Возлюбленная Казановы - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего уставилась! Кланяйся, деревенщина неотесанная!
Поклон, очевидно, предназначался третьей женщине, сидевшей у борта и пристально смотревшей на Лизу. У нее были округлые черные брови, высокий лоб и прямой нос над своевольными, поджатыми губами маленького рта. Красота ее состояла в больших черных глазах под бледными, слегка нависшими веками; глаза смотрели на Лизу с таким проницательным выражением, словно бы эта совсем еще молодая женщина не сомневалась в своем праве заглянуть в глубь чужой души. Ощущение беспредельной, властной уверенности в себе излучала вся ее статная фигура; и окажись она облаченной в шелк, бархат ли, в одеяние крестьянки, монашескую рясу или лохмотья нищенки, улыбнись, разгневайся или зарыдай – ничто не смогло бы изменить или скрыть этой царственной осанки, этого властного выражения лица.
О, Лиза склонилась бы пред нею с охотою, когда б не назойливые хлопоты фрау Шмидт! Но не только в том была заминка. Еще год тому назад, не замешкавшись, она согнулась бы в земном поклоне, а сейчас вдруг показалась себе чем-то вроде одной из маленьких служаночек, которые трепетали пред нею в Хатырша-Сарае, – вечно униженные, вечно испуганные, вечно готовые пасть ниц…
Внезапная волна оскорбленной гордости поднялась в ней. Она отвыкла от подобного обращения! Ведь она была почти султаншею! Брат крымского хана искал ее любви. И вообще она ведь – о господи, совсем позабыла, и вспомянуть недосуг! – она ведь не из последних, что по отцу, что по мужу!
Едва не захлебнувшись горечью от этой мысли, Лиза выпрямилась, впервые осознав, что если и не происхождение, то сама жизнь за последние два года позволяет ей прямо и открыто глядеть в надменные черные глаза.
Откуда-то сбоку подступил высокий мужчина, одетый как крестьянин, но с красивым, породистым лицом, и сказал, словно почуяв, какой угрозой наполнился воздух:
– Извольте же представиться ее сиятельству!
Впрочем, голос его был не злобен. Лиза узнала его. Это был тот человек, который привез их с Хлоей на фелуку и которого фрау Шмидт называла графом Петром Федоровичем.
Ее сиятельство! И граф! Прелюбопытнейшая же собралась компания на борту сей обшарпанной фелуки… Ну что ж, сейчас к ним присоединится еще одна титулованная особа.
Лиза снисходительно присела в некоем подобии реверанса, вздернула подбородок и, безразлично глядя в бесконечную, ослепительно синюю даль, произнесла:
– Я княжна Елизавета Измайлова.
Бог весть что должно было свершиться при этих словах! Лиза бы не удивилась, если бы в нее прямо тут вонзилась молния. Однако холодные черные глаза молодой дамы вдруг просияли улыбкою, она вскочила, схватила за руки остолбеневшую от собственной смелости Лизу и ласково сжала их.
– Какое славное имя! Оно хорошо известно семейству моей матушки! Дед ваш, княжна, был с предком моим при Азове, покрыл себя славою под Полтавою, отец ваш ходил с Минихом на Перекоп… Счастлива видеть вас, милая, счастлива оказать вам свое покровительство. Будем же знакомы: княгиня Августа-Елизавета Дараган! – И она от души расцеловала Лизу в обе щеки.
* * *Право же, упоминание имени князей Измайловых сотворило чудо! На месте недоверия и настороженности вспыхнула искорка взаимной приязни, которую раздул в настоящий костер попутный ветер, стремительно несущий фелуку кругом берегов Греции, направляя к Италии.
Княгиня Августа Дараган поведала о себе немногое. Дочь весьма богатых и знатных, особенно по линии матери, родителей, она была рождена вне брака, и препятствия к свершению оного не исчезли и теперь. Желая оберечь девочку от враждебности многочисленных и влиятельных родственников, ее в раннем детстве отправили под присмотром двух воспитателей, фрау Яганны Шмидт и герра Дитцеля, за границу. Они жили во Франции, затем в Италии – во Флоренции и Венеции – и вот наконец вынуждены были перебраться в Грецию, на Эвбею, в маленький городок Кориатос, в котором почти не бывали османы. Августа вскользь обмолвилась, что недоброжелательность родственников по-прежнему преследовала ее…
Это было два года назад. К тому времени средства молодой княгини были изрядно истощены, потому что гонец, который являлся раз в год и исправно доставлял из России суммы на ее содержание, на сей раз непоправимо запаздывал. Им был граф Петр Федорович Соколов. Позднее выяснилось, что он подвергся в пути нападению и принужден был изменить привычному маршруту. Спасаясь от преследователей, которых никак не мог сбить со следа, претерпев множество опасностей, израненный и больной, граф добрался со своим грузом до Скироса, где и был укрыт семьей крестьянина Спиридона Мавродаки. Графу пришлось открыться ему, просить помощи для изгнанницы и взять с него клятву сохранить происшедшее втайне.
Ему повезло, ибо мать приютившего его крестьянина была русская полонянка, бежавшая из османской неволи. Греческий рыбак подобрал ее и женился на ней. Сын их Спиридон с детства впитал священную любовь к России, так что помогать русским было для него неукоснительным долгом. Прибрежные крестьяне издавна дружили с контрабандистами, те и доставили на Эвбею графа, едва он немного оправился, вместе с дочерью Спиридона, которая была любимицей бабушки, а потому изрядно знала по-русски. Она возбудила доверие молодой княгини и была взята ею в услужение. У Августы давно уже зрела мысль перебраться из османской Греции вновь в Италию, чтобы затеряться в самом сердце католической Папской республики – многолюдном и шумном Риме, изменив притом фамилию. Граф предпринял путешествие в Вечный город, снял укромную виллу на тихой улочке. Наконец была нанята крепкая фелука, которая и зашла на Скирос, чтобы принять на борт Хлою, прощавшуюся с семьей, Лизу – неожиданную находку, и тяжелый сундук с сокровищами, чуть не стоившими жизни отважному графу, который отныне должен был оставаться в распоряжении княгини Дараган…
Окажись Лиза той, за кого она себя выдавала, будь хоть мало-мальски искушена в светских отношениях, знай хоть что-то о делах государства, которое было ее родиной, этот рассказ вызвал бы у нее множество вопросов. Ну, например, сыщется ли на свете хотя бы одна молодая княгиня, гонцом и охранителем для которой был бы граф? Или какова должна быть враждебность родственников, чтобы спасения от нее следовало искать в другой стране, постоянно скрываясь и подвергаясь всяческому риску?.. Да и многое другое могло бы возбудить ее недоумение, хотя бы тяжесть сундука. Судя по ней, сокровища, там сокрытые, были поистине баснословны! Однако, по наивности своей, она ничего не заметила.
Решившись, в свою очередь, поведать почти всю правду, Лиза не скупилась на подробности, дабы прикрыть зияющие дыры в ткани ее судьбы, которую решалась выставить на всеобщее обозрение.