Во имя отца и сына - Светлана Чуфистова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я! – громко выкрикнул Митька, сам от себя не ожидавший такой прыти, и сделал два шаг вперёд.
– Я – вызвался и его друг Стёпка.
– Хорошо – кивнул головой старшина. – Остальным готовится к прыжку.
***
Он сидел на перевёрнутом ведре возле большой посудины с чистой водой и улыбался. Никогда раньше не любил Митька чистить картошку так, как сейчас. Да и надо было ему её чистить, когда не мужицкое это дело. Картохи было много, вся корявая, но Митяя это ничуть не смущало.
«Чтоб она вовек ни кончалась» – думал про себя несостоявшийся парашютист.
– Ты когда с войны домой придёшь, что делать станешь? – прервал мысли товарища взволнованный Стёпка.
Митька взглянул на примостившегося рядом с собою дружка лысого, краснощёкого, лопоухого и пожал своими плечами.
– Не знаю, не думал ещё. А ты?
– А я на завод пойду – улыбнулся рассказчик – Знаешь, какая у нас махина? Металлургический! – с гордостью протяжно произнёс он – Там сталь плавят, слыхал?!
– Угу.
– Меня отец ещё пацаном с собой туда брал, так я, как увидел эту печь! А она как живая! А из неё искры, пламя…
И приятель стал красочно описывать свой завод и удивительную печь. Митька же с трудом представлял всё то, о чём говорил его друг. Он и завода то никогда не видел. Зато парень вспомнил свою русскую печку дома, когда они с сестрёнкой забирались на неё в морозы, грелись и рубились на щелбаны в кости. Сестра, боевая девчонка, удачлива, и Митрий постоянно проигрывал ей, за что и получал хорошую порцию щелчков в лоб.
– Да ты не слушаешь меня совсем – обиделся на друга Стёпка.
– Нет, нет мне очень даже интересно – соврал товарищу Митька.
– Ну а теперь ты расскажи что-нибудь о себе…
– А что рассказывать то, окончил школу в соседней деревне, работал в колхозе, а кода восемнадцать стукнуло, на фронт пошёл. Ты знаешь, я б и раньше сбежал да мать не дала. Уцепится, бывало, в меня и кричит: «Митенька, родненький не пущу! Чего хошь со мной делай, не пу-щу!…» Ну что мне оставалось…
У Митяя навернулась слеза, которую он незаметно смахнул.
– А как ты мыслишь, война скоро закончится? – не унимался с расспросами Стёпа.
– Думаю через год или два…
– Плохо. Сколько ещё народу поубивают эти фашисты проклятые. И как только земля их носит?
Митька пожал плечами.
– Видимо носит…
– Они все сволочи и мерзавцы. И нет им прощения. Все равно правда на земле восторжествует. И мы с тобой до этого ещё доживём.
Сзади к друзьям-неразлучникам незаметно подобрался «Тетеря» – Витька Тетерин.
– Ага, голубчики, развлекаетесь?! – выкрикнул он.
Митька от неожиданности вздрогнул и поднял глаза. А прыщавый Витёк, как ни в чём не бывало, подхватив грязный клубень, лихо подбросил его в потолок.
– А прыжки то отменили! – улыбнулся счастливый парень – Погоды нет, говорят, нелётная погода то. Завтра прыгать будем…
«Вот и всё» – подумал про себя Митрий и в глазах у него потемнело.
***
Она приближалась к нему всё ближе и ближе, эта огромная куча снега…
– Ааа! – орал он во всё горло, падая вниз со скоростью ракеты – Ааа! – проносилась перед глазами вся его недолгая жизнь – Ааа! – наконец-то плюхнулся Митька в сугроб всем телом своим не могучим по самые так сказать уши, окончательно потеряв всякий ориентир на местности от ужаса.
– Вот это да!!! – вынырнул он весь белый, как только стропы опустившегося парашюта дёрнули его – Вот это да!!! – вскрикнул Митяй от восторга и побежал что есть мочи по полю подгоняемый ветром за тянущим его куполом.
Наконец он остановился, и, усевшись на снег прямо пятой точкой, стал вспоминать всё, что с ним произошло в последние несколько часов в мельчайших подробностях.
Сегодня он сделал свой первый прыжок, спустившись оттуда, где плывут сейчас облака и летит эта прекрасная птица, запрокинул Митька голову к небу. А главное то, что он вообще это сделал!
– Ну как бойцы, страшно вам? – спрашивал в самолёте всех старшина Фролов.
– Нет! – хорохорился каждый.
«Да уж, нет! – подумал о товарищах Митрий – Прощаются, наверное, с жизнью летят, а всё туда же! – насупился он – И я дурак тоже хорош. И зачем только в этот десант попёрся? Сидел бы сейчас где-нибудь в окопчике, или в танке с толстенной бронёй, ну или радистом где-нибудь в штабе. Всё ближе к земле то! А теперь иди, вставай, прыгай не знамо с какой высоты. Да что я отказаться не могу что ли в конце то концов?! Ну не заставят же они меня силой?» – последнее о чём успел подумать парень, перед тем как дверь самолёта распахнулась настежь.
