Тайна "зеленого золота" - Гайда Лагздынь

– И ты, Андрюша, очень перепачкался. Хочешь, возьми мой носовой платок?

– Дачник ты, Валерик! Какой сейчас платок? Во! – И Барбоскин прошелся щеками по рукаву слева направо, справа налево.

– И я так хочу! – заявил Валерик и вытерся рукавом.

Потом съели курицу, потом вареные яйца, потом апельсины. Когда все наелись, Валерика накрыли ватником и велели ему спать. Он так и сделал. Ребята сидели вокруг костра, подбрасывали смолистые сосновые ветки и еловые лапы. Золотые искры взлетали вверх и гасли высоко-высоко в небе.

– А что такое искры? – спросил Антошка. Но никто не ответил. – Как здорово, – снова сказал Тошка, укладываясь на толстой подстилке.

– Ага, – отозвался Мишка. Мишка снял сапоги и вытянул ноги.

– Не спали! – пробасил Петька. – Босиком с обуглившимися пятками к мамке потопаешь. Я, пожалуй, на лошадей погляжу.

А неутомимый Барбоскин все подкидывал и подкидывал в костер ветки.

– Не ходь! – из темноты вышел дядя Митя. – Я проверил. Как вы тут?

– Ешьте, – предложил Мишка, – еще испечь можно.

– Сыт, дома щей похлебал, – пастух уселся у костра. – Да вы спите, ночь ясная, дождя не будет.

– А волки?

– Волки, Антон, зимой. А сейчас их нет. – Пастух закурил.

– Дядя Митя, а мы корону нашли.

– Не корону, а миноискатель.

– Где же? – дядя Митя подгреб угли.

– А за болотом, в лесу, на горе, – Мишка сел. – Там траншей сколько! И землянка.

– Передний край, – тихо молвил пастух, – много солдат наших полегло. Не одна сотня, что у дороги, под обелиском там лежит. Но и фашистов хорошо побили, в болоте топили. Болота там непроходимые. Гиблое место. Пропасть можно. Не ходите туда.

– Обелиск такой маленький, а под ним столько людей захоронено? – усомнился Петька. – Ты, дядя Митя, ничего не путаешь?

– А чего путать? Сам мальчонкой был. Мы их и хоронили. Много молодых. Один, помню, красивый, черненький, с усиками, а грудь – разорвана. Страшно, ребята, вспоминать. А луна-то, гляньте, какая из-за деревьев выглядывает.

– Как блин, – сказал Антошка.

– Не блин, а алюминиевая тарелка. И тогда, дядя Митя, луна светила? – спросил Барбоскин.

– И луна была и солнце! И звезды те же. А вот люди?.. И те, и уже другие народились. Немного старых солдат осталось да вдов. А еще меньше матерей тех солдат. Беречь их надо.

– Надо, – согласился Петька. – Деда Прохора, бабу Мотю. В войну они партизанами были.

– А я и не знал! – удивился Барбоскин. – Вроде знал да забыл. Дядя Митя, а вы в войну играли?

– До войны, ребята, играли. А в войну не до того было. Мальчишки ведь в деревне за мужиков работали. Приходилось. Кому же еще? Дети и бабы да старые люди. И пахали, и сеяли, и картошку сажали. И лес валили. Твоя вот, Антон, бабушка Таня всеми ребятами и верховодила. Маленько старше нас была, а командир! Все ее слушали. А ты слушаешься ее?

– Слушаюсь, – вздохнул Антошка, – она меня пускает с ребятами, только ворчит очень.

– А как же не ворчать? На то она и бабушка. Боится за тебя, перед родителями твоими в ответе.

Совсем рядом фыркнула лошадь.

– Анютка пожаловала! – Лошадиная морда высунулась из темноты, потянулась к апельсиновым коркам. – Апельсинчиков захотела? – Анюткина морда моментально исчезла. – Ой и блудливая, – пастух, завернувшись в плащ, лег у костра. – А теперь спать, спать! Скоро начнет светать.

Проснулся Антошка от холода. Вместо костра – сирая кучка золы. Ребята спали. Дядя Митя раздувал огонек, чтобы прикурить. Над полем плавало белое облако. И в этом облаке – лошадиные головы, ноги. Антон встал. Трава вокруг мокрая-премокрая.

– Дядя Митя, дождь был?

– Роса это. Вишь, сколько тумана? Лошадей всех запеленал, – откликнулся дядя Митя. – А ты, Антошка, видел, как солнце-то встает? Ты ведь городской.

–Не-а, – признался Антошка, – не видел.

–Так смотри. Негоже человеку не видеть этого. Закат всем знаком, а восход солнца? В той стороне, видишь, небо светлое. Там наше солнышко и взойдет.

Антошка стал смотреть, но солнце не появлялось. Зато птицы пели все громче и громче. Потом край неба будто загорелся. И показалась солнечная маковка. Солнечная макушка все высовывалась и высовывалась. А вот и все оно поднялось из-за поля. И Антошка увидел лошадей. И головы, и ноги, и туловища. Одни лошади стояли, другие лежали, третьи – щипали траву. Туман куда-то стал исчезать. Роса становилась крупнее.

