть выражение ее лица. А это делало махание рукой бессмысленным. Он должен видеть ее смущение. Иначе, в чем прелесть?

Гарри снова сел за стол, делая вид, будто и понятия не имеет, что она наблюдает за ним из–за занавесок. У него полно работы, пора уже прекратить размышлять о блондинке за окном. Сегодня утром посыльный из военного министерства доставил довольно объемный документ, и его требовалось немедленно перевести с русского на английский. Гарри всегда работал одинаково. Сперва быстро проглядывал документ, чтобы понять основной смысл, потом читал внимательнее, изучая его дословно. И только потом брал ручку и чернила и принимался за перевод.

Это была нудная работа. Ему она нравилась, но он всегда любил головоломки. Он мог сидеть над документом часами и только на закате обнаружить, что весь день ничего не ел. Но даже он, влюбленный в свою работу, не мог себе представить, как можно часами сидеть и наблюдать, как кто–то переводит документы.

И все же она снова там, у окна. И, похоже, считает себя мастером маскировки, а его – абсолютным болваном.

Он хмыкнул. Она даже не подозревает. Гарри хоть и работал на скучное отделение военного министерства, где имели дело со словами на бумаге, а не с пистолетами, кинжалами и секретными заданиями, все же прошел хорошую подготовку. Десять лет в армии, большей частью на континенте, где внимательный глаз и способность улавливать движение часто означали разницу между жизнью и смертью.

Он, например, заметил, у нее привычку машинально заправлять за уши выбившиеся из прически пряди. И еще, поскольку иногда она следила за ним по ночам, Гарри знал, что когда она распускает волосы – всю невообразимо сияющую массу – концы их струятся до середины спины.

Он знал, что ночная рубашка у нее голубая. И, к сожалению, совершенно бесформенная.

К тому же, она совершенно не умеет стоять неподвижно. Хотя ей, возможно, кажется, что она не двигается. Она не суетлива, осанка у нее прямая и уверенная. Но ее постоянно что–то выдает. Легкая дрожь пальцев или слабое движение плеч при дыхании.

Гарри просто не мог ее не заметить.

Слежка его заинтриговала. Что в его скрюченной над кипой бумаг личности так ее притягивает? Ведь он всю неделю больше ничем не занимался.

Может, ему стоит как–нибудь оживить ей зрелище? Это будет милосердно. Она, должно быть, дико скучает.

Он может запрыгнуть на стол и спеть.

Откусить кусок и изобразить, что подавился. Что она тогда предпримет?

Кстати, это будет интересная нравственная дилемма. Он на мгновение отложил карандаш, размышляя о разнообразных великосветских леди, которых ему довелось встречать. Он не был законченным циником и верил, что, по крайней мере, некоторые из них сделали бы попытку его спасти. Но при этом сильно сомневался, что хоть одна из них обладала необходимыми физическими данными, чтобы поспеть вовремя.

Пожалуй, лучше жевать осторожно.

Гарри глубоко вздохнул и снова попытался сосредоточиться на работе. Он смотрел на документ все то время, пока думал о девушке в окне, но не прочел ни строчки. Он ничего не сделал за прошедшие пять дней. Конечно, можно было просто задернуть штору, но это было бы слишком демонстративно. Особенно сейчас, в полдень, при ярком солнечном свете.

Он уставился на слова перед глазами, но так и не смог сосредоточиться. Она все еще была там, все еще пялилась на него, воображая, что надежно скрыта занавеской

Какого черта она за ним наблюдает?

Гарри это не нравилось. Она никак не могла видеть, над чем он работает, а даже если бы и могла, он глубоко сомневался, что она читает по–русски. И все же документы на его столе часто были деликатного свойства, а иногда даже государственной важности. Если за ним кто–то следит…

Он помотал головой. Во имя всего святого, если бы за ним кто–то следил, то это уж точно была бы не дочка графа Ридланда!

И вдруг она исчезла. Сперва развернулась, чуть–чуть, не больше чем на дюйм, приподняв подбородок, а потом отошла от окна. Наверное, что–то услышала, возможно, ее позвали. Гарри это не заботило. Он просто радовался, что она испарилась. Ему надо работать.

Он опустил глаза, прочел полстраницы, а потом:

– Доброе утро, сэр Гарри!

Это был Себастьян, явно в отличном настроении. Иначе не звал бы Гарри никаким сэром. Гарри даже головы не поднял.

– Сейчас день.

– Не для того, кто встал в одиннадцать.

Гарри подавил вздох.

– Ты не постучался.

– Я никогда не стучу. – Себастьян плюхнулся в кресло, явно не обратив внимания на то, что его темные волосы повторили этот маневр, плюхнувшись ему на глаза. – Чем ты занимаешься?

– Работаю.

– Ты только это и делаешь.

– Некоторым из нас не достанется в наследство графство, – заметил Гарри, пытаясь закончить еще хоть одно предложение, пока Себастьян не завладел его вниманием полностью.

– Может быть, – пробормотал Себастьян. – А может быть и нет.

Это была правда. Вообще–то Себастьян стоял вторым в очереди на наследство, у его дяди, графа Ньюбери был всего один сын, Джеффри. Однако граф (все еще считающий Себастьяна отъявленным шалопаем, несмотря на десять лет службы на благо Его Величества) нисколько не волновался. Ведь вероятности, что Себастьян унаследует титул фактчески не существовало. Пока Себастьян служил в армии, Джеффри женился, и его жена уже родила двоих дочерей, то есть, он явно мог иметь потомство.

Однако потом Джеффри заболел лихорадкой и умер. Как только стало очевидно, что фигура у его вдовы не округляется, а значит младой наследник не придет спасать графство от разорения по имени Себастьян Грей, давно вдовевший старый граф решил лично заняться производством наследника и в данный момент болтался по Лондону, прицениваясь к возможным невестам.

И теперь никто толком не знал, как относиться к Себастьяну. Либо он сногсшибательно красивый и обаятельный наследник старинного и богатого графства, то есть главный приз на брачном рынке, либо он сногсшибательно красивый и обаятельный наследник дыры в кармане, то есть худший кошмар великосветских мамаш.