Белый легион: Террор не пройдет! - Илья Рясной

Это обещание воодушевило девушку, и она начала мять спину клиента с новой энергией.

— Развлекаетесь, — констатировал худосочный, с глазами профессионального мошенника, вечно улыбающийся Рома, зайдя в предбанник.

— Балдеем, — кивнул Гурвич.

— Мы уже потрахались, — незатейливо проинформировала Наташка. — А где Нинка?

— За пивом услал. А у меня чего-то машина барахлит.

— Какая? — хмыкнул Гурвич.

— Та, что на колесах. А ты что подумал? С этим все ништяк.

— Это радует, Рома…

— Полезу под железяку, — вздохнул хозяин фазенды.

— И охота? — удивился Гурвич.

— Завтра не заведется, — Ромка вышел. Дверь со скрипом закрылась. И Гурвич снова расслабился под сильными пальчиками массажистки…

Так бы лежал и лежал… Хорошо… Но хорошо не бывает долго.

Затренькал мобильник. Точнее, вдарил бойко и громко саунд-трек из нашумевшего блокбастера «Звездная дорога». Брать трубку страшно не хотелось. Но абонент был настойчив, если не сказать настырен. Телефон звонил и звонил. Гурвич переборол желание заткнуть его, бросив с размаху на пол, чтобы только осколки в стороны брызнули. Нехотя протянул руку.

— Кто там? — растягивая слова, произнес он.

— Это Санин.

— Здорово, — Гурвич закряхтел, как старый дед, и приподнялся на лавке, по ходу легонько шлепнув Наташку по округлому заду. — Палыч, если бы ты только знал, от чего меня отрываешь…

— Плохи дела, Алешенька.

Санин всех знакомых и своих студентов называл уменьшительными именами, отчего у многих закрадывались подозрения по поводу правильности его сексуальной ориентации.

— Что случилось? — встревожился Гурвич, вдруг поняв, что голос у третьего члена их научной группы доктора математических наук Санина потерянный.

— Белидзе…

— Что Белидзе?

— Он умер.

— В смысле?

— Он умер. Погиб. Покончил жизнь самоубийством. Наглотался снотворных таблеток. Достаточно?

— Так, Палыч. Успокойся и не кипятись… Ерунда какая-то. Как Белидзе мог покончить жизнь самоубийством? Сейчас, когда все на мази?

— У него спроси! — По голосу Санина ощущалось, что в его душе трепетала, как птица в клетке, пытавшаяся вырваться на простор, истерика.

— Так… Успокойся… Успокойся, — как заклинание повторял Гурвич. В предбаннике было жарко. Но в груди возник сквознячок. Холодный такой сквознячок, от которого замерзает сердце. — Я сейчас собираюсь и еду… И мы что-нибудь придумаем.

— Что мы можем придумать?

— Так. Успокойся, — то ли себе, то ли собеседнику сказал Гурвич. Дал отбой. И присел на лавке, замерев и тупо уставившись в дощатую стену, на которой был зачем-то накрепко прибит барометр.

Девушка настороженно погладила его по плечу.

— Ну, котик, чего случилось? Он не ответил.

— Чего киснешь, красавец?… Ох, какой хмурый. Сейчас мы тебя успокоим, — она потерлась голой грудью о его плечо, ее руки поползли вниз.

— Отстань! — заорал Гурвич, резко оттолкнув ее.

— Ты чего, совсем? — обиделась Наташка.

— Извини… У меня… У меня друг умер.

— Как умер?

— Отравился… Или отравили…

— Отравили?! — изумленно уставилась на него девушка.

— Да… Но это начало. Всех нас перебьют… Я как чувствовал…

Он начал одеваться.

— Надо ехать… Надо…

Девушка смотрела на него, как на психа…

— Извини, крошка, — застегнув рубашку, кинул он ей. — Пока.

Он вышел из бани, согнувшись от удара мокрого снега. С утра зарядил этот снег, будь он неладен. И тучи — низкие, давящие. Куда подевалось вчерашнее солнце?

— Во, психический, — покачала головой деваха, глядя на захлопнувшуюся дверь.

— Люблю огонь, — сидящий на корточках молодой плечистый чеченец с наивным дурашливым лицом ткнул кочергой в уютно потрескивающие в камине поленья. — В горах огонь — тепло, хорошо… И редко.

— Почему редко? — спросил Глеб, комфортабельно устроившийся в плетеном кресле с мягкими подушками.

— Огонь — нельзя. Самолет прилетит. Вертолет прилетит. Снайпер ударит… В спальный мешок спишь. Там хорошо. Тепло. Но огонь лучше.

— Долго воевал?

— С тринадцати лет. Отец воевал… Я воевал. А ты?

— Пришлось маленько.

— За кого воевал?

— За всех, — хмыкнул Ратоборец.

— За всех — это правильно. Дураки воюют просто так. Умный воюет за деньги. Нет денег — нет война.

— Хорошо хоть платили? — поинтересовался Глеб.

