Тёмная сторона света. Бесконечная книга, часть вторая - Андрей Пермяков

– Ну, видишь ведь: остановился тебе, так садись. Я просто маленький ещё был, лет двенадцать, иду у нас до посёлка, а идти далеко было, восемь километров, и дождь страшный льет, а меня никто не подбирает. Я вот тогда себе и пообещал: как машина будет, всех стану возить. Ты здесь просто встал неправильно. Я сначала тебя проскочил, а вот тут вот развернулся уже.

Звали водителя Анатолий, был он человеком военным, но говорливым. И лицо его, в отличие от лица Сергея, не символизировало алкогольных пристрастий. Полковник всё-таки. Ездил он в Москву на личной машине по служебным делам. Люблю таких водителей: он тебя везёт, да ещё и сам излагает. Про Сочи, где Олимпиада будет, он, конечно, тоже всякое говорил, но куда интересней – про Тантру.

– Я когда в Москву езжу, всегда в Тантра-клуб хожу. У меня друзья в ФСБ, они там вообще чуть не каждую неделю. Вся контора почти.

Клуб, судя по Толиному рассказу, был довольно занятным борделем. Только персонал заведения состоял из добровольцев обоего полу. Гендерный дисбаланс там регулировался материально. С дам за вход брали 250 рублей, а с кавалеров – три с половиною тысячи. При таких расценках на каждого мужчину приходилось по две барышни. А дальше всё просто. Джентльмен заходит в помещение, где на него смотрят несколько девушек. Привет, говорит джентльмен одной или двум из них. Не желаете ли на массаж? Такая в клубе принята терминология. Обычно желают. И да: сотрудники государственной безопасности там пользуются особым расположением. Всё ж чистые руки, горячее сердце. Хотя корочками ребята там не размахивают. С другой стороны, заметут свои же, так честно ответят: ловим, мол, развратного шпиона из страны Гондурас.

– У них много комнат. Есть тихая, есть общая. Есть, допустим, на две-три пары. Главный зал – там на полу типа матов таких, кофейного цвета. Подсветка снизу, видно, что рядом с тобой занимаются хорошим делом, а так – ни лиц, ничего. Но я обычно в приват. И с замужними. Молодые девки жмутся сначала, хихикают. Вино заказывают, а там цены совсем дурные. А семейные, ну, или кто замужем были, они знают, чего хотят. За ночь можно успеть с четырьмя – с пятью. Выходишь – как из сауны. Свежий весь. Душ цивильный, конечно.

Чего тут полковнику скажешь? Василий Васильевич Розанов относительно моральных вопросов рекомендовал блюсти молчание, дабы не чувствовать себя пошляком. Но меня в клубной организации смутила довольно унылая вещь: там целоваться нельзя. «Никакого контакта слизистых» – так в правилах написано. Контакт слизистых? Эти люди, наверное, долго обдумывали максимально эротичную формулировку.

Раньше люди на юг ехали через самый город Задонск, а теперь им построили объездную дорогу. У её начала мы с полковником Толей расстались. Хоть и звал он меня к своим краям. Всё-таки я не просто так по стране шатался, были некоторые дела.

Сначала Задонск я проехал насквозь, до самого автовокзала. Отчего-то так решил бородатый человек на синей Ладе. Он в монастыре числился по снабжению и хозяйственной части. Я православный, но водители, кто крестятся на церкви, убирая при этом руку от руля, напрягают. Бородатый вот не убирал, хотя церквей в Задонске очень много. Меня вёз бесплатно, автостоп при этом отрицая:

– Тебе ж сначала билет купить надо. Как вот ты обратно поедешь?

– Зачем обратно? Я в Липецк.

– Ну, хорошо. Как в Липецк поедешь?

– Так и поеду. Выйду на трассу, словлю машинку.

– Нет. Чего за ерунда? У нас так никогда не возят.

Вот сколько лет ещё буду кататься, столько и удивлять меня будут эти водительские разговоры про «даром сейчас не бывает». Сам везешь – значит, и другой такой будет. Правда, в районе обильных трасс останавливается один из ста. Так больше-то и ни к чему. Это ж пятнадцать минут постоять. Зато где север и дороги грунтовые, там все берут, кроме рыбаков с охотниками: у тех всегда машина под крышу забита – не уловом, так водкою.

На автовокзале, вполне, кстати, обыденном, билета не стал покупать, но приобрёл пластового ирису безо всякой обёртки. Иногда в неблизких городах думаю, будто эти липкие брусочки завозят на специальной машине времени из семидесятых годов. Нет, ну, правда: кому они теперь нужны, когда ныне и сникерсы-то не едятся? Вот совсем-совсем по детству, накупавшись в безобидной речке Сылве, хорошо было взять этих кирпичиков или, например, сто граммов конфет «Памир», тоже лишённых обложки. А чуть позже, классе в девятом, таким вот кондитерским материалом закусывать брагу. На берегу Сылвы, конечно. Кстати, Дон здесь размером тоже с детскую речку. Кажется, метров сорок в ширину. Он и в Ростове-то донском особо великим не выглядит, а тут совсем человечный.

