Основы творческой деятельности журналиста: учебное пособие - Черникова Вячеславовна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напомним, что существует понятие типология СМИ. Одним из параметров типологизации является разделение на качественную и массовую прессу. Если качественное издание, например ориентированное на предпринимателей, даст занятым людям неточный анализ какого-нибудь рынка, то это издание быстро потеряет свою аудиторию и закроется или перепрофилируется.
Желая сохранить серьезного читателя и влиять на общество, но не доверяя поверхностной компетентности некоторых собратьев-журналистов, издания и привлекают специалистов — на роль аналитиков, обозревателей, — прекрасно понимая, что их основная ценность не в умении писать доходчиво, а в знании сути дела. По ходу работы в редакции экономисты-юристы-социологи нередко осваивают новую профессию и, бывает, полностью посвящают себя журналистике. С другой стороны, в редакциях теперь можно встретить специалиста-рерай/пера, занимающегося переделкой чужих авторских материалов под фирменный стиль этого издания. На должности рерайтера может оказаться даже успешный писатель, как, например, в «Коммерсанте», где есть человек, переписывающий пришедшие со стороны тексты под стиль данной газеты.
Так что же делать тем серьезным молодым людям, которые желают работать в журналистике, все-таки имея диплом о высшем образовании именно по специальности «Журналистика»?
Усердно учиться. Особенно пока есть время и конкуренты. И то, и другое подстегивает. Оставаться в любителях нельзя. Современные медиа — это поле для профессионалов.
Обученность, умелость, мастерство как основные ступени в развитии профессионала. Возможна ли журналистская среда, в которой вообще нет никакой конкуренции?
Помните шутку из комедии Э. Рязанова «Ирония судьбы...»: «Когда люди поют? — спрашивает романтично настроенная девушка Галя. — Когда нет слуха и голоса? — догадывается ее собеседник». Вот в такое пение без слуха и голоса превратилась бы наша работа, если устранить существующую тесноту в рядах, амбиции, оглядку на мнение коллег и прочие жесткие стимулы к развитию.
Вообразить бесконкурентную среду в супермодной, востребованной профессии — а в настоящее время журналистика является именно таковой — невозможно. Сам факт публичности журналистики притягивает в эту профессию многих, и в их числе «мечтателей не о том».
На первом курсе журфака в первый день первого семестра мы задаем студентам вопрос: «Зачем вы пришли именно сюда?». Почти всегда выясняется примерно одно и то же. Как ни печально, большинство говорит об «интересных людях», с которыми они надеются пообщаться, о телевизионных надеждах (многие видят себя исключительно ведущими шоу), о радиопрограммах (в роли диджеев)...
О чем это свидетельствует?
О том, что зачастую студенты почти не видят разницы между актерами и журналистами. О том, что пугающие тяготы журналистики для них — пустой звук, ложка дегтя в бочке меда, антипиар профессии. И, наконец, об отсутствии представления о действительной силе слова и ответственности за каждое обнародованное (да и не только обнародованное) свое слово.
Правда, потом, на втором-третьем курсах, картина решительно меняется. Во-первых, с факультета начинают уходить те, кто пришли явно не по адресу. (Получение гуманитарного образования, оказывается неизбежно связанным со способностью много и часто читать длинные тексты.) Во-вторых, после нескольких кастингов мечтатели о теле- и радиокарьере начинают понимать, что и это тоже труд. Например, надо выговаривать все буквы родного алфавита; уметь интонировать речь, а не только тараторить на одной высоте... В-третьих, выясняется, что «интересные люди», с которыми мечталось пообщаться, тоже люди, и они не всегда были такими «интересными», как сейчас, на гребне успеха. Кроме прочего, преподаватель несет полную чушь: например, утверждает, что все люди — интересные!.. Ну как тут станешь звездой!
Обученность от умелости отличить нелегко: слишком близкие состояния. Основная разница между ними состоит в степени приближенности к журналистике профессиональной: обученность — это сумма накопленных теоретических знаний плюс некоторая ознакомительная практика, а умелость — это способность применить эти знания в работе под квалифицированным руководством.
Опытные журналисты знают: «Чтобы сделать имя, ему [газетчику] нужны мощные интеллектуальные усилия, блеск ума, кропотливая работа над статьями, годами наработанные источники информации, литературный блеск, наконец. И все это создается им самим, в одиночку» [14].
