Контракт со смертью - Сергей Александрович Бережной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заходили, точнее, заезжали, а еще точнее — завозили нас в «таблетке»[12] верхней поклажей вповалку поверх патронных цинков, ящиков с выстрелами к гранатомётам, минами, гранатами, РПГ-7, ПТУРам, пары пулеметов, спальников, упаковок воды, тушёнки и хрен знает ещё чего. В общем-то не очень комфортно, учитывая довольно-таки пострадавшую дорогу с перемолотым траками танков и «мотолыг»[13] в крошку асфальтом и с ямищами от снарядов и мин. Потом командир признался, что специально упаковал нас в это грюкающее и безрессорное и безамортизаторное средство передвижения в надежде, что мы откажемся от него, а поскольку иного нет, то значит, не поедем, и он будет избавлен от опеки над этими ветеранами обороны Шипки. Но мы были упрямы, и нам было всё равно, на чём нас доставят, хоть на метле, но лишь бы оказаться за «лентой».
7
Заходили не фронтом, не развёрнутыми силами, охватывающими сразу все села до крохотного хуторка, все балочки и высотки, а походными колоннами на «буханках» и «мотолыгах» без дозора и бокового охранения, без разведки и вообще без ума. И никто не знал, что творится в сотне метров от дороги на пустынных улицах сёл и посёлков, в посадках, рощицах, лесочках, вот за тем холмом или подкравшейся к самой дороге балке или овраге. Просто потому, что никто не собирался воевать всерьёз и даже не думали, что вообще это будет самая настоящая война с убитыми, ранеными и пленными, с озлобленностью и ненавистью.
За Липцами в колонну встроились бэтээры, бодро вышедшие из распахнутых ворот украинской воинской части. Бойцы с любопытством разглядывали их, гадая: наши или нет, и лишь Батя[14] приказал взять «буцефалы»[15] в прицел гранатомёта. Этого казака не проведёшь: зоркий и сметливый глаз сразу вычленил их из общей массы техники. Они прошли с нами километров пять, потом резко отвернули в сторону и нырнули за посадку. Выскочили уже за Борщевой, но два из них стреножили сразу, как только стволы их скорострельных пушек приподнялись на уровень колонны: находиться в прицеле «граников»[16] некомфортно, и солдаты покорно полезли из люков, поднимая руки. Зато третий бэтээр вновь резко свернул влево и стал уходить, расчерчивая двумя широкими чёрными полосами яркую зелень озимых. Его можно было бы ещё достать, но Ясон[17], командир отряда, остановил: пусть уходит. Батя бывший майор-десантник, привык к подчинению, поэтому спорить не стал, лишь неодобрительно прищурил глаз. Он пожалеет об этом через четверть часа, когда отпущенный на волю «буцефал» притаится на краю посадки и из засады сожжёт пару танков и положит полвзвода разведчиков, после чего преспокойно уберётся восвояси.
Местами поля были густо испятнаны воронками — следы нашей артподготовки. Красавцы! Рядышком батальон ВСУ квартировал: склады, казармы, ангары для техники — ни одного попадания, а зеленя перепаханы. Ну положи пару снарядов у ворот на выезде, завали сами ворота, чтобы никто не выехал с территории, так нет же… Почему? Пугали? Намеренно мазали или координаты цели неверно дали? А может?.. Вот насчёт «а может?» думать не хотелось.
Вдоль дороги на обочинах изредка попадались подбитые, разбитые, сожжённые наши «Уралы», пара «мотолыг», танк с бессильно поникшим к грязному снегу стволом, разбитой динамической защитой и открытыми люками — они обогнали нас в Стрелечьем. Выходит, приняли на себя уготованное нам. Потом будем встречать вдоль обочин и на Изюмском направлении, и на Святогорском, и под Боровой, и здесь, под Харьковом, битую и сгоревшую технику — дороги войны с её непременными атрибутами.
Мелькавшие за окном невзрачные до серости и какие-то обречённые сёла и посёлки, понурые и покорные, с безлюдными улицами, стылыми изнутри домами со слепыми, без света, окнами. В наш первый и совсем не внезапный артудар незамеченными вошли звуки взрывов заложенных украми мин, которые начисто снесли несколько опор и распороли газовую трубу, оставив сёла, посёлки и целые города без света, тепла и воды. Без света понятно — оборваны провода, без воды — тоже разобрались: электронасосы без электричества работать не желают, воду не качают, а колодцами никто не занимался со времён получения самостийности. Но вот с отоплением оказалось сложнее: от печей избавились накануне падения Союза, подарившего газ. Москали и Россия — это скверно, а вот газ из России — это хорошо. За три десятка лет кое-кто даже от топоров и пил избавился: ни к чему теперь в хозяйстве, в Европу же топаем.
Что касается внезапности начала войны, так она больше для нас смертных оказалась неожиданной. Генштабовские топографические карты нашей доблестной Красной армии с грифом «секретно» в правом верхнем углу ещё совсем недавно можно было без особых хлопот спокойно приобрести в киосках Праги. А вот у заходивших за «ленту» подразделений топографических карт не было. Вообще. И искали их по всему Белгороду, распечатывали с Яндекса и Гугла, довольствовались даже туристскими. Да что там карты — всё кругом секретно, хотя и всё или почти всё знали: земля слухом полнится.
Зато у соседей чиновники местных властей, все правоохранители, пограничники, даже врачи из районной больницы, руководители всех служб и вообще чинов, мало-мальски наделённых властью, ещё накануне подались в Харьков. Знали, чёрт возьми, до минуты знали, когда всё начнётся. Откуда? Может, чуйка сработала? Или сообщил кто?
Мы технику к границе недели две гнали, только слепой да глухой не заметил. Офицеры разведки и контрразведки потом говорили в приватных беседах, что весь эфир в приграничье был забит звонками до самого первого выстрела. В основном исходящими… От нас…
8
Грохот и гул разорвали рассветную тишину. Сомнений, что началось, не было: ну наконец-то, дождались. Ждали ведь с четырнадцатого. И всё же осадок остался: почему с рассветом? Почему артиллерией и авиацией, а не добрым словом к жителям сёл, посёлков, городов хотя бы на пути к Харькову. Освободили от света, газа, тепла, кого-то от домов, сараев, скота домашнего, работы, денег. А потом начался пинг-понг ракетами и снарядами, и людям было всё равно, от российских или украинских снарядов и ракет горели дома и гибли их близкие. В сознании крепко-накрепко укоренилось: Россия — агрессор, Россия принесла