– А куда туман уходит? Где туман?

– Какой туман? – спросил Барбоскин, протирая глаза. – Ты про туман, что ли? Он на землю ложится, росой делается. – Барбоскин сел, потом встал, потянулся. Вот и все ночное. Петька спит. Мишка спит. И Валерик спит. Одни мы с тобой не спим. Что делать будем?

– Ясно, что, – ответил Антошка. – К обелиску надо сходить. Цветов снести. Мы в городе всегда цветы к обелиску носим.

– Эй вы, сони! Подъем! – захлопал в ладоши Барбоскин. Петька и Мишка вскочили.

– Ты, чумовой, потише! – пробасил Петька. – Маленького не буди.

– Пусть спит, – отозвался дядя Митя. – Я его на лошади домой свезу. Мал еще рано вставать. Петь, лошадей на водопой давай. А вы, хлопцы, топайте. Счастливого дня. Ох и хорош сегодня денек будет!

Высокие стройные березы стояли вокруг обелиска рядами. Сразу видно, что посажены. За низкой серебряной оградкой – памятник, склонившаяся фигура женщины с цветами в руках. На каменном обелиске с четырех сторон привинчены блестящие дощечки с именами погибших.

– Как много! – удивился Антошка. – Они там, под обелиском, и лежат? А их родители знают об этом?

Барбоскин пожал плечами:

– Наверно, знают. А может быть, и нет. Надо учительницу спросить. Вот лето кончится…

– А пошли сейчас, – перебил Антошка, – чего до осени тянуть! Ждать почти месяц.

– Сейчас, Антошка, надо домой явиться, бабушкам доложиться. А то в другой раз не пустят. Военную тактику изучай!

Доложившись бабушкам, ребята отправились к учительнице. Мария Николаевна нисколечко не удивилась, когда к ней в дом ввалилась компания.

– Зачем пожаловали? – улыбнулась Мария Николаевна. – Никак по школе соскучились?

– Нет еще, – откровенно сказал Барбоскин. – Валерик – маленький, Антон – городской. Мы только с Мишкой ученики.

– Так что же вас привело?

– Мария Николаевна, а вы знаете, кто под обелиском похоронен?

– Знаем, но не о всех. Наши следопыты этим делом занимаются. Вот почему Андрюша Барбоскин не знает, просто удивительно. Миша, – продолжала учительница, – ученик новый, ему простительно. А тебе, Барбоскин, нет. Мы знаем, что ты человек хозяйственный, помогаешь в доме, в совхозе. Это очень хорошо. Но ты уже и четвероклассник?

– А как быть? – спросил Барбоскин.

– Придет сентябрь – и включайся в работу следопытов. Так что до сентября. Договорились?

– А все-таки, – заявил Барбоскин, когда ребята вышли на улицу, – этим делом надо заняться сейчас.

– Чего до осени ждать, – поддакнул Антошка, – осенью я буду в городе.

– Надо еще раз сходить в Мишкино царство железных королей, – решили ребята.

На следующий день у большой сосны ребята совещались.

 – Лопату возьмем, – предложил Мишка, – покопаем, может быть, еще что найдем. Не одна же там корона?

– Миноискатель, – поправил его Барбоскин.

– Ну, миноискатель. Не все ли равно? – Мишка не спорил. А чего спорить, и так ясно.

– Солнце встанет, и пойдем, – сказал Антошка.

 – Лучше до солнца, не так жарко, но бабушки ваши не пустят, – вздохнул Барбоскин. – Петьку бы позвать.

Но Петька пойти не смог. Дядя Митя уехал в больницу лечить зубы. Петьку на конюшне вместо себя оставил. Поэтому пошли в прежнем составе.

– Теперь, – философствовал Антошка, – доберемся быстрее. Дорога второй раз всегда кажется короче. Наверно, потому, что дорога к тебе привыкает, а ты к ней.

Возле старой землянки ребята стали строить жилье. Вкопали две сучковатых палки, поперек положили еще одну – сосновую жердину. Потом натаскали валежника. Получился шалаш. Теперь никакой дождь не страшен.

– Раз солнце уселось на сосновые лапы, – сказал Мишка, – значит, день к вечеру идет.

– Рано, – заявил Барбоскин, – до деревни всего-то час ходьбы. С коровами вернемся. Надо место для костра приготовить.

Саперной солдатской лопаткой, которую прихватил из дома Барбоскин, ребята сняли дерн с земли. Получился темный квадрат. Кругом квадрата прокопали узенькую канавку. Дерн положили по краю землянки.

– Вот на земле и будем разводить огонь, чтобы пожара не наделать. Лес сухой, живо загорится. С огнем не шутят! – деловито высказался Барбоскин, усаживаясь на вынутый дерн.

– Хорошо бы землянку настоящую сделать, военную, – предложил Мишка. – Чтобы все в ней как надо.