Профессиональная телекоманда должна обладать тоже очень солидным запасом: «Объективизм, присутствие разных точек зрения на события, максимально полная, желательно эксклюзивная информация, высокий класс репортеров, присутствие корреспондентов на месте события, обязательная картинка происходящего...»[15].
Как вы полагаете, можно ли сказать что-либо подобное о не-мастерах?
Мастерство далеко отстоит от обученности и умелости. Мастерство — даже не следующая ступень. Это результат большого прыжка, когда количество сделанного под руководством однажды переходит в качество самостоятельной работы.
О мастерстве написано много книг, статей, интервью: с этого этажа очень приятно давать советы и поучать тех, кто еще обучается и мечтает пока только об умелости.
На наш взгляд, надо с первых шагов думать о грядущем мастерстве, потому что это — прекрасная цель, а цель надо видеть с самого начала обучения.
Магия, исходящая от мастера, не поддается разложению на атомы, доступные инвентаризации. Так обстоят дела в любом искусстве. Есть море литературы о тайнах мастерства, но ни одного универсального пособия «Как стать мастером». Есть художники, специально закрывающие свои мастерские от постороннего глаза, за что их даже критикуют. Например, когда великий мастер кино Чарли Чаплин выпустил в свет мемуары, его упрекали, что он не рассказал в них о своем творчестве.
Он мало писал о своих фильмах, но и в этих случаях почти ничего не сказал о том, как он их делал. Чем дальше, тем неохотнее он допускал на свою съемочную площадку гостей, а нежелание посвятить других в тайны творчества мотивировал так: «Если люди будут знать, как это делается, всякое волшебство исчезнет». Однако этим лишь в малой степени можно объяснить его скрытность. Возможно, он все явственнее ощущал, что не способен снять покров тайны — ведь и для него самого суть его творчества оставалась тайной[16].
Автор книги о Чаплине приводит и чудесную деталь, давшую миру великого комика, деталь случайную, назовем ее везением, подарком судьбы, то, на что нельзя рассчитывать, но одновременно то, что все-таки бывает и на что рассчитывать надо, — это чудо, которое рядом, только возьми:
Разве мог он объяснить себе или другим то, что произошло в один прекрасный день в 1914 году? Как ему удалось, зайдя в сарайчик, служивший на фирме «Кинстоун» гардеробной, подобрать себе костюм и тем самым в одно мгновение создать персонаж, который скоро окажется самым общепризнанным изображением человека в истории цивилизации? Впоследствии и сам Чаплин, и его апологеты пытались рационально объяснить, чем так дорог людям маленький Бродяга, но никому так и не удалось понять, почему для мистического рождения Чарли провидению было угодно избрать именно этот момент и именно этого человека[17].
Действительно, почему именно этот человек, пройдя сквозь непримечательный сарайчик и поменяв костюмчик, получил бессмертие и звание непревзойденного мастера?
Можно сто раз перечитать его биографию, но ни на шаг не приблизиться к ответу на этот вопрос. Можно перечитать все биографии всех успешных или признанных успешными деятелей всех наук и искусств, но единая, воспроизводимая формула так и не будет найдена.
Вы помните, что еще в 20-х гг. XX в. американские газетчики установили и приняли на вооружение круг тем, особенно интересующих читателей желтой (массовой) прессы: самосохранение, любовь и воспроизводство, кровь и насилие, чудесное событие, головокружительный успех, внезапный поворот судьбы. Из этого неполного, но вполне красноречивого списка видно, что формула успеха давно стала признанной вечной темой, т. е. ее можно смело эксплуатировать без всякого риска найти наконец решение, исписаться, потерять читателя (конечно, массового). Подчеркнем, что этот «творческий» поиск формулы — манипулятивное средство, направленное на ту часть аудитории (огромную, кстати), которая исповедует потребительство, а смыслом жизни считает наслаждение. Напротив, думающая часть аудитории нуждается в других текстах, иных смыслах. Журналист, в свою очередь, обязан представлять себе палитру ожиданий всех потенциальных аудиторий.
Иными словами, разговоры о путях к мастерству — это одно, а сам путь — нечто совсем другое, унификации не поддающееся.