«Может, проветрят и снова закроют?» – хватался за соломинку Митька, наблюдая, как пропадают в адском проёме его товарищи один за другим.
– Пошёл!!! – увидел и он перед собой орущего старшину, застыв в двух шагах от края пропасти – Пошёл!!!
Митькин мозг отказывался верить в происходящее, а ноги предательски вели его навстречу погибели, сделав, наконец, третий роковой для него шаг…
– Ааа! – приближалась к нему всё ближе эта огромная куча снега – Ааа! – проносилась перед глазами вся его жизнь – Ааа! – наконец-то плюхнулся он в сугроб всем телом своим не могучим…
– Мить! – трепыхал его кто-то за плечи – Митяй, с тобою всё в порядке?! – наконец различил он лицо Степана – Живой?! – улыбался ему друг – И я тоже живой! – засмеялся он громко – Живой!!!
Парень медленно приходил в себя от потрясения. Всё его нутро пело от счастья. Он обессилено встал и не спеша стал складывать парашют, как учили. Митька гордился собою сейчас. Ведь боится то каждый, главное этот страх перебороть, победить и забыть о нём навсегда…
Забудет ли он свой первый прыжок когда ни будь?
***
Воинский эшелон вёз их медленно, с длительными остановками, как будто не желая этого делать, вёз по некогда цветущему краю, показывая без прикрас все ужасы случившейся здесь кровавой бойни – разрушенные и сожженные города и сёла, усыпанные снарядами леса и поля, бесконечные холмы и холмики могил русских солдат.
Эшелон вёз их навстречу неизвестности и суровым испытаниям, на смену погибшим, но не покорившимся воинам, вёз из детства на запад, где им предстояло повзрослеть, а может быть и навеки остаться юными…
Сегодня совсем поутих мальчишеский хохот, и чем ближе подъезжали они к фронту, тем серьёзней становились их беззаботные лица.
Митька проводил взглядом железнодорожный переезд и девушку дежурную на нём.
Отчего-то в последнее время он всё чаще представлял себя мёртвым, и смотрел на это как бы со стороны. Невысокий белобрысый паренёк, с широко раскрытыми голубыми глазами, курносым носом, да ямочкой на подбородке лежит бездыханно, наполовину ушедший в сырую землю…
Скрежет тормозов заставил его очнуться от чёрных мыслей. Поезд останавливался на небольшом полустанке, с деревянным домиком вместо вокзала. Станция была немноголюдна. Плохо одетая женщина на перроне предлагала обменять молоко на продукты всем, кто попадался ей на пути. Небольшая группа только что прибывших солдатиков в шинелях мирно беседовала, расположившись на двух деревянных лавочках. Девочка лет семи выгуливала свою тощую пятнистую козу, по лысой ещё лужайке, с островками грязного снега, постоянно читая ей нотации.
– Опять ты ешь что попало? Смотри вон травка молоденькая только что проклюнулась, её жуй!
Тут Митькино внимание привлекло нечто. Он посмотрел чуть дальше и метрах в пятидесяти от станции увидел, забытый и покинутый всеми, подбитый германский танк. Как памятник прошедшим здесь кровопролитным сражениям возвышался он теперь у дороги. Холодное изваяние рук человеческих…
– Братцы, глядите немцы! – крикнул кто-то из новобранцев.
И все разом кинулись на другую сторону вагона смотреть на живых фашистов. Пленные выстраивались в колонну на небольшом пяточке под строгим присмотром конвоя. Вид у них был отнюдь не респектабельный. Обмотанные какими-то тряпками руки и ноги, потрёпанные шинели, платки на головах, а во взгляде читалось не то чтобы раскаяние, но сожаление то уж точно…
– А я думал они совсем другие! – выдал тут Тетеря разочарованно.
– Они и есть другие, просто этим бока намяли! – вспылил внезапно Степан – Что обломали зубы, сволочи?! – неожиданно выкрикнул он в сторону обмороженных – Нате, выкусите! Вот вам, а не Россия! – показал он увесистый кукиш фрицам.
И ребята, поддерживая друга, будто по команде, заголосили. Ожили теперь и другие вагоны.
– А ну отставить! – услышали новобранцы недовольные голоса своих командиров – Отставить!
И среди всеобщего хаоса Митька вдруг увидел, как к пленным подошла девушка в худой фуфайке, старенькой шали и стоптанных ботиночках без шнурков и начала раздавать им кусочки хлеба. Те, побаиваясь, всё же брали чёрные ломтики, а один, закрыв рукой глаза, даже прослезился.
