Ключ к тайне - Джефри Триз

– Здравствуй, Питер!

От неожиданности я вздрогнул, но это оказался только Тэм Берни из Мангрисдейла. Он здорово перепугал меня: я никак не ожидал встретить здесь кого-нибудь из знакомых. Наши обычно ездили на базар в Кесуик.

Старик подмигнул мне и приложил к губам узловатый палец. Я понял, что ему все известно.

– Спокойно, парень. Я тебя не выдам. Что ж ты промахнулся?– усмехнулся он в усы. – Жаль, что не попал! Многие с удовольствием поплясали бы на его похоронах!

– Он слишком быстро ехал, – ответил я, оправдываясь.

Улыбка сбежала с его лица.

– Тебе надо поскорее убираться из нашей округи, парень. Говорят, вчера сэр Филипп совсем взбесился. Не из-за камня, а из-за своей прекрасной стены. Он поклялся отомстить всем, кто участвовал в этом деле, но, кажется, ты единственный, против кого есть улики… Не хотел бы я оказаться в твоей шкуре, парень…

– Да, придется ненадолго уехать, – согласился я.

– Это непременно. У сэра Филиппа слишком много друзей среди судейских. Я и гроша ломаного не дам за твою жизнь, если они тебя схватят. Куда ты думаешь податься?

– Наверное, в Шотландию.

Тэм с сомнением покачал головой:

– На это они и рассчитывают. Они уже сообщили в Карлайл, чтобы там были настороже и караулили тебя, это я точно знаю.

– Я могу идти напрямик, минуя Карлайл.

А как ты будешь переправляться через большие реки? Я сам ходил этим путем лет двадцать назад. Придется искать переправы или мосты, а это значит, что тебя заметят люди, и начнутся толки о том, почему такой молодой парнишка идет совсем один.

– Я пройду, – сказал я. – Переберусь вплавь, коли понадобится.

– И не пробуй: утонуть или быть повешенным – все едино.

Это рассердило меня, так как плаваю я не хуже других. Некоторые считают, что, если я маленького роста, значит, и недостаточно крепок. В свое время я проплывал десятки миль по Дервентуотеру.

– Все будет в порядке, мистер Берни, – сказал я. – Думаю, мне лучше помолчать о своих планах, не так ли? Тогда вам не придется лгать, если кто-нибудь случайно спросит обо мне.

С этими словами я сдержанно пожелал ему всего хорошего и пошел прочь. Мне не хотелось признаваться, что я до сих пор не придумал никаких планов на будущее.

Я шел по базару в надежде найти какого-нибудь странствующего торговца, которому требуется подручный присматривать за лошадьми. Мне будет гораздо легче выскользнуть из Пенрита, если я пристану к какой-нибудь компании. Но найти работу оказалось не так-то просто. Я обратился к одному. Он грубо прогнал меня. Спросил другого – опять неудача. Третий ответил более мягко:

– Нет. И, если бы мне понадобился мальчик, я мог бы набрать целую дюжину из тех, что попадались на дороге. Таких полным-полно, и все ищут работу. Послушай моего совета, парень, возвращайся-ка домой.

– Мне некуда идти, – сказал я. – Я сирота.

– Все вы сироты, – заметил купец, и по выражению его лица я понял, что он мне не поверил. Он отвернулся, чтобы продать жене пастора кусок зеленой материи.

Перед одним из больших постоялых дворов толстый мужчина в старомодном шлеме бил в крошечный барабан, и все кругом громко смеялись, глядя, как нелепо болтается игрушечный инструмент на его огромном брюхе. Спустя мгновение он перестал бить, оглядел собравшихся, широко улыбнулся и заговорил. У него был удивительный голос, звонкий, как колокол, так что, несмотря на блеяние овец, крики разносчиков и тысячеголосый шум базарного дня, каждое слово было слышно.

Он сказал, что знаменитые лондонские актеры «собираются играть лучшую из когда-либо написанных пьес: «Трагическую историю о короле Ричарде III». Они делают это в знак особого расположения к добрым жителям Пенрита: разве не жил некогда вон в том доме, до которого рукой подать отсюда, злой горбун-узурпатор? И разве жителям Пенрита не хочется снова увидеть Ричарда как живого в исполнении лондонского актера, игравшего перед самой королевой Елизаветой? А вместе с ним будет выступать и целая лондонская труппа в сопровождении барабанов, труб и всего, что полагается. Дирекция не считается ни с какими издержками. Цена за вход один пенни; сидячие места – два пенни. Представление начинается немедленно во дворе гостиницы.

Одним из первых протянул свой пенни я.

Мне нужно было чем-нибудь заглушить тоску по дому и мысли о смерти или тюрьме. И вот я вошел внутрь и даже заплатил лишний пенни за табурет, чтобы дать отдых натруженным ногам, и еще один пенни (безумная расточительность!) за порцию жареной баранины на вертеле. Как славно было снова почувствовать во рту вкус горячей пищи!

К этому времени во дворе уже толпился народ и верхние галереи гостиницы, куда выходят двери комнат, тоже были почти заполнены. В одном конце двора стояла наскоро сколоченная дощатая платформа на козлах, и все мы – кто с табуретами, а большинство стоя – окружили ее. Я покончил со своей бараниной и сидел, облизывая жирные пальцы, как вдруг произошло нечто такое, от чего добрая еда перевернулась в моем желудке. Во двор через арку ворот входил сэр Филипп Мортон. Вот он остановился и протянул пенни, мне хорошо было видно сбоку его худое лицо, жесткую складку рта, обрамленного маленькой золотистой бородкой, и голубые глаза, холодные и злые.

– Поставьте для нас кресла на сцену, милейший. Что? Кресла на сцене запрещены? Что за чушь! Ах, слишком тесно… Прекрасно. – Он повернулся и рукой, затянутой в перчатку, указал на тот угол двора, где находился я. – Тогда поставьте парочку стульев вон туда.

Я понял, что пропал. Во дворе были только одни ворота, но сейчас возле них стоял сэр Филипп и заказывал вино. Прошмыгнуть мимо него было слишком рискованно, но я не решался и остаться на своем месте, так как он должен был сидеть возле меня.

Я озирался по сторонам, чувствуя себя, как затравленная лисица на краю пропасти. И тут мне пришла в голову мысль спастись бегством через галерею.

Лестница находилась совсем рядом. Если я войду в дом, там, наверное, окажется еще один выход, а в крайнем случае до окончания спектакля можно спрятаться в одной из комнат.

Не теряя времени, я соскочил с табурета и проскользнул наверх. Зрители уже заполнили галерею в ожидании представления. В одной стороне набилось столько народу, что протолкнуться, не поднимая шума, было невозможно, а этого я боялся больше всего. В другой стороне галереи народа было меньше. Но тут до меня донесся голос сэра Филиппа, который поднимался по лестнице:

– Сверху лучше видно, Роджер, а кроме того, неотесанная деревенщина не будет здесь наступать нам на ноги.

– Как хочешь, Фил.

Я не стал ждать. В конце галереи виднелась завешенная дверь, и я бросился туда, наступая людям на ноги и бормоча извинения.