Мой любимый киллер - Татьяна Полякова

С трудом сдержавшись, чтобы не броситься бежать со всех ног, я вышла на площадь и, не оглядываясь, заспешила к железнодорожному вокзалу. Он был метрах в пятистах от автобусного. Там опять спустилась в туалет, выстирала колготки и кое-как смогла их высушить. Потом извлекла из кармана паспорт и осторожно его пролистала.

По иронии судьбы хозяйку паспорта звали Еленой, так же, как меня. Пожалуй, это все, что было между нами общего. Я всмотрелась в лицо на фотографии. Снимок явно неудачный: женщина глупо таращила глаза, крепко сжав узкие губы, точно кто-то смертельно ее напугал. Я вздохнула и спрятала паспорт. Что ж, возраст подходящий, женщина не замужем, бездетна, а в остальном… другого паспорта все равно нет. Оставаться на вокзале с чужим паспортом я не рискнула и, немного отогревшись, вышла на улицу. До объездной дороги было остановок пять автобусом, я пошла пешком, чтобы не замерзнуть в долгом ожидании транспорта, и с тоской подумала о вокзале: лечь бы в тепле на лавку, вытянуть ноги… Я остановилась посреди улицы и впервые с удивлением подумала: куда я еду, а главное — зачем? Усмехнулась, покачала головой и зашагала быстрее: холодный ветер продирал насквозь. «Надо ехать, — напомнила я себе. — Дальше, как можно дальше».

Я миновала перекресток, заметила грузовик, махнула рукой, и машина с огромным прицепом тяжело затормозила. Я с облегчением вздохнула и полезла в кабину. Мужчина, немолодой и лысый, смотрел на меня с любопытством.

— Куда путь держишь? — спросил он весело. Я назвала ближайший областной центр. Шофер присвистнул, с сомнением покосился на мои туфли и сказал:

— А я думал, ты на юг собралась.

— Нет, я с юга. Не совсем, конечно, но дома у нас еще тепло.

— А откуда ты? — заинтересовался шофер, проявляя нормальное любопытство, а вовсе не подозрительность.

— Из Рязани, — наугад ответила я. Дядька опять присвистнул:

— Эко тебя занесло… По какой надобности?

— Так… в гости, — туманно ответила я.

— Ага. — Он еще раз внимательно посмотрел и спросил:

— К мужу едешь, на свидание?

Я усмехнулась, но кивнула в знак согласия, и шофер тоже кивнул, как видно, все разом для себя уяснив.

— Сегодня не доберешься, — сказал где-то минут через десять. — Я только до Семеновки еду, это поселок, восемьдесят километров отсюда. Я там живу, а работаю в городе, вот решил домой заглянуть. — Я слушала и кивала время от времени, радуясь, что самой говорить не приходится, глаза слипались, а я с облегчением подумала, что восемьдесят километров — это довольно далеко… — Жена у меня в больнице, в городе, — продолжал болтать шофер. — Хозяйство без присмотра осталось, вот еду проверить.

— А дети? — спросила я, чтобы создать видимость разговора.

— Детей нет. Жена-то мне не жена вовсе, то есть живем просто так, без росписи… у нее сын в армии, второй год… Угнали к черту на кулички… — Он еще что-то говорил, но я уже не слышала. Очнулась, когда машина остановилась, удивленно огляделась, не сразу сообразив, где нахожусь.

Машина стояла возле какого-то забора. Протерев глаза и присмотревшись, я смогла различить одноэтажное строение с темными окнами, крыльцо и собачью будку. Мотор работал, но шофера в кабине не было. Тут дверь распахнулась, и появилась его голова, дядька хитро подмигнул и спросил:

— Проснулась?

— Да. Где мы?

— В Семеновке.

Я посмотрела на часы: половина восьмого. Страшная темень, отсутствие фонарей, а также, что очень вероятно, и какого-либо вокзала. Значит, придется шагать всю ночь. Я вздохнула и, подхватив сумку, выбралась из кабины.

— Спасибо! — крикнула я дядьке, не видя его из-за машины. Он вынырнул откуда-то сбоку, посмотрел с недоумением и спросил:

— Ты куда?

— На дорогу, — ответила я, не испытывая ни малейшего желания поддерживать разговор.

— На дорогу, — хмыкнул шофер и даже покачал головой. — На какую дорогу? Ты глянь, что делается: мороз, а ты в туфлишках. Заходи в дом…

Проще всего было бы послать его к черту, но в теплой кабине меня разморило, очень хотелось спать, я туго соображала спросонья, поэтому все еще стояла с сумкой в руках.

— Спасибо, — ответила я лениво. — Только мне это не подходит. Всего доброго…

— Эй, да подожди ты. — Дядька вроде бы рассердился. — Не о том я… Переночуешь, а завтра я тебя с мужиками отправлю до областного центра. Сейчас ты все равно ни на чем не уедешь, у нас здесь не Рязань…

Конечно, он был прав, я вздохнула и пошла к калитке, представила, что буду спать в настоящей постели, и ощутила что-то вроде блаженства. Правда, был еще дядька…

«Ну и что, — с неожиданным равнодушием решила я. — Начнет приставать — я его убью».