— За работу. БТР убил — платят много. Солдат убил — платят так себе. Офицер убил — платят нормально. Война. Выгодно.

— Это верно…

— Руслан хорошо тебе платит? — как бы невзначай бросил молодой чеченец.

— Иногда неплохо… Чаще — так себе.

— Руслан жадный… Ты сильный. В тебе воин виден. Сейчас мы с братом отлежимся, тогда поехали с нами Чечня.

— В горах воевать?

— Зачем в горах? Кто сейчас в горах воюет? Дома живешь. Хорошо кушаешь. Днем спишь. Ночью свиней режешь…

— Свиней?

— Которые в военной форме…

— И много заработать можно?

— Как работать будешь, — в голосе молодого чеченца зазвучали зазывные нотки, как в рекламе памперсов. — Ты воин. Мину, фугас класть можешь. Стрелять умеешь. Кроме того, ты русский, в форму тебя оденешь — от солдата не отличишь. Не то что мы… Денег много получишь. Богатый будешь.

— Денег… Каких? Фальшивых?

— Зачем фальшивых? Имам Муртазалиев получил от братьев с Аравии мало-мало много денег.

— Значит, фугасы класть, — усмехнулся Глеб.

— Не просто фугас класть. Фугас мальчишка положит… Специальная операция! — многозначительно произнес молодой чеченец важное слово.

— Почти уговорил…

— Руслан мало-мало платит. Муртазалиев щедрый. И никогда фальшивый доллар не дает. Его за это уважают. Кого хочешь спроси.

— Спрошу…

Чеченец удовлетворенно крякнул, решив, что доброе начало важному делу положено. Заполучить такого бойца — здоровенного, с кошачьей грацией в движениях, выдающую человека серьезной подготовки, это ли не удача! И еще приятно подложить свинью Руслану, которого не любят за жадность, хитрость и пренебрежение обычаями.

— Скоро они там? — Глеб посмотрел на часы.

— Приедут. — Молодой чеченец снова принялся ворошить угли. — Сиди. Чай пей. Разве плохо?

Проникнуть на чеченскую базу в Ногинском районе удалось без труда. Руслану стоило только бросить негромко и властно:

— Это свои.

И металлические ворота отворились. Место для двухэтажного кирпичного дома было выбрано с таким расчетом, чтобы не мозолить людям глаза и в случае опасности иметь путь отступления к раскинувшемуся на многие километры лесу, перемежаемому болотами. В поселке в это время было совсем немного жителей. Дымились трубы в парочке домов, горело несколько окон. В основном домишки были бревенчатые, убогие. На пригорке виднелась полуразрушенная церковь с обломанной, как карандаш, колокольней. Над ней вились вороны.

«Газель» Глеб велел загнать за ворота. Трофейный зеленый «триста восемнадцатый» «БМВ» оставили на раскисшей дороге. Он одним колесом утопал в огромной луже, из которой поднималась вросшая в землю тракторная шина, как спина допотопного чудища из Лохнесского озера.

В доме, как и обещал Руслан, отлеживались, зализывали раны двое чеченских боевиков. Чувствовали они себя здесь вольготно. Видимо, были уверены, что милиция сюда не сунется, поэтому на виду держали два автомата Калашникова.

Гостей боевики встретили сначала с настороженностью. Но после звонка Сельмурзаева, который подтвердил, что гости вполне заслуживают хорошего отношения, горцы расслабились и подобрели. Друзей хозяина надо уважать.

— Телевизор хочешь смотреть? — спросил молодой чеченец у Глеба, к которому проникся теплыми чувствами как к начинающему клевать на щедрые посулы объекту вербовки. — Тарелка от спутника есть. Сто программ берет!

— С комфортом устроились.

— Да… Чечня — электричество мало. Все плохо. Здесь хорошо.

Чеченец загрустил. Но ненадолго. Его посетила показавшаяся ему весьма удачной идея.

— Кассеты есть. Порнуха есть.

— Не стоит, — отмахнулся Глеб.

— Зря. Хорошая порнуха… Такие девушки… Что, думаешь, я не знаю, как с девушками туда-сюда, да! — вдруг воскликнул молодой чеченец горячо. — Помню, одну в зиндан держали. У нее отец богатый такой, да. Крутой такой… Армянин… Или еврей… Из Москвы ее везли… Ах, какая была… Ох, какая кожа… Ох, как я с ней…

— Блондинка?

— Да нет, рыжая такая. Но неважно… Жалко даже ее было.

— Почему жалко?

— Что-то там не получилось. Базар-мазар с ее отцом не пошел…. В общем, пришлось ее стрелять. Я и стрелял… Раз — и все. Перед видеокамерой… Но хорошая была…

— Да. Бывает, — рассудительно произнес Глеб.

— Бизнес, — развел руками чеченец.

Атаман, сидевший на кожаном диванчике в углу, хмуро уставился прямо в затылок молодого чеченца. Если бы боевик поймал этот тяжелый взор, то наверняка сейчас бы не чувствовал себя так комфортно. Так глядят, когда целятся перед контрольным выстрелом.