И город здешний ему в такт. Нынешним видом своим Задонск обязан архитектору Тону. При царе Николае Первом Константин Андреевич был главным зодчим Империи, разработав, например, совершенно дивные церковно-бюрократические проекты вроде «монастыря на 100 насельников» и «типовых церквей для 100, 200 и 1 000 прихожан». Хотя в тогдашней столице его дела не заладились. Из общепризнанных красот остались Московский вокзал и пристань со сфинксами. А многие церкви посносили – именно за обыденность их проектов. Но, судя по фотографическим снимкам, ничего особенного. В Москве, понятное дело, Храм Христа Спасителя. Восстановленный в совсем ином по высоте городе и чуть с годами поистёршийся, он, конечно, не производит прежнего впечатления. А в малоэтажной Москве, торговавшей бубликами, этакий чайник смотрелся, пишут, удивительно.

Может быть, Константину Тону на севере не хватало рельефа. Он всё ж итальянской выучки. По крайней мере, тут, южней, его строения выглядят уютнее. Самый красивый собор, пожалуй, в Ельце. Высоченный, зелёный и ещё на крутом берегу хилой речки. Хотя и в Задонске отменно получилось.

Но особенности места решают не больше половины дела. Вот в Яранске, Кировской области есть Троицкий собор с колокольней. Он тоже хорош. Хотя совсем другой: этак Тон строил ближе к финалу карьеры. Подобные краснокирпичные храмы после него вдруг сделались именно типовыми, вытеснив задуманное им. В этом стиле тоже были на диво удачные строения. Например, Тихвинская церковь в Кунгуре. Но в целом бурая псевдоготика пугала. Тогдашним борцунам за справедливость, наверное, легко было вести противорелигиозный шум на фоне действительно тяжёлых построек.

К югу от Москвы наследники Тона были поудачливее. Стиль всё одно называли «имперским», «помпезным», «псевдорусским» и разными другими смешными словами. Но получалось хорошо. Правда, судить можем в основном по фотографиям. Вот Александро-Невский собор в Баку, вот – собор Христа Спасителя в Борках, недалеко от Харькова. Всё погибло. Остался, правда, Знаменский храм в Хасавюрте, тоже красивый, с приплюснутыми восточными шлемами куполов, похожий разом и на церкви Византии, и на романские капеллы, но кто ж туда специально поедет? А на севере опять возрастали слабоватые копии. Хотя не уродливые, милые вполне. Скажем, в городе Фурманов Ивановской области. Но всё равно… Видимо, на юге денег больше. Стиль ведь на самом деле дорогой. Словно знали заказчики: придут скоро бесы, изымут нажитое. Хотя мысль про физическое уничтожение созданной уже красоты, думаю, гнали от себя и самые эсхатологически настроенные епископы.

Ельцу и Задонску более-менее повезло. Елецкий собор использовали вместо зернохранилища, а тут, в Задонске, разное было. Детская колония, например. Их отчего-то любили обустраивать в храмах. Под занавес минувшей власти в монастыре располагался консервный завод. Здесь вообще сельскохозяйственный район, много съедобного надо перерабатывать.

На главный храм монастыря, позолоченный в честь иконы Владимирской Божьей Матери, издаля указывает Владимир Ильич, в тот же цвет крашенный. Хотя про Соборные площади им. Ленина уже и смеяться грешно – столько их теперь образовалось! Грядущим летом 2010 года, типовых монументов стало поменьше. Только в нашем сельсовете Подмосковья упало два полых изнутри вождя. Случилась им температурная усталость металла. Видимо, лето и впрямь оказалось самым жарким. А может, время неспешно домолотило. Реставрировать побрезговали.

Да и памятник святому Тихону перед дверьми в храм – малоинтересный, стандартный такой. А нимб из толстой проволоки кажется похожим на гермошлем. Или на антенну из соревнований по спортивному ориентированию. Поразительно, насколько у нас люди, обладающие кое-какой властью над душами, к этим самым душам относятся снисходительно. «Пипл хавает», – Титомир это двадцать лет назад сугубо о попсе сказал, а ныне такое повсюду. Воткнём статую – пусть народ радуется. И ничего б так, но на фоне синего храма, возведённого в самом деле с любовью, образ получается диким.

Паломники тоже бывают занятны. Выйдут из жукоглазого автобуса «Рязань – Задонск; экскурсия», посмотрят на котят, раздаваемых задаром из прозрачного короба со свечным обогревом, в храме свечку поставят – и вниз, к волшебному дереву. Растёт такой дуб на берегу реки Теши. Она когда-то и вправду была рекой, даже город раньше назывался Тешевском, а ныне – ручеёк ручейком. Наверное, дуб её выпивает. Мощный такой. Бурятских ленточек пока на ветвях не замечено, однако люди вот подходят. Кто-то слегка кору гладит, кто-то обнимает деревягу, долго выдумывая желания (или так: «обнимает деревягу долго, выдумывая желания»). Я тоже тронул поверхность, но просто так, без фанатизма. Тёплая, шершавая, похожая на искусственное дерево.