Не знаю, смогла бы я в самом деле его убить, но делать этого, слава богу, не пришлось.

В доме имелось паровое отопление, должно быть, в отсутствие хозяев кто-то из соседей приглядывал за домом, потому что было тепло.

— Проходи, — сказал дядька. — Зовут меня, кстати, Петр Васильевич.А тебя?

— Лена.

— Ага, давай-ка, Елена, пошарь в кухне, авось чего найдешь, да и в сумке тоже, прихватил кое-что из города.

Хозяин принес два ведра воды и опять куда-то исчез. Вернулся он только через час. Я с удивлением на него посмотрела: мокрые волосы, полотенце на плече.

— В бане был, — пояснил он в ответ на мой взгляд. — Просил соседей натопить. Беда в этом городе, все никак не привыкну… Если хочешь, сходи, баня в огороде, вода есть…

— А соседи? — спросила я.

— Что соседи? Ты ж на всю улицу кричать не будешь. Темно, тебя и глазастый не углядит, да и бог с ними, с соседями.

Уговаривать меня не пришлось, через пять минут я уже была в бане. Топили ее утром, и особого жара сейчас не было, я сидела на лавке и плакала от счастья, а может, не от счастья вовсе, а от страшной тоски. В голове бродили странные мысли, и одна из них меня поразила, потому что подумала я тогда вот что: я живая. Вот так и подумала. Не то чтобы очень обрадовалась, просто поняла, осознала.

А потом вернулась в дом. Петр Васильевич сидел за столом в кухне и допивал поллитровку. Посмотрел на меня внимательно и головой покачал:

— Надо же…

— Что? — не поняла я.

— Не разглядел тебя как следует в машине… да и здесь в доме… Сколько годов-то тебе?

Я вспомнила про ворованный паспорт.

— Двадцать семь.

— А муж-то давно?..

— Давно. Вы мне скажите, где можно лечь?

— Да вон хоть на диване. Я в спальне сплю, храплю сильно, но из большой комнаты ты не услышишь.

— Храпите на здоровье, — усмехнулась я.

— Может, выпьешь? — предложил он.

— Спасибо. Не пью. Желудок больной. Чаю, если можно…

— Ужинай, не стесняйся, — кивнул Петр Васильевич и, вылив остатки водки из бутылки в стакан, достал из холодильника еще одну поллитровку.

— Вам же завтра ехать, — кивнула я. — Или на дорогах здесь попроще?

— Вечером поеду, — махнул он рукой. — Выхожусь… Он выпил, посидел молча, глядя в пустой стакан, и тяжко вздохнул:

— Беда у меня… Помрет моя Наталья. Сегодня врач сказал — рак у нее. Вот такие вот дела… — Я молчала, не зная, что на это ответить. — Третий раз жизнь по новой начинать… С одной жил — разошлись, я-то все по командировкам, ну… вышло дело… да… С Натальей хорошо жили, и вот тебе. Дом этот на ее сына записан, весной вернется с армии, а мне куда? В сорок семь лет много не набегаешь.

— Может, не все так плохо у вашей Натальи, иногда чудеса случаются…

— Может, — кивнул он. — Только врач сказал — полгода, не больше. Дела… Я тут малость посижу, а ты меня утром часов в шесть разбуди, мужики в семь выезжают, надо успеть их перехватить, на дорогу выйти.

— Разбужу, — кивнула я и пошла в комнату.

Я думала, что усну мгновенно, но долго не могла сомкнуть глаз. Таращилась в потолок и думала: о себе, о Петре Васильевиче, о неведомой Наталье. В полночь хозяин пошел на двор, загремел ведрами, а потом долго не возвращался. Я поднялась и, накинув куртку, вышла в сени. Хозяин расположился прямо на холодном полу, с босыми ногами и в расстегнутой до живота рубашке. Богатырский храп возвещал о том, что сон его крепок. Покачав головой, я с великим трудом его растолкала, помогла подняться и отвела в спальню. Потом вернулась на диван и через пятнадцать минут, кажется, уже спала.

Проснулась ровно в пять. Долго смотрела в темноту за окном. Оделась и вышла проведать хозяина: спал он крепко и просыпаться явно не собирался. Я зажгла настольную лампу, подошла к шифоньеру, открыла дверцы и внимательно осмотрела содержимое. К счастью, у нас с Натальей был почти один и тот же размер. Главное, что меня интересовало, — обувь. Сапоги нашлись, изрядно поношенные, но крепкие. Зимнее пальто, шарф, белье, старенькие джинсы, должно быть, остались от сына. Я аккуратно сложила вещи в сумку и без особой спешки покинула дом.

В утреннем сумраке поселок выглядел уныло. Дойдя до конца улицы, я остановилась, пытаясь сориентироваться. Нужное мне шоссе оказалось метрах в пятистах от этого места, но выбралась я на него не сразу, зато здесь мне повезло. Из-за поворота появился видавший виды «газик», затормозил, я села рядом с водителем, не особенно интересуясь, куда он держит путь. Сейчас главное — убраться подальше от этого поселка…