Трах-тебе-дох. Рассказ первый. Кольцо - Роузи Кукла

— Ну, да! А чьи же. — Произносит тихо Фарида. — Это мои нежные лепестки. Лепестки персика. Понюхайте, как они пахнут?

Что происходило потом, напоминало мне обрушение здания. То, что Фарида делала и чему нас учила, так нас разобрало, что очень скоро мы потные сидели, красные как вареные раки и глубоко дышали. Наши глаза и все наши чувства были в созерцании. Мы видели, как Фарида раздвинув свои лепестки пальцами, завела туда сначала один, потом два, а потом, три пальчика и, потаскав их перед нашими изумленными глазами несколько раз туда и сюда, с силой надавливая, завела их к себе, затянув листочки нежного персика. От изумления мы открыли рты. Мы же ведь знали уже, что там наши пальчики всегда встречали преграду, и мы не могли продвинуть их, она нам мешала. Мы знали, что это девичья преграда должна все время оставаться не тронутой и что если сильно надавить на нее, то становится больно. А тут? Осознание того, что Фарида уже не девочка, обожгло меня, опалило. Но в тот миг, что мы видели, мы даже не думали об этом. Мы поразились. Мы видели только ее пальчики, которые, то погружались, то выходили, наружу подворачивая ее нежные и большие лепесточки. Потом Фарида села перед нами, раздвинув свои тонкие и длинные ноги.

— Так вам лучше? — Тихо произносит она. А нам кажется, что она просто кричит в напряженной тишине.

Не можем ответить. Слова застряли во рту. Только согласно киваем головами.

Фарида опять. Растягивает сильно губки пальцами одной руки, а второй рукой погружает в себя сразу же четыре пальца. Мы так напряжены, что мне кажется, я слышу удары своего сердца. Вместе с тем я уже почувствовала напряжение и неясную боль там, которую всегда ощущала при мастурбации. Рука сама ложится и припадает к лодочке. Краем глаза я вижу, что Верка, тоже своими пальцами там и теребит свою лодочку. Фарида открывает глаза и смотрит, на наши потуги и как мы теребим, с сестрой свои лодочки. А потом она улеглась на спину, согнула в коленях и сильно раздвинула ноги в стороны. Потянула пальцами и раскрыла перед нами цветок благоухающего женского персика. Картину, которую я вижу, потом все время буду видеть перед глазами, и она будет потом еще долго преследовать меня по жизни. Я впервые вижу вульву женщины. Не ту, свою или Веркину, маленькую лодочку, а взрослую, сформированную, филигранно вырезанную природой в прекрасном женском теле.

Я тогда так и не решилась, а Верка рискнула и трогала ее там. А потом я увидела как из-под нежных складочек кожи, сверху, в продолжение ее трубочки, над розовым и блестящим от соков овалом кожи, показалась маленькая, величиной с горошину, ее обнаженная головка похотника. Все! Эта картина вызвала во мне такие бурные страсти, что я повалилась на бок, скрючилась и стала беспорядочно ерзать в своей лодочке пальцами. Когда я пришла в себя, оглянулась. Верка и Фарида в позе коника. Но только как-то не так, как это мы делали раньше, а так, что Веерка лежит на спине, одна нога ее согнута и откинута, а вторую Фарида держит за щиколотку и сильно задрала к груди Верки. Сама Фарида уселась поперек ее ног глубоко, раздвинув ноги. Уселась и трется своей бритой вульвой о верхнюю часть бугорка Веркиной лодочки. Она, что? Повалила ее и так заставила изогнуться? Но, по тому, как Верка стонет и Фарида, легонечко трется, о Веркину лодочку я понимаю, что у них все хорошо и что обоим им так все нравится.

Я зашевелилась.

— Сестричка. — Слышу я Веркин прерывистый шепоток. — Ты только попробуй! Ой! Ой! Как хорошо. Смотри! Смотри, как нам надо было ездить на коника. Ой! Ой!

Я смотрю и вижу, что им так хорошо вдвоем, что им не до меня. От этого мне становится грустно и чувствую, что если я еще посижу, глядя на них, то я стану ревновать ее к этой Фариде. Я поднялась, осторожно вышла за шкаф, присела над ведром, и назло им, громко и с шумом писаю. Потом, я, то присаживаюсь рядом, то стою и смотрю в окно, а они все так же и все на коника. Наконец я начинаю слышать, как Фарида тоже начинает постанывать, а потом, потом я просто пугаюсь. Пугаюсь первого, увиденного в своей жизни, женского оргазма. Мы, слышали об этом, но считали выдумкой. Такого с нами некогда не было. А тут! Фарида, вдруг, как с цепи сорвалась и стала с силой напрыгивать на Верку. Я уже хотела стянуть ее. Мало ли что может случиться? А Верка, она мне сестра, как — никак, хотя изменила мне с этой распутницей. А потом Фарида замычала и задергалась, несколько секунд она все пыталась упереться о Веркину лодочку, но потом завалилась на нее, засыпав все своими распущенными волосами.

Присела около них.

— Вера! Вера! Тебе не плохо? Тебе помочь? — Говорю, обращаясь куда-то в копну распущенных черных волос.

— Не! — Слышу Веркин томный и усталый голосок. — Иди к нам. Я место тебе уступлю, и ты с Фаридой попробуй! Это такое блаженство! Попробуй! Ну, где же ты?

А я уже выскочила из комнаты. Накинула мамкин халат и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.

— Ты, чего? — Спрашивает соседка. — Что не поделили? Опять раздеретесь. А ну, успокойся.

Она так говорит, потому, что я плачу и по щекам моим катятся слезы. От обиды, от первой в моей жизни измены мне. И кого? Ее измены.

— Я сейчас зайду и Верке твоей все скажу! Ишь, вертихвостка! Сестру надумала вытолкать.

Я тут же прекращаю хлюпать и как можно спокойней говорю, что не надо, мы сами разберемся. Так я с этого момента становлюсь для нее не сестрой, а ее сводницей и защитницей. И потом еще не раз стану прикрывать ее встречи с Фаридой, но уже не буду с ними, а закрыв двери на ключ, буду бродить по этажу и что-то выслушивать от таких же, как я маленьких деточек. А Верка? Она с этих встреч меняется. Причем сильно и даже мать стала замечать, что она повзрослела внезапно и резко.

— Верочка наша повзрослела. — Говорит мать. — Совсем стала взрослой. Посмотри на нее. Глазки уже, но другому блестят, плечики расправила, красота! А не так, как ты, все, согнувшись, ходишь. Сутулишься, как старая бабка. Бери с Верочки пример! — Ага! Сейчас!

— Эх! Девочки, девочки! Скоро повзрослеете и женщинами станете. Замуж выйдете и детей нарожаете. А я их буду нянчить. Только вот не знаю? Скоро ли?

Она и не знала. Моя добрая и заботливая мать, что Верка, усилиями Фариды, уже стала женщиной. В этом она мне сама призналась. Говорила, что сама не заметила, как у нее так неосторожно все случилось. Я ее спрашивала, а она мне.

— Да, не больно! Немножко только. А потом! Потом она ко мне….

Но я ее не слушаю. Мне не хочется больше все о ней знать. Я уже свою тонну слез ревности в подушку выплакала. Все! Решила. У нее своя, а у меня своя жизнь. Я не буду с такой, как Фарида встречаться. Я буду с мальчиками.