Никогда не говори мне «нет». Книга 2 - Лариса Чурикова

– Даже не заметят, что меня нет.

– Глупцы! – констатировал Артур, помогая ей забраться в джип, придерживая длинное платье.

Проехав какое-то расстояние, он вдруг резко притормозил возле одного из ночных магазинчиков, выпрыгнул из автомобиля. Быстро вернулся с букетом, протянул изумлённой девушке.

– Подумал, что до сих пор не поздравил тебя с окончанием школы.

– Спасибо! А почему орхидеи? – спросила Валерия, принимая великолепный букет из розовых и белых цветов.

– Они похожи на тебя: необыкновенные, прекрасные, хрупкие. А если быть честным, я сказал: дайте мне самый дорогой букет для самой красивой девушки! Тебе не нравится? – беспокойно спросил Артур.

– Что ты! Нравится, очень! Спасибо! – поспешно пробормотала Валерия, любуясь экзотическими цветами.

Сначала они медленно ехали вдоль реки.

– Можешь считать, что ты на катере, только в тишине. Если хочешь, я включу музыку. Эта ночь должна быть праздничной.

– Она и так праздничная. Спасибо тебе.

Она бросила в темноте машины робкий взгляд на него.

– За что?

– Ты такой заботливый. Никогда бы не подумала, что ты обратишь на меня внимание.

– Но почему? В каком безлюдном пространстве ты живёшь, что не привыкла к восхищению, комплиментам и к тому, чтобы на тебя обращали внимание?

– У меня небольшой круг общения. Школьные друзья, знакомые родителей. Мне иногда говорят, что я красива, но я понимаю, что это дань вежливости, не больше.

Артур вдруг резко свернул с трассы и остановился на обочине.

– Кто? Кто вбил тебе в голову мысль о твоей неполноценности? Ты необыкновенная девушка, я это сразу понял. Я таких никогда не встречал.

– Вот именно. Таких ты никогда не встречал. Таких трудно встретить: неуклюжая закомплексованная дылда. Белая ворона. Изгой в классе, – с болью в голосе проговорила она.

– О, Бог ты мой! Лерочка, почему же ты так говоришь? Ты просто устала и расстроена. Сегодня такой день. Тебе просто жаль расставаться с детством.

– Я ненавижу своё детство! – зло выкрикнула она.

Он заметил, как потухли её глаза и поникли плечи. Он взял её руку в свою, повернулся, приподнял её голову за подбородок, вынуждая посмотреть в его глаза.

– Позволь мне сделать счастливой твою юность, – тихо произнёс он и, поднеся руку к губам, поцеловал тонкие пальчики.

Она ничего не ответила, а только улыбнулась сквозь печаль в глазах и мягко освободила руку. Он снова завёл машину.

– Куда мы поедем? – спросила она.

– Встречать рассвет, как и положено выпускникам.

Они приехали на Воробьёвы горы, оставили машину и медленно пошли на смотровую площадку. Заметив, как она ёжится, он снял пиджак и накинул ей на плечи. Они остановились у парапета, любуясь огнями ночного города.

– Лера, расскажи мне о своей семье, – тихо попросил он.

– Особо нечего рассказывать. Отец работает в полиции, мама в редакции журнала. Я единственный ребёнок в семье. Любимый, поздний для отца, долгожданный. Вместе с рождением я принесла в семью сплошные проблемы, так как родилась с патологией. До семи лет я не вылезала из больниц. Этот период жизни врезался в память в виде картинок: длинные коридоры, палаты, кровать с высокими бортами, трубки, которые тянутся от моих рук и груди. Так хочется сорвать их и просто побежать, но нельзя. Все ходят тихо, говорят почти шёпотом. Мама рядом с очень печальным и серьёзным лицом. Я её понимаю. Семь лет она много раз думала, что потеряет единственную дочь. Но когда меня вылечили, опасность миновала и врачи сказали, что я могу вести нормальную жизнь, отношение матери ко мне не изменилось. Она пытается уберечь и оградить меня от всего. Мне какое-то время нельзя было активно двигаться, но освобождение от физкультуры у меня было до окончания школы, хотя врачи говорили, что занятия спортом мне не повредят. Мне нельзя было общаться с подвижными детьми. А так как дети все подвижны, я ни с кем не общалась. Меня нельзя расстраивать. Мама активно участвовала в родительском комитете, приходила в школу почти каждую неделю и всем каждый раз напоминала, какая я особенная и чего мне нельзя. Постепенно у моего окружения сформировался стереотип и одна мысль: ко мне лучше не приближаться, чтобы не разбить хрусталь и не сталкиваться с очередной лекцией матери. Так я оказалась в окружении людей, но совершенно одна. Поэтому детство для меня сущий кошмар. Больницы, сочувственные вздохи взрослых, презрительные взгляды сверстников и сплошные запреты.

