Дели-акыз - Лидия Чарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаша бросает сердитые взгляды в сторону досадившего ей юноши.
— Нет, она очаровательна, эта девица с её невозмутимостью! — хохочет последний. — Пожалуй, я заплачу за погибшую курицу старой торговке, но, милейшая, да будет сие в первый и в последний раз. Впредь прошу не давать воли вашим дурным привычкам… А, Селим, дружище! Здорово! Ну, как поживаешь, кабарда? Замучил вас, небось, всех князь Андро, ваш сотник, весенней стрельбой из винтовок — приветствовал Селима Валентин, выждав мгновенье, когда Сандро, обняв приехавшего названного брата, отошел в сторону.
— Стрельба — хорошее дело. Будет война, стрельба пригодится. Белый царь дорожит метким глазом и сильною рукой, — сверкая белыми как кипень зубами, улыбается молодой хорунжий.
Сандро с завистью взглядывает на него. Счастливец, право, этот Селим. В 18 лет уже надел офицерские погоны. А ему, Сандро, уже двадцать и он еще не у дела. Правда, он сам, Сандро Донадзе, не пожелал расставаться с «Другом», со своею приемной матерью княжной Ниной, и, вместо того, чтобы поступать в корпус в далекой русской столице, предпочел посещать училище в Гори, чтобы жить в «Гнезде» я помогать каждую минуту Нине Бек-Израил. Зато только осенью он поступит в вольноопределяющиеся и через два года, должно быть, наденет желанные офицерские погоны.
— Едут! Они едут! Уже близко! Ура!..
Как вихрь исчезли в голове Сандро мечты и думы о том, что было, и что будет.
Белокурая, с льняной косичкой и пуговицеобразным носиком, с карими бойкими глазенками Глаша стремительно летит по аллее от главного входа в усадьбу и кричит пронзительно на весь сад:
— Едут! Едут! Уже завернули за поворот аллеи! Теперь скоро уже, скоро!..
Потом Глаша снова поворачивает обратно и, как безумная, несется вдоль чинаровой аллеи, к воротам.
В минуту она успевает скрыться из вида, скрыться так быстро, что никто не может уследить за вей. Эта девочка — огонь. Надо десятки пар глаз, чтобы доглядеть за Глашей…. Да и некогда думать о ней сию минуту. На галерее сейчас происходит отчаянная суета.
— Мы не успели доплести гирлянды, тетя Люда. Что делать? Какая жалость! — и кроткое личико Гемы полно отчаяния.
— Ах, как могли мы так оплошать, — снова печалится юная грузинка.
Тетя Люда волнуется не меньше её, хотя всячески и старается подавить в себе это волнение.
— Ничего, дети, ничего… Мы бросим ей под ноги оставшийся букет роз или осыплем ее ими.
— Да, да, прекрасная мысль! Хорошо!
— А теперь скорее встречать их! Вперед!
И с живостью молоденькой девушки Людмила Александровна сбегает с крыльца и несется по чинаровой аллее.
Молодежь спешит за нею к воротам, захватив с собою все оставшиеся на галерее розы.
У ворот усадьбы стоит кабриолет, хорошо знакомый молодежи. Старый, как лунь седой казак Михак, давнишний слуга джаваховского дома, прослуживший не одному поколению горийских князей, важный и суровый с виду, сидит на заднем сиденье и управляет гнедым Шахом.
Из кабриолета легко, как птичка, выскакивает девушка лет двадцати, белокурая, стройная, с васильковыми глазами, изящная, как переодетая принцесса.
За нею спокойно сходит её старшая спутница, ездившая встречать ее на горийский вокзал, девушка с энергичным смуглым лицом кавказского типа, с характерными сросшимися бровями, с тесно сжатым ртом, обличающим недюжинную волю, с глазами, властными, решительными, смелыми и чуть печальными в одно и то же время.
Первая из спутниц — одна из питомиц «Джаваховского Гнезда» Даня, иди Надежда Ларина, только что окончившая петроградскую консерваторию, курс игры на арфе, и теперь, после почти пятилетнего отсутствия, возвращавшаяся домой.
Вторая, на вид не более двадцати трех лет особа, известная не только в Гори, Мцхете и Тифлисе, но и в далеких Дагестанских лезгинских аулах, названная, по имени её приемного отца, Нина Арсеньевна Бек-Израил, княжна Джаваха.
ГЛАВА II
— Привет вновь прибывшей!
— Даня, милая, наконец-то ты снова дома!
— Входи с благословением Аллаха!
— Данечка! Даня! Здравствуй!
— Честь имею приветствовать вновь вскормленный нашей родиной великий талант!
О, этот Валь! Он не может без шуток.
