Всегда начеку - Сергей Смирнов

— Давай, — сказал Ерназар.

Они оседлали коней. Байгали отдал Усманову почти все патроны. Ерназар промчался по улице с громким криком, в суматохе успел ссадить одного басмача и вынесся в пустыню. Банда с проклятьями бросилась в погоню.

«Теперь Байгали тихо уйдет, — подумал Ерназар. — А я отстреляюсь, отсижусь у колодца».

Ночь была светлая. Усманов изредка оборачивался и, бросив поводья, стрелял по силуэтам. В ответ не стреляли.

«Живым хотят взять, шакалы, — догадался Ерназар. — Не получится. Патронов до утра хватит».

Усманов гнал к колодцу, не зная, что один из жузбаши Бабахана сидит там в засаде с десятью саблями и ручным пулеметом и прислушивается к одиноким выстрелам. Он гнал коня, надеясь достичь колодца хоть на полчаса раньше банды, зарыться в песок и спокойно отстреливаться. Он вылетел прямо к засаде, и его коня прострочили из пулемета. Конь круто согнул передние ноги и грохнулся на песок.

Уже сидели на спине Ерназара четверо, прижимая его к песку, уже пнул его ногой жузбаши и деревянно сказал: «Попался, большевичок. Погостишь у нас. Хватит милиции по аулам ездить», — и рассмеялся.

Подъехали остальные. Спешились, окружили Усманова.

— А где другая красная собака? — спросил жузбаши.

— Здесь, — сказал высокий человек с кривыми ногами и бросил мешок на землею.

Высокий развязал мешок, вытащил голову за волосы и кинул к жузбаши.

— Узнаешь? — спросил жузбаши и поднес голову к глазам Ерназара. Лицо было обезображено поперечным сабельным ударом, но Усманов узнал Ермета — красного учителя, работавшего в Сузаке.

— Да, — сказал Усманов. — Узнаю.

А сам подумал: «Ушел Байгали. Не взять им теперь его. Не достичь. Лишь бы до утра не снялась шайка. Лишь бы до утра не отъехали от колодца».

Жузбаши отвел высокого в сторону, и они недолго о чем-то говорили. Потом высокий приказал разжечь костер. Вся шайка расселась у костра и ждала, когда сварится в казане мясо. Только высокий не сел. Он подошел к Ерназару и стал топтать его ногами.

— Ты не сдохнешь от пули, большевичок, — шептал он. — Я до души тебя дотопчу. Неделю топтать буду, а дотопчу. Чтобы узнал ты, что есть душа, красная милицейская собака.

Ерназар терял сознание. Костер то становился огромным, и тогда казалось, что горит все небо и вся земля; то исчезал, превращаясь в кровавый глаз, и вместе с костром исчезал Усманов. Он не чувствовал тогда боли. Все тело становилось каким-то плоским и бесчувственным, как высохшая лепешка.

— Оставь его, — вдруг крикнул жузбаши. — Он нужен Бабахану живой и в памяти. Так приказано.

Высокий пнул Усманова сапогом в лицо и отошел.

— Не торопись, — успокоил его жузбаши. — Бабахан отдаст тебе красного шайтана.

Они сидели у костра, ели горячее мясо, бросая обглоданные кости в ту сторону, где лежал Ерназар. Потом вся шайка пила чай, вспоминая свои набеги: на Чаян, Хумсан, Брич-Муллу, Богустан и другие аулы, в которых Ерназар не был. Они вспоминали, как резали учителей и врачей, рубили сельсоветчиков, угоняли стада и сжигали посевы. И каждый хвастался силой, злостью, ловкостью.

Усманов лежал на холодном песке. Слева догорал костер. Справа белела дорога и чернел колодец. Он все хотел перекатиться на живот, потому что спина очень болела, но не мог.

— Шевелится, собака, — сказал высокий, услышав, как скрипит песок. — Не ушел бы.

— Стереги, — усмехнулся жузбаши. — Твоя собака.

— Завтра я остригу тебя, — сказал высокий громко, подходя к Усманову. — Остригу твое лицо, и оно станет гладким, как казан. Хорошо стричь смирного шайтана.

У костра засмеялись. Высокий для верности связал Ерназара и отошел к догоравшему костру. Бандиты лежали вповалку. Они чувствовали себя в безопасности и даже не выставили караульных.

Усманов думал, что он лежит так вечно, связанный, с разбитым в кровь телом. Было тихо, и он слышал, как шуршал, двигаясь по песку, скорпион.

Перед рассветом Ерназар почувствовал очень далекий топот. Он именно почувствовал топот — всем своим телом, вжавшимся в землю. Топот приближался, и уже видны были фигуры всадников. Усманов увидел своих ребят из милиции: Маматказина, Дубового, Троянова и других. Увидел разгоряченного Байгали, и слезы потекли по окровавленному, похожему на маску, лицу.