– Представляю, как тебе было тяжело, – произнёс Артур, – А ты не пыталась поговорить с матерью и объяснить ситуацию?

– О! Ты не знаешь мою маму. Она очень властная, волевая женщина. Она любит повторять, что сделала себя сама, имея в виду карьеру (она занимает высокий пост) и семью (только благодаря её упорству и связям я живу). Она всегда ситуацию берёт в свои руки и решает по-своему. Когда однажды, в классе седьмом, я попыталась ей объяснить, что у меня нет подруг, она решила и этот вопрос. Буквально на следующей неделе несколько девочек подошли ко мне и ни с того ни с сего предложили дружить.

Артур засмеялся:

– Представляю, на что похожа такая дружба.

– Нет, ты не представляешь! Мне кажется, за то, чтобы со мной дружить, они получают от мамы зарплату, а также подробные инструкции, как со мной общаться. Они с мамой дружат больше, чем со мной. К тому же я вижу, как неестественно они ведут себя, когда я оказываюсь рядом. Но стоит мне отойти, их словно подменяют. Так что ты понимаешь теперь, почему я бесконечно удивлена, что ты обратил на меня внимание. Если на меня и обращает кто внимание, то только ради того, чтобы показать пальцем, как на белую ворону.

– Поверь, я не знаю твою маму и зарплату мне за тебя не платят, – Артур старался говорить лёгким шутливым тоном, хотя у самого перехватывало дыхание от бессильной ярости и недоумения, насколько слепа может быть родительская любовь. – И теперь я знаю, почему обратил на тебя внимание.

– Почему же? – спросила Валерия, кутаясь в его пиджак.

Он уловил это движение и обнял её за плечи. Тихо произнёс:

– Я ощутил в тебе родственную душу. Твоя история мне напомнила собственное детство, только я, в отличие от тебя, был не белой вороной, а чёрной.

– Расскажи. Тебя тоже любящие родители пытались задушить в своих объятьях?

– Нет. У меня нет родителей. Они погибли. Я их едва помню. Помню лишь, что они любили друг друга и меня.

– Ох! Я так тебе сочувствую. А как это случилось?

– Ты заметила, наверное, я не принадлежу к русской национальности.

– Это трудно не заметить.

– Я чеченец. Родился в Грозном, в нормальной семье. Я не помню родственников, может, их не было, может, жили далеко, помню только мать, отца, с нами ещё жила бабушка, мама моего отца, и смутно помню каких-то соседей. Я, как и все дети, ходил в школу. Она была недалеко, я сам добирался туда и обратно. Однажды, когда вернулся из школы, вместо дома обнаружил дымящуюся груду камней. В наш дом попал снаряд. Погибли все, кто там находился, в том числе и мои родители. Мне тогда было десять лет. Меня забрали в какой-то детский распределитель, куда свозили таких же, как я, свежеиспечённых сирот. Я пробыл там недолго. Как-то ночью проснулся от того, что взрывной волной выбило все стекла. Выглянул в окно и увидел, что по улице идут танки. Одно здание напротив горит, а другое превратилось в развалины. Я испугался, что и наше здание сейчас рухнет, вылез в окно и бежал, куда глаза глядят. Потом прибился к компании таких же беспризорников, как я. Мы прятались по подвалам и разрушенным зданиям… Ох, Лерочка, я не хотел! Прости, не плачь! Я не хотел тебя огорчать! – он прижал её к плечу, успокаивая, коря себя за то, что расстроил.