«Если», 1999 № 01-02 - Рауль Кабеза Де Вака

Наконец, в прежней неразделенной Югославии сборником критических статей «От Лукиана до Лунника» (1965) заявил о себе Дарко Сувин. Через три года он переедет жить и работать в Канаду, став профессором монреальского университета Мак-Гилл и одним из ведущих современных исследователей и теоретиков научной фантастики. В частности, самым квалифицированным и проницательным на Западе знатоком фантастики русской и советской (его анализ произведений Стругацких я считаю непревзойденным).

И поскольку была упомянута литература отечественная, заканчивая с «предысторией» зарубежного фантастоведения, не могу пропустить самую, вероятно, интригующую книгу на эту тему.

Подержать ее в руках, раскрыть и хотя бы пробежать мне не удалось, несмотря на все старания. Почему не удавалось в советские времена на родине, станет ясно, как только я сообщу название книги: Питер Ершов «Научная фантастика и утопическая фантазия в советской литературе» (Peter Yershov «Science Fiction and Utopian Fantasy in Soviet Literature»), а также дату и место издания: 1954, Нью-Йорк.

Но даже когда я не один месяц провел в Америке, разыскать таинственную книжку не смог.

Задумайтесь над датой. 1954 год… Ефремов, хотя и стал известным писателем, еще не выпустил «Туманность Андромеды», Аркадий Стругацкий все еще тянет военную лямку далеко от Москвы — служит офицером-переводчиком, а Борис работает «мэнээсом» в Пулковской обсерватории. А за океаном, в рамках некоей «Программы исследований по СССР» (собственно, ясно, кто в те годы мог заказывать и финансировать подобные программы) издается книга о советской научной фантастике и утопии. Что там анализировал неведомый Питер Ершов, каких произведений касался — Замятина, Толстого, Беляева? — остается только гадать.

Но и этот, казалось бы, частный факт лишь подтверждает одно наблюдение: история научной фантастики — а оказывается, что и фантастоведения — сама по себе фантастична донельзя…

Йен Макдональд

НОЧЬ ВСЕХ МЕРТВЕЦОВ

На горе у Сола полетела передача. Случилось это так — он переключился на шестую скорость, чтобы одолеть крутой подъем. Но шестой скорости не оказалось. Ни пятой, ни четвертой — одна нулевая.

Элена, уже достигнув вершины, насмехалась над тем, как он надрывается и потеет на вьющейся между сосен тропке. Его набухшие мускулы стали похожи на узловатые стволы мезозойских хвойных деревьев, вены и сухожилия натянулись, как канаты висячего моста. Но тут она увидела, что зубчатка отломилась и крутится сама по себе.

Их велосипеды уже успели доблестно выдержать тяжелый переход через горную пустошь, что раскинулась к югу от Ногалеса. Две тысячи долларов штука — но продавец поклялся девичьей честью всех своих незамужних сестер, что эти внедорожники фирмы МТВ проедут, где угодно, исполнят любое желание седока хоть сам пик Эль-Капитан покорят, если надо. И вот на пятый день похода — в трех днях пути от ближайшего дилера фирмы «Дерт-Лобо», как сообщила карманная электронная карта Элены — зубчатая передача превратилась в две одинаковых половинки. А впереди еще десять дней, еще четыреста миль, еще пятьдесят гор, которые так нравятся Соломону Гурски. И все нужно пройти на высшей передаче.

— Вы это должны были предвидеть, господин инженер, — заметила Элена.

— Когда я плачу за велик две тысячи баксов, я никому ничего не должен, — ответил Соломон Гурски. На вершине высокой горы Кровь Христова было жарко — полуденный зной, пропахший смолой престарелых сосен. Знойное марево заволакивало обе долины — ту, откуда Сол с Эленой приехали, и ту, куда они держали путь. — И вообще, знай — я не по этой части инженер. Мои шестеренки гораздо меньше. И, кстати, не ломаются.

Элена отлично знала, по какой части он инженер, да и он знал, каких наук она доктор. Но их роман только начинался — он был в той стадии, когда коллеги по научной работе, сделавшись, к собственному удивлению, любовниками, с огромным удовольствием прикидываются почти не знакомыми между собой.

Согласно карте Элены, в пяти милях ниже по долине имелся населенный пункт. Он назывался Реденсьон. Вполне возможно, что там найдется умелый и расторопный сварщик, ничего не имеющий против норте-долларов.

— Твое счастье — поедем под горку, — сказала Элена, оседлала, сверкнув ярко-синими стегаными шортами, велосипед и пулей унеслась вниз. Не прошло и секунды, как Сол Гурски (рубашка-шорты-туфли-очки-шлем), продираясь сквозь заросли шалфея, устремился вслед. Их отношения все еще не стали привычкой, был тот упоительный период, когда страсть разгорается при одном взгляде на обтянутую ярко-синей лайкрой попку.

Реденсьон значит «избавление». И поселок действительно был избавлением от проблем, какие только возможны в этих приграничных горах: здесь имелись бензоколонка, магазин и кемпинг с трейлерами, где можно было поселиться на день, на неделю или, если вам совсем уж некуда деваться, на всю жизнь. Кафе для дальнобойщиков и джакузи для ночного активного отдыха прямо под звездным небом приграничья. Никаких сварщиков. Вместо них кое-что получше. Всплывшая из жаркого марева густая крона солнечного дерева — такова была первая примета, подсказавшая ехавшим по дряхлому, покрытому трещинами, пустынному шоссе путникам, что Реденсьон уже рядом.

Завод находился в уродливой кирпичной пристройке к домику, где торговали бензином и едой. Сол и Элена обогнули домик. За ними, плененный этими разряженными в попугайские цвета фантастическими существами с колоссальными очками-консервами вместо глаз, увязался какой-то шофер-дальнобойщик. На ходу он жевал сэндвич. Других дел в Реденсьоне в этот знойный понедельник он явно не нашел. Что до Хорхе, хозяина заведения, то он выглядел слишком молодо для того, чтобы торговать бензином, едой, прицепами и, прочими молекулами в Реденсьоне — в зной ли, в холод. Хорхе было лет тридцать (тридцать-плюс-жизненный-опыт). Брюнет с серьезным лицом. В нем чувствовалась какая-то надломленность. Элена сказала Солу по-английски, что у Хорхе, похоже, тяжело на душе. Но сломанной передачей он занялся рьяно, сам помог Солу снять ее с заднего колеса. Восхищенно воззрился на ровненький, гладкий разлом.

— Это я могу сделать, — заявил он. — Работы на час-полтора. А пока не хотите ли освежиться в джакузи? — последнюю фразу он произнес, морща нос, брезгливо принюхиваясь к двоим велосипедистам, которые спустились с горы в самый жаркий час. Шофер ухмыльнулся. Элена нахмурилась. — Вас там никто не побеспокоит, — настаивал Хорхе, хозяин нанозавода.