5

...Усманов сидел у догоравшего костра и плакал. Нариман спал, завернувшись в халат. Справа белела дорога и чернел старый колодец. Луна медленно уходила с утреннего неба. Открывалась пустыня — радостная и светлая, как всегда.

Было прозрачно и тихо. Уже четко виднелись острые и крутые спины барханов, синели веточки джиды на обочине заброшенной караванной дороги, и дальние рыжие горы казались не очень высокими. Земля, которую они отбили у врага, была видна до самого горизонта.

...Усманов вернулся в Чимкент к вечеру третьего дня. Он доехал до парка и пошел по песчаной дорожке к обелиску. Имена товарищей, убитых в пустыне, были высечены на камне. Ерназар читал имена и фамилии, смотрел на каменные буквы и видел товарищей живыми. Не старились они и не умирали, потому что Ерназар запомнил друзей молодыми.

Красная пятиконечная звезда горела так же ярко, как на обелиске Байгали. Ерназар смотрел на звезду, на детей, которые бегали и кричали среди деревьев, и никак не мог заставить себя пойти домой. Он ясно видел свой письменный стол, конверт с голубым пароходом и размашистую надпись на конверте:

«Адресат умер».

Сергей Комиссаров

ОДИН ПРОТИВ БАНДЫ

В один из хмурых осенних дней старший милиционер Ленков энергичным, твердым шагом подошел к двери с табличкой: «Начальник Пучежского волостного отделения милиции. Юрьевецкий уезд». На Ленкове — заплатанная шинель, на левом боку — шашка, на правом — наган. На ногах — худые, подвязанные бечевкой, армейского образца ботинки. Поправив старенькую буденовку, Ленков открыл дверь. Он был полон решимости добиться согласия начальника на свою просьбу. Небольшую полутемную комнату еле освещала висячая лампа с заклеенным бумажкой стеклом. На стене — портрет Ленина и плакат «Добьем Колчака!». Две лавки стояли у стола, за которым что-то писал начальник милиции Голубев. Ленков протянул листок бумаги. Голубев прочитал и нахмурился.

— Та-ак, — сердито протянул начальник, вскидывая на подчиненного усталые глаза. — Значит, опять на фронт просишься? Сколько раз тебе втолковывал...

— На врангелевский, Петр Степанович, — уточнил Ленков, продолжая стоять по стойке «смирно». — Там сейчас передовая Советской власти.

— А мы где находимся? — Голубев откинулся к спинке стула. — Разве не на передовой? Неужели ты, Николай Павлович, не понимаешь...

Голубев осекся: дверь с шумом распахнулась и в комнату влетел дежурный по отделению.

— То-товарищ начальник, — голос его срывался, — приехал человек. Говорит, что булановцы только что повесили председателя Кондауровского сельского Совета...

— Что-о? — закричал Голубев. — Ленков, бери взвод и галопом!

— Есть! — Ленков рванулся к двери, но тут же обернулся: — Патронов бы подбросить.

— Патронов нет. В бой не вступать. Разведать, куда ушли. Давай!

«Бери взвод! — угрюмо подумал Ленков. — Легко сказать... Был когда-то взвод! А теперь — одно название...»

Полгода назад проводили на фронт группу ребят из отделения. Двух милиционеров потеряли в перестрелке с бандой Буланова. Трое товарищей от постоянного недоедания и недосыпания заболели. Редели ряды милиции, не хватало сил, чтобы отражать нападения банд и грабителей. Тяжелой ценой давалась каждая победа. Дни и ночи проходили в засадах и облавах, в смертельных схватках с врагами молодой Советской власти, в борьбе с кулаками за хлеб.

Голодные, измученные кони не скачут, плетутся шагом, то и дело останавливаются.

Вечерняя темь упала на землю. Миновав ложбину, отряд поднялся на возвышенность. Впереди в низине виднелось село. Там что-то горело.

Подъехав, милиционеры спешились у пожарища. Люди баграми растаскивали горящие бревна, заливали их водой. Тут же на земле валялась пробитая пулями и разрубленная саблей вывеска: «Кондауровский сельский Совет рабоче-крестьянских депутатов».

Окружив прибывших, люди заговорили все разом, перебивая друг друга.

— Приехали искать ветра в поле, — размахивая руками, кричала женщина.

— Председателя повесили...

— Что же это делается, господи...

— Пахать в поле не дают, стреляют, гады...

— Скот уводят, девок насилуют...

Все это Ленков знал и раньше. Банда Буланова состояла из недобитых белогвардейцев, юнкеров, кулацких сынков и отъявленных головорезов. Бандиты грабили, терроризировали крестьян, убивали коммунистов и сельских активистов и внезапно исчезали, оставляя кровавый след.