Нечистый дух - Сергей Владимирович Семеркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А тут снова кудесы завернулись: на обратной стороне иконы какие-то знаки разглядели, и не по-русски вроде, руны и палки торчат во все стороны, словно ёж. Батюшка решил их стереть от греха. А Святослав – послушник приблудный – взмолился. Попросил дозволение списать и расшифровать. Если богомерзкое что накарябано – уничтожить, а если благолепное что – сохранить для потомков. Ну, батюшка прикинул: Святослав – сын князя, хоть и не законный (от дворовой девки Глашки), но любимчик. В итоге мольбам внял и разрешил.
С тех пор Петронья и батюшка Ануфрий в почёте ходили, но больше всего славы митрополит Антоний добыл, эту троицу в столицу царства вызвали к самому Патриарху и царю за плюшками и ласками. Но не о них речь дальше пойдёт, а о Святославе. Его лихорадка взяла – ни ночью, ни днём не спит – всё знаки пытает. Чуть ум за разум у него не зашёл. Катастрофу предотвратила София – сестра оного, не зря мудрость означает имя сие. Как даст по башке братцу – он с копыт и сковырнулся и заснул наведенным сном праведника. А когда вежды раззявил, так заорал, что на другом конце Воскресенской улицы слышно было: «Эврика!» (нашёл, значится, по-древнему). А что нашёл? Соль-бемоль! Вроде, даже с мажором. Ну, мы за такое выпили первача от бабы Глаши – горит сия субстанция и в голову даёт знатно. Уж зело мудрено: бемоль да с солью. Это не яйца на Пасху трескать крашенные и подсоленные. Так вот, мы как раз в этот день к Доход-яге тащили белый рояль. Чего богатые только не учудят, ну не жилось семейству купчины без белого рояля! А значится Святослав мимо шёл, рояль увидал и сел за него и так жалостливо по клавишам и по сердцам надавил, что в нашей бригаде даже нехристь Измаил заплакал. Ибо душа развернулась от музыки высших сфер, а потом обратно в скорлупу улитки заховалась. Оказывается, из знаков неведомых кантата родилась, вышла и благодаря Святославу по миру пошла. Ну, типа гимна во славу Господа – да святится имя его!
Прослезившись и за воротник залив горькую, мы рояль еле в палаты затащили, да и стройка в тот день застопорилась мальца. Но потом Доход-яга нас взбодрил. Пообещал надбавку за труды, а за леность – кнут. Тут уж не до соль-бемоля, враз за фундамент взялись, и стены кирпичные успели возвести аккурат ко дню Панкратия и Кирилла. И почти ровные стены получились! А вот с крышей промашка вышла. Колька кривой с неё взял и сверзя или сверзнулся, ну я – не дьяк, могу говорить безграм… безграммовна. Кривость то он свою исправил, а сам преставился, но об этом в другом месте расскажу, да не за чаем поди, а что нальёте. На халяву и самогон – виски!
Узник совести № 267
Посвящается Юлиусу Фучику
В камере мало света, в камере мало воздуха, в камере мало жизни. Когда меня запихнули в камеру, я споткнулся и оказался на полу. Поднялся, ударил ладонью по коленям, чтобы стряхнуть брюки, осмотрелся. Всего двое заключенных, всего двое обреченных. Один пухлый, у него на шарообразном черепе были как будто нарисованы чёрные сальные волосы, сидит в углу и что-то с урчанием хомячит. Присматриваюсь, вроде, сало, точно – сало на хлебушке, плюс лучок и пупыристый огурец. Хороший натюрморт в наше время, такой жизнеутверждающий и дефицитоотвергающий. Второй узник – его прямая противоположность: худой, когтистый, жилистый, изможденный, но стержень внутри ещё не сломан. Он лежал и был напряжен, как высоковольтный провод. Челюсти сжаты, словно он боролся с сильной болью внутри. Я подсел рядом и представился, назвал номер статьи, по которой меня упекли. Статья нынче известная и обыденная – измена родине.
– Не надо товарищ имен и биографий, это лишнее здесь, – сказал лежачий.
– Завел шарманку! – бросил свои пять копеек жрущий. Он мне категорически не понравился и я решил выяснить всё прямо сейчас.
– Уважаемый, а почему вы наслаждаетесь салом в одиночестве? В этом люксе ещё двое голодных постояльцев и простая вежливость требует поделиться вашей радостью!
– Это моё сало! – объявил мальчиш-плохищ, цельная натура, в нём явно нет внутренних противоречий.
Я подмигнул товарищу по несчастью и спросил:
– Может, экспроприируем?
– Нет. Меня скоро будут бить на допросе и мне лучше иметь пустой желудок, да и вам это сало в прок не пойдет.
Тоже верно. На всякий случай мальчиш-плохиш стал хомячить быстрее и косился на нас – а вдруг передумаем.
– Бьют его, видите ли, а следов побоев не видно… – процедил хомячок.
– Да, лицо моё не трогают, чтобы по телевизору показывать… – лежащий отвернулся к стене и сжался.
Я знал кто он – известный физик, всемирная знаменитость, что-то новое открыл в законах Вселенной (сложное, я такое не понимаю), новый режим нашего великого государства он не поддержал. И вот гниёт здесь, его периодически показывают по телевизору, чтобы мир знал – с ним всё в порядке и заключенного не сгноили за решеткой. Освобождения физика добивались многие главы государств, правозащитные организации и известные люди, но им нечего было предложить режиму взамен. Мои размышления прервали – с металлическим лязганьем открылась дверь и в камеру завалились вертухаи. Они подхватили под руки физика и потащили на допрос. Он еле передвигал ногами.
– Физик херов! – хомячок вызывал во мне сильные чувства. Может, его задушить?
– Ладно, давай знакомиться, меня зовут Гриша и я сюда упакован за измену и шпионаж в пользу одной очень вражеской для нас страны. А ты что за фрукт?
– Я не фрукт, а уважаемый человек! И попал сюда