Дождь алых, пурпуровых, белых и палевых роз падает на Даню… Под ногами её целый ковер прелестных, дурманящих ароматом, цветов. Вокруг — сияющие, родные, милые лица. О, какие милые, какие родные!
— Гема, Гемочка, тетя Люда, Валь, Сандро, Селим, Маруся, Селтонет и Глаша. Общая любимица Глаша!..
Васильковые глаза Дани влажны, точеное личико, обычно бледное, пылает теперь от волнения и счастья.
Целый год, с прошлых летних каникул, она не видела друзей. Теперь она снова с ними.
И Даня порывисто целует подруг, жмет руки мальчикам — так все еще по старой привычке называют юных питомцев гнезда — и буквально душит в объятиях тетю Люду.
— Селим, голубчик, как хорошо пристал к тебе казачий кафтан! — не может не заметить Даня.
Лицо юного татарина вспыхивает, как зарево. Он смущенно опускает глаза.
— Князь Андро особенно доволен его службой, — не без гордости замечает тетя Люда.
— Скоро и наш Сандро наденет казачий бешмет, — звучит характерный кавказский говор княжны Нины, успевшей подметить грустное выражение в лице своего любимца Сандро.
— Да, с твоего позволения, друг… — и черные глаза юноши обдают начальницу питомника безгранично преданным взглядом.
— Однако, господа, соловья баснями не кормят. А мой желудок — лучшие часы; он точнее всех вас знает время обеда. Вашу лапку, великий российский талант. — И с самым галантным видом, свернув руку калачиком, Валь подскакивает к Дане.
— Если разрешишь, сегодня весь день я буду твоим пажом.
— Разрешаю, — с видом владетельной королевы говорит, смеясь, Даня, протягивает руку названному брату и важно выступает вперед.
Глаша бежит сбоку, все время заглядывая ей в глаза. За ними по чинаровой аллее спешат остальные.
Даня смотрит в дальний конец аллеи и не может оторвать глаз. Не так уж много времени прошло с тех пор, как была она здесь, а кажется, что эта чинаровая аллея, как и весь джаваховский сад, стали еще краше, еще тенистее, еще волшебней. Вон как разрослась зеленая виноградная беседка! А эти кусты роз будто стали гораздо шире. Какое дивное благоухающее пристанище представляют они для голосистых соловьев Гори!
— Мы будем нынче обедать в саду, под чинарами, Павле и Маро уже накрыли там стол, — говорит тетя Люда. — Сегодня, Даня, в честь твоего возвращения заказан твой любимый обед.
Нежное, кроткое лицо тети Люды озаряется своей обычно доброй, заботливой улыбкой, так хорошо знакомой Дане.
Каким очаровательным кажется нынче Дане сочный горячий шашлык! Как удивительно приятны на вкус домашний лоби[4] и эти чуреки,[5] хрустящие в зубах, и этот персиковый пирог! А красное легкое карталинское вино — оно само так и льется в горло. Его пьют, как квас. Не пьют только Селтонет с Селимом. Им, как мусульманам, вино запрещено — кораном. Но белая шипучая буза[6] заменяет молодым татарам вино.
Валь смеется:
— Не налегай на бузу, кабарда, много бузы выпьешь, под стол свалишься, — шутит он по адресу Селима. — А под стол свалишься, буянить начнешь, а буянить начнешь, в полицию сведем.
— Довольно, Валь, довольно! — заливается Маруся Хоменко, хохотушка, готовая всегда смеяться до слез.
— В полицию сведем… — вторит ей Глаша, тоже радующаяся всякому случаю похохотать.
— По адату[7] Нижней Кабарды нельзя злоупотреблять бузою. Сам пророк проповедует воздержание. И каждый кабардинец должен быть скромен в питье и пище, — серьезно отвечает названному брату Селим.
— Прекрасный ответ, юноша! — слышится позади обедающих чей-то негромкий голос, и из-за ствола старой вековой чинары выступает пожилой сотник с умным загорелым и мужественным лицом, со шрамом во всю правую щеку, от виска до угла рта.
— Князь Андро! Дядя Андро! Добро пожаловать! — кричит молодежь, и с шумом повскакав с своих мест, бросается навстречу сотнику.
Князь Андро Кашидзе — давнишний друг джаваховского дома. С княжною Ниною они закадычные приятели, несмотря на разницу лет. Князь Андро помогал Нине и тете Люде воспитывать детей питомника, обучая их и научным предметам и стрельбе, и джигитовке. Тут все они — его ученики и воспитанники. Сандро, Валь, Селим, даже девочки прошли его школу верховой езды и стрельбы в цель из ружья и револьвера.
По мнению княжны Нины, на Кавказе женщины, как и мужчины, должны быть готовы ко всяким случайностям и встречам в горах, должны уметь владеть оружием, чтобы в случае необходимости постоять за себя.